У обелиска (сборник) - Наталья Болдырева

– А как вы оказались здесь? – спросил Ульрих.

– Что, не стоило? – полюбопытствовал фон Книгге, улыбнувшись. – Карл ведь вам наверняка говорил. У меня чутье на такие дела.

– Какие?

– Скажем так – на неприятности. И да, если вдруг встретите ту гадалку, что обещала вам жену и детей вместо падения с крыши, застрелите ее. Глотните.

Эккехард извлек из внутреннего кармана мундира маленькую серебряную фляжку с баронским гербом, протянул Ульриху. Тот послушно сделал приличный глоток шнапса, и ему действительно стало легче. Они спустились на верхний этаж. Штурмбаннфюрер сразу отдал приказание ожидающим саперам заняться неразорвавшимся снарядом.

– Найдете что-нибудь необычное, сообщите, Ульрих. Я равнодушен к живописи, но все остальное мне интересно.

И ушел в подвал, где основная команда минеров высверливала в толстых несущих стенах полости для закладывания взрывчатки.

Ульрих задумался. Неприязнь к Эккехарду вдруг улетучилась. Да и сам эсэсовец перестал проявлять к унтер-фельдфебелю презрительное отношение.

Марта стояла на высоком берегу, смотрела на Вислу. Синие волны плескались в ее глазах. Платье, ультрамариновое с алым, словно впитавшее предвечерние цвета, волновал летний ветер. Каролина сидела немного в стороне, отвернувшись от реки. Ей открывался вид на замок, но она не глядела на него, опустив голову в задумчивости. В сердце поселилась тянущая боль. Петр принес трагическую весть. Табор Каролины заметили на Центральном вокзале. Но погрузили их не в вагон, а загнали тесно в большой грузовик. Куда увезли, проследить не удалось. По описанию Каролина в командующем погрузкой опознала Эккехарда. Она сидела и корила себя хуже, чем не так давно это сделала Мартуша. Пошла на уступку врагу, думая, что спасает. Но судьба не прощает слабости и трусости. Сквозь слезы она смотрела на линии на ладонях и не понимала, почему ничего не меняется. Может быть, что-то еще можно исправить? И она что-то должна сделать?

– Когда они хотят взорвать замок? – нарушила она тишину.

– Я не знаю точной даты. Но слышала краем уха, что должны управиться за неделю. Саперные работы ведутся уже три дня. Времени остается мало.

– Я должна забрать ключ…

– Ты не сможешь. Надо выманить оттуда Эккехарда.

Каролина промолчала. Она чувствовала себя ужасно виноватой.

– Фройляйн Марта?

Обе обернулись с таким видом, будто с ними заговорило приведение. Узнав Каролину, унтер-фельдфебель нахмурился.

– Значит, это была настоящая цыганка? Вы обманывали меня?

– Цыгане тоже люди, господин Ульрих, – жестко ответила Марта. – Каролина моя названая сестра. Нравится вам это или нет. И я не позволю никому причинить ей зло.

– Но я верил вам. Я…

– Теперь не верите?

Ульрих смешался.

– Вы… вы совсем не рады мне? Или уже не ожидали увидеть? Ваша гадалка действительно может прочесть судьбу?

– Может, господин Ульрих. Но она не хотела вас огорчать.

– Огорчать?! – воскликнул он возмущенно. – Я был на волосок от гибели. Неужели нельзя было предупредить? Или я вам настолько противен?

– От судьбы еще никто не уходил. В предупреждении нет никакого смысла…

– Но я остался жив! Жив, черт вас побери!

– Каким же образом? – холодно спросила Марта.

Ульриха все больше душила обида и ярость. Барон однозначно угадал – эта особа использовала его.

– Два дня назад я поскользнулся на замковой крыше, чуть не упал в колодец, где лежал не разорвавшийся с тридцать девятого года авиаснаряд. Но я успел зацепиться…

– Значит, вы везунчик, господин Ульрих, – презрительно бросила Марта, больше не скрывая своих настоящих чувств.

– Меня вытащил господин Эккехард… Он был чертовски прав насчет вас, панна Марта…

– Как Эккехард?! – Каролина подскочила на месте. – Расскажите, прошу!

Ульрих растерялся. Порыв и тон цыганки пригасили его злость.

– Сказал, что почувствовал неприятности и пошел за мной на крышу. Промедли он секунду, я бы сорвался и упал прямо на снаряд.

– Дайте, пожалуйста, свою руку.

– Да вы в своем уме?!

– Пожалуйста!

Увидев слезы на ее лице, Ульрих окончательно смешался, подал ладонь. Каролина изучила линии. Пораженная и растерянная одновременно, она обернулась к Мартуше.

– Он изменил судьбу. Смерть отодвинута на неопределенный срок…

– Как такое возможно?

– Объясните, что происходит! – Ульриху показалось, что он сходит с ума.

