Черный разрушитель - Альфред Ван Вогт

— Нет! — соврал я.

Генерал бросил взгляд на Теренса О'Дэя.

— Сейчас, — он посмотрел на свои часы, — без двадцати одной минуты одиннадцать. У нас пять минут на то, чтобы вытянуть из него информацию, и еще шестнадцать, чтобы предотвратить взрыв. Вполне хватит. — Он перевел взгляд на меня: — Отдаю вас в руки вашего соперника, мистер Аткинс. И, должен сказать, он получил от меня карт-бланш.

Крутой человек генерал Симонвилл — я вынужден был признать это. Но я молчал, просто следил взглядом, как Теренс поднимается на помост, обходит стол и садится. Взгляд его черных глаз впился в меня.

— Выбросите из головы всякую мысль о разрушении системы, — заявил он. — Неужели не понятно, что такой секрет невозможно утаить? Власти вот уже три-четыре года знают о бомбе, просто им было неизвестно, кто ее установил.

Я стоял и слушал. Кто они такие, чтобы воображать, будто имеют право учить других? Такого рода чушь я понимал, когда мне было еще шестнадцать. Никакой секрет невозможно утаить. Конечно. Подумаешь, новость! Пусть себе выплывает наружу, и пусть эти кретины тайно торжествуют победу, и пусть принимают всякие меры вроде удаления запалов и взрывчатки. Тем временем там, где на самом деле установлена бомба…

Я невольно улыбнулся и покачал головой.

Пронзительный взгляд генерала Симонвилла, казалось, проник в мои мысли.

— Послушайте, Арт, — сказал он льстиво, — все, что мы нашли, не то, да? Мы не слишком преуспели, верно?

Пока он говорил это, я внезапно кое-что понял… Ради Пита, я нашел решение.

Никто ничего не может сделать, вот что до меня дошло. На применение пыток ко мне у них не хватит времени. Может, шестьсот, а может, семьсот секунд. Значит, им не повезло, если только я не сделаю поворот на сто восемьдесят градусов.

— Мы захватили Мону? — спросил Теренс О'Дэй.

Я пожал плечами. Маленькая шпионка.

И только тут до меня дошло, кто это сказал.

— Почему вы?.. — запоздало среагировал я.

— Как только мы с вами покинули комнату, где вы провели ночь, военные захватили тех пятерых заговорщиков, — продолжал Теренс. — И Мону тоже. Все шестеро преступников были брошены в помещение, где находятся плантации выделяющих кислород растений. Если кислородный агрегат взлетит на воздух, то они взлетят тоже.

Перед моим внутренним взором возникла Мона. Золотистые волосы обрамляют лицо. Пройдет несколько минут, и нежное тело, так гармонирующее с прекрасным лицом, разлетится на тысячи кусочков, и все вокруг будет забрызгано ее кровью.

Это зрелище медленно погасло в моем сознании. С какой стати меня должно беспокоить, что случится с… обманщицей. Это ничего не меняло. Но я сказал лишь:

— Она ваша девушка, не моя, мистер О'Дэй.

Его лицо внезапно стало мертвенно-бледным.

— Дрянь! — взорвался он. — Пусть маленькая шлюха сгорит заживо!

Я широко распахнул глаза, глядя на него; в голове билась одна мысль. Женщины, которые связываются с людьми типа Арта Аткинса, впоследствии никогда не опускаются до заурядных мужчин.

— Эй! — сказал я. — Спорю, она не спала с вами этой ночью.

Мерзко было так говорить. Но что делать, если тебя загнали в мерзкую ситуацию?

Хорошо, что взгляд черных глаз не убивает, иначе я уже был бы мертв.

Должен признать, что, когда я глядел на это красивое лицо, искаженное ненавистью и ревностью, внутри меня начал нарастать гнев. Торопливо, чувствуя, что слабость может изменить мое решение, я постарался обозлить Теренса О'Дэя еще больше.

— Это тоже игра — то, что он якобы возмущен ее поведением? Часть игры, задуманной, чтобы ввести меня в заблуждение?

Все это было ни к чему. Несмотря на все усилия, перед моим внутренним взором продолжало маячить зрелище охваченных пламенем золотистых кудрей и разлетающегося на клочки прекрасного лица. А, черт с ними! Может, для них это и игра, но для меня все это слишком грубо.

— Послушайте! — воскликнул я. — Вы отпустите заговорщиков, захваченных в этом убежище, если я скажу, где спрятана бомба?

Заметьте, как неточно я сформулировал свою мысль. Позднее они использовали это против меня: я не относился к числу заговорщиков.

В комнате стало так тихо, словно все перестали даже дышать. Потом…

— Да! — Голос генерала Симон вилла прозвучал в тишине подобно раскату грома.

Я поверил ему. Просто не было времени получить доказательства или составить письменный договор. И они выполнили свое обещание, буквально.

Нельзя было терять ни минуты. Я и двое инженеров рванули, как сумасшедшие, в то место коридора, где я споткнулся около стены. Пусковая система снова была переведена в безопасное положение, и на протяжении двух последующих дней — пока, с моей помощью, они вытаскивали взрывчатку из настоящей бомбы — они не проявляли никаких признаков того, что со мной будут обращаться иначе, чем с другими. Потом…

Потом дело было сделано.

Мне вручили бумагу с официальной печатью, которая начиналась следующим образом:

«Объединенное правительство Земли сим постановляет, что…»

Мое имущество конфискуется, ни одно человеческое существо не должно никогда больше общаться со мной.

Сжимая в руке бумагу, я выбежал на улицу.

Я был объявлен тем самым сукиным сыном, который еще четыре года назад задумал уничтожить человечество.

— Послушайте, — протестовал я, — я вовсе не потому установил эту бомбу. Просто я всегда действую подобным образом…

Никто меня не слушал. Никого это не волновало. К черту Арта Аткинса. Все вокруг были в ярости из-за того, что мир оказался «на грани» гибели.

Надо полагать, с двадцатью двумя парнями в других убежищах обошлись точно так же.

Выбрасывая меня оттуда, мне сказали вот что:

— Не воображай, будто во второй раз проникнешь сюда через свой личный вход.

— О'кей, простаки, можете взглянуть на меня в последний раз. Больше вы меня не увидите.

Черт, едва выйдя из тумана детства, я все время ждал, что мир ополчится против меня. Всегда знал, что «господа такие-то» не любят меня.

И, едва выросши из детских штанишек, начал создавать для себя другую легенду, готовясь к тому дню, когда за мной придут. Зачем, как вы думаете, я начал отращивать бороду, когда мне было шестнадцать, фактически над телом умершей матери? Я хотел, чтобы никто, даже она, не помнил, что когда-то у меня было чисто выбритое лицо.

…Прошло два года.

Говорят, фторный дождь прекратился.

Глубоко в недрах большого кислородного убежища в мою дверь постучали. Я догадался, кто это, и сказал Моне: