Весь Роберт Шекли в двух томах. Том 1. Рассказы и повести - Роберт Шекли

впечатления от этого ошеломляющего открытия. Краем глаза я заметил, как Дятел отступил, и это слегка насторожило. Схватившись за лучевой пистолет, я обернулся. Со всех сторон на меня надвигались отделившиеся от стен тени. В полумраке пещеры сверкнули острозубые пасти, я отчаянно попытался снять пистолет с предохранителя, но было слишком поздно. Что-то тяжёлое ударило мне в висок, я понял, что падаю, но потерял сознание ещё до того, как ударился о землю.

Когда я очнулся, первым моим чувством было удивление. Неужели я всё ещё жив? Но как только я вспомнил, что халиане берут пленных исключительно для того, чтобы пополнить запасы свежего мяса, благодарность судьбе уступила место менее приятным эмоциям. Хорьки — исключительно плотоядные твари, и, по слухам, их пристрастия в пище напоминают вкусы земных леопардов и гиен. В ранние периоды своей истории, до тех пор пока у них не развилось сознание расовой идентичности, они были каннибалами. Теперь же халиане, как и мы, люди, предпочитают пожирать плоть других биологических видов и любят свежее, ещё с кровью, мясо только что убитых экземпляров, в котором содержится придающая силу мана. Но у этого пристрастия к свежему мясу есть и конкурент, ведь ещё с первобытных времён у халиан осталась любовь к мясу с душком. Они высоко оценили бы старый земной рецепт тушёного зайца, согласно которому тушку держат в горшке до тех пор, пока она не начинает разваливаться от одного прикосновения. В данном случае гнилость и нежность являются синонимами. Я от души понадеялся, что мне не уготована подобная судьба.

Сейчас я сидел на земле в помещении наподобие пещеры, лодыжки были связаны, другой конец верёвки обвивал железную скобу на стене. Осмотрев узел, я убедился, что его нетрудно развязать, но вовремя вспомнил, что халиане обожают наблюдать за попытками их живого запаса продовольствия освободиться. По нашим сведениям, такие попытки неизменно пресекаются и несчастная жертва отдаётся для игр халианам-щенкам, а потом, полумёртвая от ран, вновь привязывается, дабы дождаться-таки участи закуски.

Таким образом, я сидел на земле и оплакивал свою несчастную судьбу. Спустя некоторое время проведать меня пришли три халианских воина. Все они были невысоки и одеты в короткие разноцветные одежды, наподобие шотландских юбок. Позднее я узнал, что цвета определяли принадлежность к какому-либо воинскому подразделению. Узкую грудь каждого перекрещивала портупея, на которой болталось великое множество самого разнообразного оружия — мечи и кинжалы, различные ножи и плети, аркан и несколько видов огнестрельного оружия. Они затараторили на своём лающем языке, потом, убедившись, что я не понимаю, завыли хором. Это продолжалось, пока не прибежал Дятел в качестве переводчика.

— Они требуют, чтобы ты встал. Верёвку развяжут. Ты должен пойти с ними. Тебе лучше делать, что говорят. Их ещё не кормили, и любой жест непослушания может спровоцировать голодную ярость. Это не слишком приятное зрелище, особенно если объектом их аппетита являешься ты сам.

— Скажи, что они могут не бояться, — с горечью ответил я. — Отаи, всем этим я обязан тебе? Надеюсь, отпираться не будешь?

— Да. Но не думай обо мне плохо. Я ведь дал обет гильдии, а подчиняться ему — самый святой долг для каждого нидийца.

— Не понимаю, о чём ты, — буркнул я.

Но прежде чем Отаи смог сказать ещё что-нибудь, халианские воины развязали меня и, дружно взлаивая, потащили на верёвке, которую накинули мне на шею.

Охранники волокли меня извилистыми подземными коридорами, всё время обмениваясь лаем и воем, без сомнения обсуждая, как лучше употребить добычу в пищу. Когда я очутился в большой, вырубленной в скале комнате, один из них, немного говоривший по-английски, передней лапой указал на стул.

— Сидеть! — сказал он. — Не двигаться! Тостиг, он приходить.

Я сел. Охрана ушла. Оглядевшись вокруг, я не обнаружил ничего, что можно было бы использовать как оружие. Да и момент для попытки что-либо предпринять был не слишком удачный. Я от души надеялся, что в будущем мне подвернётся возможность получше. Если, конечно, у меня есть будущее. Оставалось только сидеть и ждать этого Тостига. Он, без сомнения, желает узнать, каков я на вкус и подхожу ли для праздничного ужина.

Спустя некоторое время в комнату вошёл халианский воин.

— Здравствуйте, меня зовут Тостиг, — произнёс он на хорошем, почти без акцента, английском языке.

Тостиг был выше ростом, чем другие. На его юбке имелась пурпурная кайма, а портупея была отделана серебром. Он помахивал офицерской тростью, а уверенное поведение выдавало в нём лидера.

— Капитан Иуда бен-Иуда, — представился я.

— Весьма рад.

Тостиг снял ножны с мечом и швырнул в угол, сорвал боевые рукавицы, отправил их вслед за оружием и беззаботно опустился на кушетку. Потом зевнул, потянулся, скинул обувь и выпустил когти.

— Знаете, — сказал он, — чертовски трудно сшить башмаки, которые хорошо сидели бы на халианской лапе. Когти дают о себе знать.

Ответить на это мне было нечем, поэтому я промолчал. Но Тостиг меня заинтересовал. Трудно понять чуждую психологию. Больше всего это существо, конечно же, напоминало гигантского хорька. Но при этом было такое впечатление, что передо мной профессиональный военный средних способностей, вежливый, с ровным характером и юмористическим, быть может даже ироническим, складом ума.

— Что ж, капитан, — сказал он, — ваши сегодня задали нам жару. Перехватили одну из наших групп, возвращавшуюся из города после набега. Несчастные придурки сбились в кучу и горланили одну из своих боевых песен. Их всех перебили. Сколько раз я говорил: надо рассредотачиваться, если не исключено, что неприятель поблизости. Это уменьшает вероятность поражения лучевым оружием или реактивным снарядом. По-моему, понять не так уж трудно. Но разве они послушают? «Это не по-халиански, — отвечают они мне. — Снижает боевой дух. Нас вполне устраивает старый добрый халианский боевой обычай — все в одной куче, сплошные зубы и когти». С чёртовыми идиотами невозможно спорить. И вот потеряли семерых. Недурной счёт в вашу пользу.

Судя по поведению и тону голоса, у Тостига не было по отношению ко мне злых намерений. С таким же выражением он