Из Зайсана через Хами в Тибет и на верховья Желтой реки - Николай Пржевальский

Противоположно ноябрю погода в декабре часто стояла облачная; ясных дней считалось 14, да и из них 6 дней были ясны лишь наполовину[440]. Снег падал 7 раз, но всегда в ничтожном количестве. Вообще в течение всего декабря почва Северного Тибета была свободна от зимнего покрова. Даже тот снег, который выпал здесь в начале октября и еще месяц спустя сплошь укрывал северные склоны гор вверх от 15 000 футов, почти совсем исчез в декабре. Уничтожился он, как было сказано, от наносной пыли и действия на нее солнечных лучей; частью же и прямо испарился в здешнем сухом воздухе.

Переход до хребта Марко Поло. Встретив новый 1880 год в северной окраине хребта Думбуре и переночевав на другой день на верховье р. Хапчик-улан-мурени, вода которой, как и в Думбуре-голе, соленая[441], мы пошли далее, но, отойдя только шесть верст от бивуака, вновь остановились. Причиной этому было то обстоятельство, что мне удалось с помощью наших собак убить двух отличных яков, одного старого, другого молодого. Оба зверя упали в расстоянии не более двухсот шагов друг от друга, а так как местность здесь изобиловала водой и кормом, то мы тотчас же остановились с целью исключительно заняться препарировкой убитых животных. На эту операцию потребовался целый день, который, по счастью, был тихий и довольно теплый.

Назавтра обе тяжелые, ночью замерзшие, шкуры прибавили немало клади нашим бедным, почти вконец истомленным верблюдам. Тем не менее мы сделали переход в 25 верст и добрались до южной окраины гор Куку-шили, а на следующий день перевалили через этот хребет. Перевал здесь имеет 15 200 футов абсолютной высоты, весьма полог и удобен для движения каравана.

На бивуаке в северной окраине того же хребта Куку-шили мы в последний раз отлично поохотились на яков. Хуланов и антилоп здесь также водилось множество, и, как обыкновенно в Северном Тибете, все эти звери почти не боялись человека. Возле самого нашего стойбища паслись табуном хуланы, а дикие яки лежали или бродили по окрестным горам, не обращая на нас никакого внимания.

От гор Куку-шили нынешний наш путь много уклонился от старого. Теперь мы пошли к северо-северо-востоку, поперек громадной равнины раскинувшейся до хребта Марко Поло. Это та самая равнина, по которой протекает р. Напчитай-улан-мурень и которую, идя вперед, мы диагонально пересекли в более восточной ее части. Только здесь, где теперь мы шли, описываемая равнина оказалась еще бесплодней и гораздо бедней водой. Река Напчитай в это время была покрыта толстым льдом, большей частью занесенным песком.

Описание этих гор. Обширный горный хребет, который встал теперь впереди нас, назван мной, как уже было сказано в девятой главе, именем знаменитого венецианского путешественника Марко Поло, исходившего Азию в конце xiii века. Этот хребет возникает невысокими горами на левом берегу среднего течения р. Шуги и тянется отсюда на запад, составляя внутреннюю ограду Северно-Тибетского плато к стороне более низкой цайдамской котловины. Таким образом, хребет Марко Поло принадлежит к системе собственно Куэн-люня; но как далеко идет на запад, достоверно узнать мы не могли(120).

Наиболее высокая, вечноснеговая часть описываемых гор лежит в их восточной половине между перевалами Чюм-чюм и Ангыр-дакчин. Близ последнего поднимается и высшая вершина всего хребта — гора Бал-дын-дорджи, или по-тибетски Ачюн-гончик[442], достигающая, быть может, 18 или 19 тысяч футов абсолютной высоты. Почти такая же вершина — Субэ стоит возле перевала Чюм-чюм. Этот перевал поднят над уровнем моря на 16 300 футов; перевал же Ангыр-дакчин лежит на 400 футов ниже. Отсюда, далее к западу, хребет Марко Поло нигде не представляет сплошной, вечноснеговой массы. Нам виднелись там только три вечноснеговые группы тех же гор: Шара-гуи, быть может, наиболее высокая после Балдын-дорджи, Умыкэ — в средине и, наконец, Харза — самая западная. По показанию нашего проводника хребет Марко Поло продолжается от последней группы еще далеко к западу, но не достигает там снеговой линии. Расспросами также дознано нами, что с северного склона снеговой группы Умыкэ вытекает р. Найджин-гол, о которой будет говориться далее. Верстах же в 40 северней группы Харза, в окрайних к Цайдаму горах, лежит озеро Хыйтун-нор, имеющее около сотни верст в окружности. Из него вытекает р. Уту-мурень, которая, подобно Найджин-голу, направляется на север в Цайдам в урочище Махай[443], где и теряется в солончаках. При выходе Уту-мурени из окрайних тибетских гор на ней залегает обильное водой и пастбищами цайдамское урочище Гаджир.

