Молох (сборник) - Станислав Лем

3

Однако здесь проблемы бизнеса меня занимают мало. Мне кажется важным нечто абсолютно иное, а именно то, что для выхода за пределы кажущейся сверхвычислимости можно использовать ГЕНЕТИЧЕСКИЕ АЛГОРИТМЫ. Поскольку я стараюсь говорить проще, это как бы «смешанные алгоритмы» или «не строго математические», ибо, как правило, они не служат для нахождения стопроцентно лучшей методики решения заданной проблемы, а за приемлемое время позволяют найти такое решение, которое содержит, например, 95 или даже чуть больше процентов искомого идеального оптимума. Как же это происходит? В работу включается известное правило «survival of the fittest» дарвиновской эволюции. Не используется ни «грубая» вычислительная мощность, поскольку она быстро подводит, ни «чистая» концепция слепых мутаций, ибо и они являются эволюционной разновидностью «brute force». Используется модельная область, которая представляет собой математический пейзаж, разделенный на мелкие и глубокие долины. Некоторое количество таких «долин», которое, без сомнения, к нахождению долины-оптимума НЕ приведет, подвергается «табуизации», то есть просто удалению из области поисков, другие же долины, глубина которых приближается почти что к оптимальному решению, как величины изменяемые и случайные подвергаются «мутациям». Пейзаж начинает разрушаться, пока мы «не попадем» в такую долину, которая представляет практически достаточное (своей глубиной) решение задачи. Среди математиков нет полного согласия с тем, представляют ли такие «смешанные алгоритмы», использующие правило мутации по эволюции Дарвина, какую-то panaceum для решения всех трудных задач, но мне это не важно, поскольку желаю, уже только на собственный риск, «отправиться» абсолютно в иную, отдаленную, особенно от бизнеса, сторону.

4

Имеется огромное количество разнообразных бактерийных видов, и оказывается, что уже практически почти все они обладают иммунитетом к относительно огромной гамме антибиотиков, которые несколько десятилетий тому назад теоретически представляли panaceum против огромного числа инфекционных заболеваний. Этот вопрос в критической точке не был в целом разрешен в том смысле, что мы не знаем, каким образом бактерии начинают через какое-то время вырабатывать, например, пенциллиназу, то есть энзим, разлагающий пенициллин, который в результате этого становится полностью безвредным и беспомощным в защитных прививках. При этом время, необходимое для того чтобы бактерии приобрели сопротивляемость, составляет от нескольких до десятков лет использования антибиотиков, а если терапевты вводят синтезированные фармакологами новые антибиотики, то через несколько лет, а самое большее — через несколько десятков лет вновь возникает только временно подавленная сопротивляемость. Как же бактерии могут это делать? Здесь для начала я снова процитирую математиков. При помощи генетических алгоритмов с методикой мутаций Дэвиду Апплгейту из лабораторий Белла удалось решить задачу путешествующего коммивояжера на дорогах между 7397 городами. Эта работа продолжалась 3,5 года, в то время когда обычной методикой, которую использовал и Бремерманн, потребовалось бы проанализировать 1025407 дорог, и это продолжалось бы дольше, чем составляет возраст Вселенной…

Как я считаю, бактерии действительно неминуемо подвергаются мутациям, но эти мутации абсолютно не случайные и слепые, так как иначе не несколько, а миллионы лет оказались бы им необходимы для создания высокоспецифических биохимических соединений, которые способны к обезвреживанию смертоносного свойства антибиотиков. Мы понемногу начинаем понимать, почему после своего возникновения (начала, однако, мы по-прежнему не знаем) жизнь на Земле в течение более двух миллиардов лет ограничивалась производством биллионов бактерий, и не дано было им «подняться» на уровень многоклеточных организмов. Вероятно, генные аппараты, служащие репликациям бактерийных генов, были «тренированы» в течение этих, несомненно, долгих для нас эонов времени, пока сегодня они не приобрели в свое распоряжение значительную «вычислительную мощность», которая насмехается себе над якобы непреодолимой «transcomputability». При этом, разумеется, речь не идет о задачах просто математического типа, о нахождении «алгоритма адаптационной универсальности» жизни, а речь идет о таком обобщении жизненных комбинаторно-трансмутационных умений, чтобы Жизнь не удалось бы окончательно одолеть в катастрофах, которыми должны были стать для бактерийного мира смертельные вторжения антибиотиков. Алгоритмическая стоимость, или, точнее, биологическая, таких состязаний мира микроорганизмов с миром фармакопеи должна быть значительной, так как за относительно очень короткое время «вычислительная мощность» как способность биологического преодоления смертельных трудностей побеждает любое подобное препятствие. Надо заметить, что именно в таком контексте я поместил в книге «Голем XIV» слова о том, что наибольшей адаптационной универсальностью в противостоянии гибели прежде всего обладают ПРОСТЕЙШИЕ ОРГАНИЗМЫ (в той книге это было выражено словами, что «созидатель совершеннее созидаемого». Я имел в виду то, что если бы какая-то общемировая катастрофа полностью уничтожила жизнь на Земле — животный мир наравне с растительным, — в живых остались бы только бактерии, и от них началась бы — после эонов времени — следующая фаза эволюции, такая, которая совсем не обязательно привела бы к древу Линнея «нашей» эволюции).

