Лучшая половина мафии (Крестная мать) - Линда Ла Плант

Константино пожал плечами. Он не высказал своих соображений вслух, однако не хуже Фредерико видел, какие принимаются предосторожности. Они не смогли продолжить обсуждение этой темы, потому что появился их отец. К немалому удивлению сыновей, дон Роберто был в ковровых шлепанцах.

— Альфредо откопал свой старый мотоцикл, и представляете, мотор заводится! Мотоциклом не пользовались лет десять, он местами поржавел, но Альфредо привел его в порядок. — Дон Роберто произнес это с таким изумлением, что Константино рассмеялся.

— Папа, разве ты забыл, что ему еще не было двенадцати, а он уже умел разобрать любой мотор и собрать его обратно!

— Ах да, запамятовал — старею…

Фредерико подтолкнул брата, чтобы тот спросил об охранниках. Константино уже собрался заговорить о том, что их волновало, как вдруг взревел мотоцикл — это Альфредо забавлялся со своей старой игрушкой. Все трое двинулись в дальний конец веранды. Внизу во дворе Альфредо остановился перед ними и поднял голову. Его лицо было перепачкано машинным маслом, руки измазаны в чем-то черном по самые локти.

— Хотите посмотреть, как эта штука ездит? Это же «Харлей», а они вечные. Папа, не желаешь прокатиться?

У Альфредо и в мыслях не было, что отец может согласиться, но он спросил так, как будто подзадоривает его, не особенно рассчитывая на ответ. Когда же дон Роберто вдруг согласился, он сразу заволновался, пошел на попятный и предложил отцу просто понаблюдать со стороны. Однако отец загорелся этой мыслью, и его уже невозможно было отговорить.

Дон Роберто неуклюже оседлал заднее сиденье мотоцикла.

— Что, думаешь, я слишком стар? Я когда-нибудь тебе рассказывал, как, бывало, мы с Майклом ездили в город на его «Ламбретте»?

Выражение лица Альфредо изменилось, он отвернулся и пробурчал:

— Я не Майкл, папа, и это не мотороллер. Так ты едешь или нет?

Дон обхватил сына руками за талию.

— Теперь обо мне позаботишься ты.

Старый «Харлей» носился по саду, делая круг за кругом. Дон Роберто сидел позади Альфредо, прижимаясь к его спине, и, радуясь как ребенок, смеялся от восторга. Когда они в третий раз проносились мимо веранды, он помахал сыновьям рукой и крикнул:

— Это просто здорово!

Вернувшись из города в половине пятого пополудни, женщины увидели такую картину: Фредерико и Константино сидели на веранде, а Альфредо с Карло, Нунцио и доном Роберто играли на лужайке в теннис. Грациелла заметила, что одна из ее цветочных композиций безнадежно испорчена, но промолчала.

Младший внук, Нунцио, первым увидел бабушку и побежал вниз по ступеням веранды.

— Бабушка, бабушка, дедушка катался на мотоцикле и упал!

Грациелла ахнула и всплеснула руками. Фредерико рассмеялся:

— Не волнуйся, мама, с ним ничего не случилось.

Дон Роберто позвал мальчиков обратно на лужайку и продемонстрировал подачу, посылая мячи по всему полю. Установилась настолько непринужденная, спокойная обстановка, что одного из охранников даже уговорили побыть в роли мальчика, подающего мячи. Дон Роберто окликнул жену:

— Знаешь, Грациелла, этот парень, оказывается, отличный механик. Он починил свой старый мотоцикл.

Дон обнял Альфредо.

— Я люблю тебя. Может, я иногда бывал с тобой слишком суров, но мы это исправим. Ты мой сын.

Альфредо не помнил, чтобы когда-нибудь был так счастлив, как в эту минуту. Братья, смотревшие на него с веранды, испытывали облегчение и радостное чувство семейного единения.

Константино спросил Фредерико, не имеет ли он отношения к этой перемене и не он ли поговорил с отцом об Альфредо. Фредерико отрицательно помотал головой. У него почти не было времени побыть с отцом наедине и уж тем более поговорить с ним о брате.

— Ты тоже заметил, что он изменился, правда? А как он часто повторяет, что стал стареть… Может, он собирается передать нам бразды правления? Я бы не сказал, что это преждевременно.

— Гм… может, именно об этом он собирается объявить сегодня вечером?

Фредерико кивнул:

— Да, возможно. А мы у него спросим насчет этой армии, которую он собрал на вилле. Готов поспорить, ее содержание обходится в целое состояние.

Грациелла повязала мужу галстук-бабочку и улыбнулась: дон Роберто выглядел безупречно.

— Ты собираешься рассказать им сегодня? — спросила она.

— Да, сегодня.

Грациелла поправила лацкан его смокинга, хотя он и без того безупречно сидел на стройной фигуре дона.