Подобно другим северотибетским горам, хребет Марко Поло почти не имеет скал, в особенности в верхнем своем поясе. Здесь везде только обширные россыпи, состоящие на северном склоне пройденных нами перевалов из сланцев: глинистого, кремнистого, кварцитового и талькового.

В общем хребет Марко Поло в своей вечноснеговой части крайне бесплоден, как на северном, так и южном склонах. Такое бесплодие характеризует, сколько кажется, и более западное продолжение описываемых гор, которые здесь, так же как и в вечноснеговых группах, стоят довольно крутой стеной в стороне Тибетского плато. Судя на глаз, по положению ледников северного склона и по высоте перевалов через хребет Марко Поло, снеговая линия должна проходить здесь на высоте немного более 16 500 футов.

Снежный буран. Те холмы, которые образуют предгорья выше описанного хребта от равнины Напчитай-улан-мурени к перевалу Ангыр-дакчин, совершенно бесплодны. Нам пришлось ночевать в подобной местности. Мало того, ночью поднялся сильнейший снежный буран с запада при морозе в 23°. Итти в путь нечего было и думать; между тем ни лошадям, ни верблюдам корма не имелось; бедные животные томились голодом и дрожали от холода. Несладко было и всем нам. Наша юрта и казачья палатка были занесены ночью снегом и песком; ветер пронизывал даже войлоки. Утром, когда по обыкновенью заводились хронометры, их едва можно было держать в руках, до того они охладились ночью, несмотря на то, что лежали у меня под изголовьем и были завернуты в лисий мех. Аргалу для топлива отыскать было невозможно, запасного же имелось немного, да притом и зажечь его весьма было трудно в подобную погоду. Словом, Тибет на прощанье как будто хотел угостить нас еще раз всеми своими прелестями.

К полдню ветер стих и немного потеплело. Мы тотчас завьючили верблюдов; но лишь только двинулись с места, как снова заиграл снежный буран, не перестававший до ночи. Мы прошли, чуть не ощупью, 16 верст, перевалили весьма пологим подъемом и довольно сносным спуском через хребет Марко Поло и остановились ночевать при выходе из него, в совершенно бесплодном ущелье.

Выносливость туземных лошадей. Таким образом наши животные уже другие сутки не имели корма. Положим, для верблюдов это дело привычное, но для лошадей не совсем. Тем из этих лошадей, которые ели мясо, мы дали по куску говядины; затем свели на ночь всех четырнадцать наших коней в кучу и высыпали им мешок пуда в два хуланьего помета, собранного дорогой. Голодные лошади с радостью бросились на такую пищу и живо подобрали весь помет. Тем должны были и удовольствоваться на всю долгую морозную ночь; назавтра же опять итти под верхом целый переход.

Но и баснословно же выносливы степные лошади вообще, а тибетские в особенности! Целые тысячи верст они выхаживали с нами, обыкновенно на самом скудном подножном корме, не только летом, но даже зимой; пили всякую воду; случалось, выносили продолжительную жажду и все-таки оказывались бодрыми, иногда даже не похудевшими заметно. Так, например, одна из подобных лошадей сходила взад и вперед из Куль-джи на Лоб-нор; затем, после двух месяцев отдыха, прошла от той же Кульджи по Чжунгарии до г. Гучена и обратно в Зайсан — словом, сделала под верхом четыре тысячи верст, притом большей частью по пустыням, и почти не устала. Моя верховая лошадь — подарок Якуб-бека кашгарского, свезла меня из г. Курли в Кульджу, отсюда до Гучена и в Зайсан; затем целый год ездила здесь под верхом казака; потом снова подо мной прошла из Зайсана в Тибет до места нашего отскда возврата, т. е. до ключа Ниер-чунгу; обратно перетащила меня через Северно-Тибетское плато и лишь перед выходом в Цайдам устала и была отдана монголам на р. Найджин-голе.

Притом нужно заметить, что в короткие зимние дни верховые лошади экспедиции, за исключением дневок, не имеют достаточно времени пощипать даже тот скудный корм, который встречается; так как после перехода, занимающего всегда большую часть дня, кони пускаются на покормку лишь перед вечером часа на два-три, а ночью привязываются на длинные арканы; зерновой же хлеб получают лишь изредка, да и то обыкновенно в самом ограниченном количестве[444]. Правда, много лошадей и пропадает в экспедиции, но все-таки каждая из них выносит, более или менее продолжительно, такие трудности, какие и не снились европейским коням.