Академия Магии. История (не) адептки (СИ) - Завгородняя Анна Александровна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Бломфильд? — резко обернулся к старому профессору Бэгли.
Тот кивнул.
— Лорд Арман нарушил какую-то клятву. Он сам мне сказал об этом, — признался мужчина.
— И какую же клятву успел нарушить мой глупый племянник? — сузил глаза маг.
— А уж это вы сами у него спросите, — сэр Генри скрестил руки на груди. — Я не знаю, что именно произошло. Но расскажу вам все, что мне известно. Молодые господа искали мисс Клэр. Ну вы помните ее. Она была горничной-големом у лорда Де Вирра. И адепт Бэгли помог милорду Тристану узнать, где находится девушка. Видимо, это и привело к подобным последствиям. Я не знаю, кому он обещал держать данную информацию в тайне, но итог один — Бэгли лежит в лазарете, а лорд Де Вирр улетел на своем драконе.
— Что? — при словах профессора ректор даже побагровел. — Де Вирр покинул академию?
— Да. И я даже не успел его остановить. Мне кажется, здесь замешаны чувства, — кивнул сэр Генри.
— Глупые мальчишки, — как-то отчаянно произнес Бэгли, а затем обратился к лекарю: — Проводите меня к племяннику, Кромфорд. Я попытаюсь ему помочь, если только это в моих силах.
— Конечно, лорд Бэгли, — лекарь поклонился и посторонившись, указал рукой на дверь, за которой находились палаты.
Мужчины прошли вперед. Помощница Кромфорда поспешно выпорхнула на встречу и протянула ректору и Бломфильду белые накидки. Но Бэгли взмахом руки отказался от защитной одежды.
— Мой племянник не заразен, — бросил он.
— Но, сэр! — было запротестовала девушка. — Так положено… — и почти сразу наткнулась на предостерегающий взгляд Кромфорда. Поняв все, она отступила назад, пока мужчины проходили мимо.
Арман лежал на самой первой койке. Укрытый одеялом, он казалось спал. Но ректор сразу отметил необыкновенную бледность лица своего племянника. Со вздохом, он подошел ближе и склонился над спящим.
— Арман! — позвал дядя.
Адепт оставался безучастен. Веки его подрагивали, словно молодой человек видел плохой сон. В какой-то миг лицо Армана исказила гримаса боли, когда старший из рода Бэгли решил повторить попытку и позвал племянника громче:
— Арман! Проснись. Нам надо поговорить!
Веки молодого мага дрогнули, но глаза не открылись. Он сделал странный тяжелый вдох и снова обмяк на постели.
— Проклятье! — выругался ректор. — Приведите его кто-нибудь в чувство! Или я сделаю это магией! — рявкнул он.
— Не надо магией. У меня для этого есть специальные травы, — вмешался лекарь, но тут же добавил: — Только в интересах пациента сейчас не бодрствовать.
— Я лучше знаю, что ему нужно! — отмахнулся от Кромфорда ректор. — Действуйте, господин маг, пока я не взял лечение полностью в свои руки.
Лекарь хмуро взглянул на гостей, а затем направился прочь из комнаты. Вернулся он довольно быстро, держа в руках стеклянный пузырек с тёмно-синей, неприятного оттенка, жидкостью. Откупорил магическую пробку и, наклонившись над Арманом, провел пузырьком под носом адепта.
Даже со своего места Бломфильд уловил резкий, резавший глаза, запах. Не удержавшись, профессор закашлялся. А младший Бэгли, вдохнув эту вонь, медленно открыл глаза.
— Арман, это я, — тут же, оттолкнув прочь лекаря, подоспел ректор. — Не спи. Я сейчас помогу, — и рявкнул громче, уже не глядя ни на кого из находившихся поблизости. — Оставьте нас.
— Вы уверены, милорд? — уточнил Кромфорд.
— Более чем, — последовал сухой ответ, в котором прозвучали холодные ледяные ноты.
— Пойдемте, господа, — широко раскинув руки в стороны, старый профессор почти обнял мага-лекаря и повел его к двери. Выглядывавшая из-за нее помощница, юрко нырнула прочь, не желая попасть под гневную руку самого ректора Академии. А тот, едва дождавшись, когда помещение опустеет, поднял руки над племянником и начал плести кружева рун. Алые узоры наливались силой. Сплетались в единое целое, образуя из разных фигур одну. Мощную, невероятной силы. Затем, обернувшись на дверь и убедившись в том, что никто не подсматривает, Бэгли достал из кармана своего камзола нечто тонкое. Черный обсидиановый нож.