— Мне понравилось, как ты нынче держался с мальчиками, особенно с Альфредо. Он тебя очень любит, да и не только он, все сыновья. Наверное, это твое решение помогло тебе свободно выразить свою любовь к ним.

— Пришло время, чтобы душа Майкла обрела покой. Может, после того как наши сыновья узнают о моем решении, у них поубавится любви ко мне.

Лицо дона посуровело. «Неужели все его внимание к сыновьям и нежная забота — лишь способ подготовить почву для того, чтобы все, что он задумал сделать, прошло более гладко?» — подумала Грациелла. У нее пересохло в горле, она поспешно сморгнула неожиданно выступившие слезы.

— Майкл был их братом, они поймут. Я уверена, что наши сыновья поддержат твое решение.

— У них нет выбора. — Дон нежно дотронулся до щеки жены и взял ее за подбородок. — Не волнуйся, дорогая, и ничего не рассказывай женщинам — до поры до времени. Пусть их мужья, мои сыновья, сами им расскажут. Так будет лучше.

Грациелла позвала женщин, сказав, что мужчины уезжают. Те небрежно помахали им, смеясь и оживленно переговариваясь между собой. В каком-то смысле женщинам даже хотелось, чтобы мужья поскорее уехали и оставили их одних. Всеобщее возбуждение объяснялось тем, что София собиралась показать им свадебное платье невесты.

Сыновья Константино, уже выкупанные и переодетые в одинаковые пижамы, выбежали проводить отца. Константино велел им пообещать, что в его отсутствие они будут хорошими мальчиками. Глядя на их сияющие, улыбающиеся мордашки, он не сдержался и, перескакивая через две ступеньки, взбежал по лестнице, еще раз обнял каждого, прижимая к себе головки с влажными после мытья волосами, поцеловал и пожелал спокойной ночи. Константино покинул виллу последним.

София повела Розу наверх, чтобы примерить подвенечное платье. Тем временем Мойра и Тереза остались внизу, распаковывая подарки и выкладывая их для всеобщего обозрения в гостиной. Грациелла уложила обоих внуков в большую двуспальную кровать, заботливо подоткнула одеяло и подождала, пока мальчики произнесут вечернюю молитву. Вечер был теплый, и Грациелла оставила ставни приоткрытыми. Подойдя к окну, она с удивлением заметила, что охранники собираются у ворот. Грациелла посмотрела на часы: пятнадцать минут девятого, а их должны сменить только в десять. В это время послышался голос Розы, радостно сообщавшей, что она готова. Все поспешили в холл и стали ждать, когда невеста спустится по лестнице.

Роза медленно вышла на верхнюю площадку лестницы. Собравшиеся внизу женщины восхищенно ахнули. Платье было с длинными рукавами и глубоким декольте; тонкую талию невесты выгодно подчеркивала пышная, со множеством оборок, длинная юбка с кринолином, навевающая воспоминание об эпохе королевы Виктории. Спереди подол был чуть короче, а сзади переходил в небольшой шлейф. Кремовый атлас платья сверкал тысячами крошечных жемчужин, образующих мотивы из маргариток, перекликающиеся с маргаритками в венке, к которому прикреплялась вуаль. Платье идеально подходило смуглой темноволосой Розе, превращая ее в сказочную принцессу.

Переполненная счастьем Роза медленно спустилась по лестнице. При ходьбе юбка колыхалась, и со шлейфом, кажется, никаких проблем не возникло.

Девушка приложила ладони к раскрасневшимся щекам.

— Ах, мама, я так счастлива!

Эммануэль настоял на том, чтобы его жена и дочь с соблюдением строжайших мер безопасности были вывезены из Палермо этой же ночью. Семья была для него превыше всего, и его бросало в дрожь от мысли, что его близких могут похитить.

Его контора кишела полицейскими, пытавшимися выяснить, каким образом, несмотря на постоянную охрану, удалось установить в его кабинете подслушивающее устройство. Полиция тщательно изучала личные дела охранников, стоявших на дежурстве в последние несколько недель. Эммануэлю было приказано рассчитать всех нынешних охранников и поставить новых. Полиция проверила на предмет подслушивающих устройств кабинеты всех других прокуроров.

Эммануэль был вне себя от гнева. Он отстранил от должности начальника охраны. Тщательно охраняемая тайна — имя его главного свидетеля — раскрыта, и совершенно ясно, что этому свидетелю теперь угрожает смертельная опасность.

Когда он попытался отдавать приказы, полицейские начальники с застывшими лицами, похожими на каменные маски, явно не горели желанием их исполнять, а когда они все же что-то делали, то, на взгляд Эммануэля, они делали это невыносимо медленно. Никто не желал признавать себя виноватым, и все намекали, что с самого начала руководство всей операцией в целом никуда не годилось. Споры и критика продолжались до тех пор, пока Эммануэль не рявкнул, что, если с Роберто Лучано что-то случится, если хотя бы волос упадет с его головы, он возложит всю ответственность на полицию.