5

Одним словом, не зря трудилась жизнь в виде огромной когорты протокариот в течение биллионов лет, так как благодаря этой настойчивости (если вообще стоит нам использовать антропоморфические определения для этой борьбы) и благодаря полученным преимуществам в «survival of the fittest» могли появиться позднее на Земле многоклеточные организмы. Правда, эти многоклеточные системы в многочисленных видах теряли универсальное умение, присущее бактерийной «вычислительной мощности», из-за чего они также стали жертвами большого числа различных катастроф геологического и планетарного, а следовательно, космического происхождения, прежде чем на арене жизни появился человек со своими бактерицидными медикаментами, но предшествующие «тренинги» и «подготовка» позволяют бактериям эту новейшую контратаку успешно отражать. Скрытые механизмы жизни в пределах, распознаваемых биохимическими методами, нам все еще неизвестны, особенно в деталях, а также там, где кроется как бы «подбактерийная» жизнь, — я имею в виду мир вирусов. Еще очень многое предстоит нам открыть, а я, как считаю, едва наметил даже не путь, а его начало, которое сумеет нас привести к более глубокому пониманию жизни в ее элементарных и вместе с тем важнейших свойствах.

6

Приближаясь к концу этих заметок, я хотел бы высказать следующую мысль. Дело, по моему мнению, обстоит так, что «вычислительная мощность» обязана появлению «мутационно работающих генетических алгоритмов» — именно это УЖЕ является основой жизни и существования бактерийного мира. Бактерии алгоритмами, безусловно, не занимаются… Дело только в том, что обращение к предельной производительности некоторого множества конечных автоматов, даже не обязательно итеративно работающих (как машина Тьюринга), равное обращению к уже, без сомнения, открытым свойствам физических постоянных (как скорость света, как постоянная Планка, как второй закон термодинамики, говорящий об энтропии), не приравнивается к возникновению непробиваемых стен на пути человеческого познания. Мы начинаем понимать именно то, что с истинно ослиным упрямством я повторял в течение десятков лет — что к Природе Жизни мы должны идти через науку и что там, в ее глубинах, прячутся такие загадки, которые содержат в себе также и решения дилемм, кажущихся нам вовеки неразрешимыми и не распутываемыми. На этом пути был сделан только первый небольшой шаг, и поскольку Большой Бизнес намного больше заинтересован в сбережениях, в прибылях, в инвестиционных эволюциях капитала, то не по пути биологических исследований, а на пути математического преодоления преград, с которыми Большой Бизнес борется, как-то стороной, как-то украдкой и случайно мы получаем известия, которые еще совсем недавно, как я об этом писал уже в начале, казались никогда не достижимой фантазией. Говоря же еще неопределенней и еще более дерзко, следует сказать, что все те, кто предвещает нам скорый предел процесса Познания, так как якобы УЖЕ «почти все познаваемое» было людьми охвачено, страшно ошибаются. Это путь не только далекий и открытый перед нами, но, как я думаю, не имеющий своего предела для достижения. Кто хочет, пусть в такой перспективе увидит ничтожность наших гносеологических усилий, я же вижу скорее надежду на будущее… хотя, правда, все то, что одни люди смогут получить, другие быстро обращают на погибель собственного вида.