– Расскажи ему, Мартуша, – попросила Каролина.

Полька нахмурилась.

– Нет. Господин Ульрих этого не заслужил. Он теперь считает господина Эккехарда своим другом. Что ж, может быть, вы действительно достойны его дружбы.

– Знаете, что я могу с вами сделать?! – взорвался Ульрих.

– Ничего. Вы слабый. Уходите, пока с вами ничего не сделали.

Унтер-фельдфебель уставился на направленный ему в грудь пистолет. Мартуша держала оружие уверенно в своей небольшой, казалось, такой хрупкой руке. И он попятился, снова ощущая себя безвольным, ни на что не способным ученым, полуслепым слизняком.

Первым его порывом было пойти и рассказать все барону. Но Ульрих решил, что тот снова начнет относиться к искусствоведу с презрением. За три дня, проведенных в замке польских королей, они удивительно сработались. Команда Ульриха осматривала зал за залом, выстукивая в стенах пустоты, разглядывала под лупой подозрительные трещины на стенах, дощечки и узор сохранившегося местами паркета. После них следовали люди штурмбаннфюрера, мрачные и молчаливые. Высверливали в стенах дыры и к вечеру пачкались в штукатурной и кирпичной пыли, как пекари – в муке. Но каждое утро они приходили чистые и опрятные. Фон Книгге они боялись и беспрекословно слушались, как натасканные собаки. В перерывах и при осмотрах залов Ульрих рассказывал Эккехарду, как тут все было в тридцать девятом году. Он помнил и без своей папки все произведения искусства, увезенные отсюда. У каждого из них была история. Ульриху казалось, что штурмбаннфюреру интересно слушать – он был внимателен, задавал вопросы. Но все кончилось на следующий день – первого августа.

6. Падение

Август, 1944 год

Сон не шел. Каролина перевернулась на спину, посмотрела в потолок. В маленькой тесной квартире Петра, где теперь она жила с Мартушей, постоянно пахло сыростью из подвала. Запах сырости смешивался с мучным, порождая новый – затхлый, заплесневелый. Каролине почему-то казалось, что так должно пахнуть в старых темницах. Но, кроме запаха, ее мучили мысли. Она подавляла их, пыталась выкинуть из головы. Но они вновь и вновь навязчиво возвращались, без конца прокручиваясь, как старая, исцарапанная пластинка в патефоне. Пока не извели ее вконец. Мартуша и Петр три часа как были в штабе ополчения, и никто не мог помешать ей. Выскользнув из постели, цыганка быстро оделась и вышла на улицу. Летняя ночь в приглушенном свете фонарей пахла прохладой и свежестью Вислы. Скользя вдоль стен, в их спасительной тени, цыганка добралась до ресторана Мартуши. Осторожно заглянула в окна кухни. Поваров и прочую прислугу действительно освободили, как сообщил накануне Петр, и они продолжили работать, но теперь уже под управлением человека Карла и конвоем из двух солдат. Каролина поняла, что не ошиблась, придя сюда, – немцы, привыкшие к хорошей еде, по-прежнему продолжали обедать и ужинать в ресторане. Эккехард вышел одним из последних. Попрощался с Ульрихом и направился к себе. Каролина серой тенью последовала за ним. Он прошел по Пивной улице, свернул налево на улицу Широкий Дунай. На ней он вдруг пропал в темноте метрах в двадцати от цыганки. Каролина остановилась. Она не знала, что делать – следовать дальше за ним или попробовать выследить в следующий раз.

– Ты тоже соскучилась по мне, Каролина? – спросил Экке прямо за ее спиной.

Развернул к себе резким движением и потащил в подъезд, около которого она остановилась. Провел за мгновенье по неосвещенной лестнице, толкнул в темноту. За их спинами хлопнула дверь.

– Роттер, Шварцер, у нас гостья! – сказал Эккехард.

По всей комнате стали зажигаться огоньки. Два темных лохматых комка скакали между свечами, расставленными по всей комнате, зажигали фитили. Кисточки их хвостов были объяты красноватым пламенем.

– Ты! – Один из них застыл на каминной полке и ткнул в Каролину крошечным когтистым пальцем. – Ты меня чуть в нокаут не отправила!

– Роттер, не рассказывай сказок. – Эсэсовец опустился на софу, откинулся на спинку, ослабил и снял галстук, расстегнул пару верхних пуговиц на рубашке. – Лучше налей ей чего-нибудь, чтобы трястись перестала. И мне заодно.

Черт что-то недовольно забурчал под нос, но под взглядом Эккехарда мигом притащил два стакана, которые размером были едва ли не больше его самого. Один он протянул Каролине, другой, сиганув с каминной полки на софу, передал Эккехарду. Цыганка сделал осторожный глоток, закашлялась от шнапса. Эсэсовец выпил свой как воду, но легче ему, похоже, не стало.