Слезы темной воды - Корбан Эддисон

Исмаил был в костюме, а не в оранжевом комбинезоне, руки и ноги его оставались свободными. Он посмотрел в лицо каждому сидевшему за столом, понимая всю важность минуты. Приятно было снова почувствовать себя на водительском месте, но он не питал иллюзий. Эти люди могли в мгновение ока лишить его всего. Это бюрократы, политики и секретные агенты, вращающиеся в кругах, могущество которых он даже не мог себе представить. Он знал, что они не доверяют ему, и подозревал, что они питают к нему отвращение. Взывать к состраданию в данном случае бессмысленно. Он должен был убедить их, что сотрудничество с ним – в интересах Соединенных Штатов.

Когда Меган кивнула ему, он заговорил тихим голосом:

– Мохамед Абдулла аль-Нур, также известный под именами Абу Варсааме Абди, Азраил и Наджиб, – главный боевик «Шабааб» и один из основателей «Амният». Я могу сдать его вам. Но мне нужно кое-что взамен.

Боб положил руки на стол и устремил взгляд на Исмаила:

– Господин Ибрахим, простите, но я к вашему заявлению отнесусь скептически. Последняя известная фотография Наджиба была сделана в июле две тысячи восьмого года. После этого его след теряется. Мы знаем о разных слухах, но ни один из них не подтвердился. Насколько нам известно, он мертв.

Исмаил не дрогнул.

– Как раз этого он и добивается. – Меган передала ему распечатку газетной статьи, и он положил ее на стол. – Девятого февраля этого года Годане появился на видео с Айманом аз-Завахири и присягнул на верность «Аль-Каиде». Теперь главной головной болью для мира является «Шабааб». Они уже доказали, что способны совершать террористические акты за пределами Сомали. Они будут продолжать подрывать деятельность сомалийского правительства и уничтожать всех, кто стоит у них на пути. За волной убийств стоит Наджиб. Я знаю это по собственному опыту.

Исмаил вздохнул, успокаивая нервы. Потом рассказал историю Адана.

Когда он закончил, Боб почесал подбородок.

– Даже если вы видели Наджиба в мае две тысячи девятого года, это было три года назад. Откуда вам известно, где он находится сейчас?

Исмаил слабо улыбнулся.

– Я это знаю, потому что Наджиб похитил мою сестру. – Он описал похищение в деталях, так, как запомнил, и увидел, как загорелись их глаза.

– Вам же не известно это наверняка, – с сомнением произнес Боб.

Исмаил покачал головой:

– Пока нет, но могу подтвердить.

– Как?

Воспоминания закрутились в голове Исмаила.

– Когда они отвезли нас в Ланта Буро, я понял, что нас разделят, и сказал сестре, чтобы она спрятала мобильный телефон. Так я смог бы ее найти. Телефон все еще у нее.

Исмаил заметил, как изменилось лицо Боба. Именно этой минуты он и ждал. Наступил поворотный пункт переговоров. Во время службы в «Шабааб» он слышал передававшиеся шепотом разговоры о тех чудесах, которые американцы могут делать с номерами мобильных телефонов: через спутник установить местонахождение даже выключенного телефона, взломать его шпионскими программами и превратить его в устройство самонаведения. Чтобы получить то, что ему нужно, ему придется назвать им номер телефона. Но сначала они должны были согласиться на обмен.

– Она ждет, что я с ней свяжусь, – продолжил он. – Если я пошлю ей эсэмэс, она расскажет про Наджиба. Но сообщение должно прийти с сомалийского номера. Международный номер вызовет у нее подозрения.

Боб кивнул:

– Это мы можем устроить.

Исмаил ждал этого ответа.

– Вы помните сказку про джинна? – спросил он. – Нужно потереть лампу и загадать три желания. Прежде чем вы получите номер, я хочу получить три гарантии.

Боб немного наклонил голову:

– Говорите, мы вас выслушаем.

Исмаил вложил в свои слова все, что было у него на сердце:

– Я хочу, чтобы вы исправили зло, которое Наджиб причинил моей семье. Вы не можете вернуть моего отца и брата, но можете спасти сестру и мать. Я хочу, чтобы вы помогли Ясмин сбежать из Сомали. Я хочу, чтобы вы дали ей и моей матери вид на жительство в США. И я хочу, чтобы вы дали им награду, о которой написано в Интернете, – три миллиона долларов за помощь в поимке Наджиба. С ним делайте, что хотите.

Зак Карвер из министерства юстиции заговорил первым:

– Вы собираетесь просить о смягчении приговора? Могу вам сказать, что организовать это будет очень непросто.

Исмаил покачал головой:

– Я приму любое решение судей.

Карвер переглянулся с коллегами.

– Думаю, нам нужно об этом поговорить.

– Дайте нам несколько минут, – сказал Боб, вставая и приглашая остальных выйти за дверь.

