Гребень Дяди Нэнси - Саша Фишер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Блин, у меня ведь куча дел еще была запланирована…
— Тебя правда только это волнует? — Прохор нервно засмеялся. — Да, кстати, я узнал, кто такой твой Рино Спайдер. И даже поболтал с врачом из психушки, где он лежит. Письмо о нем тебе тоже переслал.
Прохор продолжал говорить, перемешивая историю про колдунью с котлом и разговор с психиатром, похожим на слесаря, а у меня в голове стучала одна мысль. Я ПРОСПАЛ СУТКИ?! Дальше подумать мне было страшно, так что повторял ее в голове на разные лады и такты. Но было понятно, что меня не сам факт столь долгого сна удивил, сколько то, ПОЧЕМУ я проспал сутки. Какая-то игровая магия чуть не убила меня в реальности, надо же…
— Жесть какая, — я медленно пошел к лестнице вниз.
— Осторожнее, она там… не очень, может рухнуть в любой момент, — Прохор посмотрел вниз. — можно веревку с твоего кокона для страховки использовать.
— Не хочу больше прикасаться к этой дряни, лучше уж просто спрыгнуть, — я осторожно, пробуя ногой каждую из сохранившихся ступенек, сполз вниз. Прохор таким же макаром стал спускаться следом. Но где-то на середине пути раздался треск, и вся конструкция вместе с Прохором обрушилась на первый этаж.
— Прохор? — я оттащил в сторону трухлявую балку с обломком резных перил. — Ты живой?
— Барон Суббота надо мной бы долго ржал, если бы я сейчас умер, — Прохор засмеялся из-под кучи обломков. Я оттащил еще пару деревяшек и подал ему руку. Он схватился за мою ладонь и зашипел от боли.
— Что-то сломал все-таки?
— Да нет, — Прохор встал и начал отряхиваться. Левой рукой, правую он прижимал к груди и баюкал. — Это такая… Гм… Печать. Право собственности на этот дом.
Раскрыл ладонь и показал мне. Выглядело жутенько. Выжженные на ладони линии складывались в узор, похожий на цветок. Края их кое-где обуглились. Подсохшая корочка ожога потрескалась, и сквозь эти трещины выступали капельки сукровицы.
— Бррр, — меня передернуло. — И что теперь с этим надо делать?
— Добрейшей ночи, мальчики! — раздался от камина глумливый высокий голос. — А вы, я смотрю, молодцы! Даже не ожидал!
В кресле-качалке, том самом, где раньше сидела Кружевница, покачивался Дядя Нэнси. В том же самом домохозяечном платье в горошек. Прохор молча смотрел на нашего квестодателя. Я тоже. Понятия не имел, что сказать, если честно.
— А ничего говорить и не надо, мсье Остап! — дядя Нэнси вскочил, кресло под ним жалобно скрипнуло и развалилось. — Мсье Прохор, вы готовы передать мне право собственности на этот дом?
— А если я откажусь? — Прохор прикрыл левой ладонью печать на руке.
— Боюсь, тогда нам с вами придется познакомиться в реальности, потому что мы будем лежать в соседних палатах, — Нэнси улыбнулся, продемонстрировав два ряда белоснежных зубов. — Вы же понимаете, о чем я, правда?
— Да уж, намек — прозрачнее некуда, — Прохор хмыкнул. — И что мне нужно делать?
— Ничего особенного! Просто повторять за мной! — дядя Нэнси подскочил к Прохору и приобнял его за плечи. — Я, Прохор Громов, призываю в этот дом лоа Кваку Ананси и объявляю это место его священным владением с настоящего момента и до скончания веков!
— Звучит довольно пафосно для дяди Нэнси, — Прохор задумчиво посмотрел на печать. — Ну ладно, ладно… Я, Прохор Громов, призываю в этот дом лоа Кваку Ананси и объявляю это место его священным владением с настоящего момента и до скончания веков!
— Отлично, отлично! — дядя Нэнси нервно взмахнул тощими руками. — Теперь протяни мне руку. Правую, разумеется!
Прохор подчинился. Дядя Нэнси схватил его ладонь и сжал.
— А теперь ты! — Нэнси посмотрел на меня. Глаза его изменились. Теперь в них не было радужки и зрачка, они были полностью черными. — Повторяй за мной. Я, Остап Ридигер, призываю в этот дом лоа Кваку Ананси… Пусть служит это убежище ему долго, на веки веков!
— Я, Остап Ридигер, — повторяя за дядей Нэнси я немного чувствовал себя идиотом. Ритуал посреди раздолбанной гостиной старого дома, в костюме ковбоя-стриптизера, торжественно накладывающий руку на тощие пальцы негра-транссвестита… Отлично, вообще! Это именно тот венец карьеры, о котором я всегда мечтал. Меж тем, я сумел выговорить речь до конца и не заржать.
Когда я коснулся рук Прохора и дяди Нэнси, что-то случилось. Как будто ударил гром, но без звука — заложило уши, задрожали стекла. Заброшеная гостиная начала стремительно меняться. По стенам заплясали причудливые тени, непонятно откуда раздался бой барабанов. Дядя Нэнси вырвал ладонь из нашего тройного рукопожатия и раскинул руки в стороны. Больше не было гостиной, облезших обоев, обломков лестницы и старого камина, забитого мусором. Мы стояли в центр освещенного факелами круга посреди леса. На земле вспыхивал всеми оттенками красного узор-веве, напоминающий паука с толстым брюшком, треугольной головой и тонкими лапками. В темноте вокруг призрачные пятки невидимых танцоров выбивали диковатый ритм, в такт которому пританцовывал и наш дядя Нэнси… Вот только он уже не выглядел как потешный транссвестит «для бедных». Грязно-розовое платье сменилось на блестящий костюм в фиолетово-зеленую клетку, а идиотский чепец — на щегольскую шляпу-канотье. На босых ногах появились лаковые штиблеты, а на шее — галстук-бабочка. Теперь он выглядел как родственник Папы Легбы или Барона Субботы — такой же длинный, тощий и в костюме на голое тело.
— Я вернулся на Рю-де-Бурбон! — прокричал дядя Нэнси, ну, то есть, конечно же, лоа Кваку Ананси. А его паучья тень тоже размахивала руками в такт ритму общего танца.
Все стихло внезапно. Мы снова оказались в гостиной дома, только теперь здесь не было мусора, в камине весело горел огонь, лестница наверх сама собой починилась, а на круглом столе рядом с окном стояла батарея разномастных бутылок. Ананси, приплясывая, свернул крышку и с видимым наслаждением сделал несколько больших глотков.
— Вы не представляете, парни, как это прекрасно — снова быть живым!
— И мы ужасно за тебя рады, — Прохор криво ухмыльнулся и посмотрел на свою правую руку. Печати на ней больше не было.
— Они решили, что я слишком непредсказуемый для их Рю-де-Бурбон! Царства правил, порядка и белых людей! Но больше им не удастся поймать меня врасплох! Представляете, они решили, что смогут избавиться от меня, если просто сунут в смертную оболочку! Они думали, что я смирюсь, сломаюсь и позволю им творить, что они