— Глупый мальчишка, — сказал он, глядя на мертвенно-бледное лицо племянника. — Никогда, слышишь, никогда не стоит нарушать клятву, данную на крови. Теперь мне придется разделить твое наказание на нас двоих.
Арман широко раскрыл глаза. Взгляд его метнулся от лица дяди к ножу в его руке.
— Нет, — слабо прошептали губы адепта.
— Стоило подумать об этом раньше, — ответил ректор и полоснул по ладони лезвием. Брызнувшая кровь, к удивлению застывшего Армана, не упала на простынь. Ее всю, до капли, впитала руна, приобретая еще более кровавого оттенка.
Бэгли вернул нож в карман, а затем протянул порезанную руку так, чтобы она прошла сквозь руну. В тот же миг вокруг ладони закружились символы и знаки, словно запеленав руку старшего мага. Арман увидел, как дядя стиснул зубы, словно руна причиняла ему боль. Хотя, возможно, оно так и было на самом деле.
Руна пила из ректора силу и магию. Она пила его кровь.
— Не надо… — попросил еле слышно молодой мужчина.
Но старший Бэгли и глазом не моргнул, никак не отреагировав на протест племянника. Спустя минуту руна насытилась, а лицо господина ректора стало серее пепла, но он все же устоял на ногах. Руна же продолжала висеть над адептом, пока ректор не потянул ее вниз плавным движением руки.
Секунда и руна упала на простынь, затем словно просочилась сквозь нее и исчезла, войдя в тело Армана. Адепт вздрогнул, крупно задрожал и выгнулся дугой, издав крик полный боли.
— Терпи, мальчишка, — произнес Бэгли и согнулся пополам, ища опору. — Скоро все закончится. А потом мы вместе будем искать выход.
Арман упал на простыни и затих, словно снова уснул. Но, когда в комнату, напуганные криком, ворвались лекарь, его помощница и старик Бломфильд, Арман спокойно спал и на щеках его проступил румянец.
Спал и ректор, опустившись на колени и уткнувшись лицом в матрац кровати своего племянника.
В замке весь день шли приготовления к приему короля. Прогуливаясь по верхней галерее, днем всегда ярко освещенной солнцем, а теперь погрузившуюся в алые цвета заката, я то и дело натыкалась на суетливую прислугу. Столкнулась к горничными, пока шла по лестнице, поднимаясь наверх. Девушки несли перину и подушки, а завидев меня, остановились, быстро поклонились, словно роботы, и побежали дальше. Здесь же, на лестнице, и в коридорах, а также, во всех залах, шла уборка. Наверное, этот замок не видел столько заботы о себе давно. Я продолжила подниматься и, даже в галерее, из окон которой открывался удивительный вид на окрестности и маленькое зеркальное озеро, мне встретились слуги. Судя по виду уборщиц, они только что закончили мыть полы и протирать пыль, так как, сделав книксен, девушки тут же убежали вниз, а мне не оставалось ничего другого, как пройти к облюбленному окну и выглянуть наружу, чтобы увидеть, как очередной день стремится к своему финалу.
Закат был прекрасен в своем багряном великолепии. Казалось, все оттенки красного разлились по небу, словно прощальная диковинная радуга. Озеро, там вдали, ловило своим отражением клочок пламенеющего неба, а вершины деревьев украсились багровой пудрой, отчего тяжелые ветви, гнувшиеся под тяжестью снега, казалось, были залиты кровью. И от такого зрелища на душе стало немного не по себе. Но я попыталась взять себя в руки и напомнила о том, что никогда не стоит думать о плохом. Ведь, как говорила женщина, которую я до сих пор считаю своей матерью, пусть даже и выяснилось, что она мне не родная: «Думая о плохом, мы плохое и притягиваем!». Вот только хороших мыслей не было. Почти ни одной. Все, чем я могла отвлечься и что хоть немного придавало мне сил, это Тристан. Мысли о нем. Та память, которую я теперь хранила в душе, как самое ценное, что только было в моей жизни.
Звук горна раздался в тот самый миг, когда солнце, в последний раз взглянув на землю, утонуло за горизонтом, так быстро погрузившись в него, что я едва успела досчитать до пяти. Почти одновременно с этим над воротами замка и по замковому двору, вспыхнули магические огни, что напоминало мне городское освещение. Сибер во всем любил порядок. Вот и в замке у него все работало, едва ли не по часам. Теперь, когда я узнала его получше, я поняла, что не смогла бы жить с этим мужчиной. Даже, если бы не знала правду о нем.