Прислушиваясь к тиканью часов на стене, Исмаил думал о том, как странно, что он сидит в кабинете в Вирджинии и ведет переговоры с американским правительством о будущем Ясмин и Хадиджи. Сколько раз он едва избежал смерти от пуль и бомб? Сколько ночей он провел, считая далекие звезды и пытаясь не впасть в отчаяние?

Он посмотрел на сидевшую рядом Меган:

– Как я выступил?

Она наклонила голову:

– Теперь я понимаю, что имел в виду Пол. Вы естественный.

Прошло десять минут, прежде чем вернулись остальные.

– Господин Ибрахим, – сказал Боб, занимая свое место, – иммиграционные барьеры преодолеть легко, и госпожа Редфорд заверила меня, что государственный департамент одобрит выплату вознаграждения. Главная сложность – это ваша сестра. Даже если ее удерживают незаконно, она не является гражданкой США. Мы не станем рисковать своими людьми. Мы поможем ей, как только она покинет Сомали, но мы не сумеем вытащить ее оттуда.

Исмаил изобразил разочарование. Он ждал подобного ответа, но хотел, чтобы они поверили, будто он ради сделки готов идти на уступки.

– Если это все, что вы можете предложить, то мне понадобится время, чтобы убедить ее. И вы должны дать слово, что с той информацией, которую я вам дам, вы не сделаете ничего такого, что может навредить ей или другим невинным людям.

– С этим проблем не будет, – успокаивающим тоном произнес Боб. – Но и у нас есть одно условие: вы не должны ни с кем, кроме вашего адвоката, обсуждать нашу сделку. Включая ваших мать и сестру. Вы не имеете права рассказывать им, почему мы вам помогаем. Если проговоритесь, мы выходим из игры. Понятно?

Исмаил кивнул в знак согласия.

Боб достал из кармана пиджака смартфон:

– Готов записать номер телефона.

Исмаил посмотрел ему в глаза:

– Последний раз, когда я договаривался с вашим правительством, меня обманули. Мне нужны гарантии, что вы не поступите так же. Я бы хотел узнать ваше настоящее имя. Вас явно зовут не Боб.

Разведчик удивился, но быстро пришел в себя:

– Я не могу рассказать вам, кто я. Но могу сказать следующее: я только что разговаривал с Гордоном Талли, советником по нацбезопасности. Он одобрил сделку.

Исмаил вскинул брови и веско произнес:

– Почему я должен ему доверять?

На лице Боба промелькнула улыбка:

– Потому что он представляет президента Соединенных Штатов.

Исмаил посмотрел на Меган, та кивнула.

– Хорошо, – сказал он и по памяти назвал номер. – Вот сообщение, которое вы должны послать: «Косол, ты там? Извини, что так долго. Мне нужно знать, где ты и с ним ли ты до сих пор. Мадакса».

Боб озадаченно уставился на него:

– Что такое «Косол» и что такое «Мадакса»?

– Прозвища. Я называл ее Косол, это означает «смех». Она называла меня Мадакса Адаг, что означает «упрямая башка». Часто просто Мадакса.

Все за столом заулыбались. Потом Боб прочитал вслух цифры и слова, чтобы проверить их правильность.

– Как думаете, как скоро она ответит? – спросил он.

– Не знаю, – сказал Исмаил. – Но она ответит, иншалла.

Боб встретился с ним взглядом:

– Надеюсь, вы правы.

Ванесса

Ванесса сидела в своем кабинете и дописывала заметки о состоянии здоровья Халимы. Для сомалийской девушки это был час мучений. Если бы не дружеская поддержка Астер, она могла покинуть практику не в слезах, а с изорванным в клочья сердцем. Когда Ванесса в своем смотровом кабинете впервые увидела изувеченные женские гениталии, она испытала настоящий ужас. Однако после более чем десяти лет ухода за беженцами это зрелище стало для нее привычным; впрочем, гнев, который оно у нее вызывало, оставался тем же.

Некоторые культуры были более агрессивны по отношению к женщинам, чем другие. Если девушка была родом из Восточной или Западной Африки, то очень часто она оказывалась обрезанной. Иногда их лишали только крайней плоти над клитором, иногда крайней плоти и клитора. Но порой обрезальщик уродовал всю лонную область, удаляя крайнюю плоть, клитор и малые половые губы и сшивая большие половые губы так, что девяносто процентов влагалища блокировалось кожей и рубцовой тканью. В большинстве случаев увечье поддавалось устранению, но тут-то и начинались сложности. Подвергшиеся обрезанию девушки воспринимали это как часть их культурной идентичности и важный элемент женского начала. Узнав правду о том, что на самом деле они в меньшинстве, что у подавляющего большинства женщин в мире половые органы остаются нетронутыми, они сначала не верили, затем приходили в смятение, а потом начинали лить слезы.