Ахматова. Юные годы Царскосельской Музы - Юрий Зобнин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Государь вызвал в Петергоф Витте.
Ещё 9 ноября, в самом начале событий, тот представил доклад о том, что «Россия переросла форму существующего строя и стремится к строю правовому на основе гражданской свободы». Теперь, явившись в приморскую резиденцию на специально нанятом пароходе (другого транспорта в эти дни сюда из Петербурга не было), Витте привёз проект «Высочайшего Манифеста», странно повторяющий формулировки программы безвестных железнодорожных забастовщиков:
1) Даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов.
2) Не останавливая предназначенных выборов в Государственную думу, привлечь теперь же к участию в Думе, в мере возможности, соответствующей краткости остающегося до созыва Думы срока, те классы населения, которые ныне совсем лишены избирательных прав, предоставив засим дальнейшее развитие начала общего избирательного права вновь установленному законодательному порядку.
3) Установить как незыблемое правило, чтобы никакой закон не мог восприять силу без одобрения Государственной думы и чтобы выборным от народа обеспечена была возможность действительного участия в надзоре за закономерностью действий поставленных от нас властей…
Выполнение царской воли поручалось «объединенному высшему правительству» (то есть создаваемому кабинету министров), во главе которого становился…
Николай II изъявил желание изучить столь важный документ в одиночестве, не спеша.
Он надеялся ещё уговорить своего дядю, популярного в армейских кругах великого князя Николая Николаевича младшего[283], взять диктаторские полномочия и навести порядок силой, без окончательного потрясения самых основ российского абсолютизма. У императора имелись веские резоны: в глубинах простого народа, верных идее священного единовластия, весь год зрело глухое недовольство просвещёнными «верхами». На эти бесчисленные людские массы можно было опереться в борьбе со смутой. Однако прежде встречи с царственным племянником к великому князю на Благовещенскую площадь явился Михаил Ушаков, рабочий мудрец.
Это был тот самый Ушаков, что в начале года конкурировал с о. Георгием Гапоном в борьбе за фабричные умы. Тогда верх остался за о. Георгием, однако Ушаков, сохранивший после 9 января свою профсоюзную группу и (потихоньку) прикормленный доверенными лицами Витте, своего звёздного часа всё-таки дождался! Уступая Гапону в ораторском задоре перед многотысячными толпами, Ушаков был дивно хорош в задушевной беседе. Умилённый великий князь, склонный к мистицизму[284], немедленно вообразил, что у него в дворцовой приемной прозвучал вещий голос народных масс, на которые так рассчитывали защитники династии Романовых. Особенно Николая Николаевича поразило, что всё происходило в канун 17-й годовщины чудесного спасения царской семьи при железнодорожном крушении на станции Борки 17 октября 1888 года[285]. Экзальтированный, он прибыл в Петергоф и бросился на колени перед Николаем II, приставив к виску револьвер с взведённым курком:
– Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа! Если всё, сказанное тут Сергеем Юльевичем Витте, не будет немедленно утверждено Высочайшей Волей, я застрелюсь прямо сейчас! Во имя…
17 октября 1905 года потрясённый государь подписал оставленный Витте текст «Высочайшего Манифеста». Сам Витте из бутафорского председателя Комитета министров превращался в главу Совета министров, получая вместе с портфелем «премьера» невиданную в истории романовской монархии гражданскую исполнительную власть. В дневнике Николая II появилась запись:
17-го октября. Понедельник. Годовщина крушения! В 10 час. поехали в казармы Сводно-Гвардейского батальона. По случаю его праздника отец Иоанн отслужил молебен в столовой… Сидели и разговаривали, ожидая, приезда Витте. Подписал манифест в 5 час. После такого дня голова сделалась тяжелою и мысли стали путаться. Господи, помоги нам, спаси и умири Россию!
X
Дарование «свобод» – Протесты великого князя Александра Михайловича – Ликвидация Главного управления торгового мореплавания – Несчастья А. А. Горенко и его конфликт с великим князем – Разорение – Ссора и разрыв между супругами Горенко.
«Высочайший Манифест» о даровании свобод, зачитанный, как принято, с амвонов всех храмов России, прозвучал громом, изумив казалось бы уже свыкшуюся за минувший год со всякими диковинами страну. История Семнадцатого октября (эта дата, как раньше Девятое января, немедленно стала нарицательной), полная фатальных и мистических мотивов, сыграла роковую роль и в судьбе члена Совета Августейшего Главноуправляющего Главного управления торгового мореплавания и портов Андрея Антоновича Горенко.
Его начальник, великий князь Александр Михайлович, в 1905 году был, как уже известно, злейшим врагом Витте и последовательным идейным противником любого ограничения самодержавной власти. «Если Никки собирался сделаться полковником Романовым, то путь к этому был чрезвычайно прост, – рассуждал он. – Но если он хотел выполнить присягу и остаться монархом, он не должен был отступать ни на шаг пред болтунами революции. Таким образом, было два исхода: или белый флаг капитуляции, или же победный взлёт императорского штандарта». Даже робкие шаги в сторону конституционной реформы, сделанные Николаем II после таинственной морской встречи с Вильгельмом II на балтийском рейде в Бьёрках (германский император посоветовал тогда «кузену Ники» самому объявить сразу все необходимые политические изменения и жёстко придерживаться потом только этой заданной линии)[286], немедленно вызвали у Сандро ожесточение:
– Не было ещё примеров в истории, чтобы революции останавливались бы на полдороге!
Государь, болезненно относившийся к конфликтам в своём ближнем кругу, прибегнул к испытанному в таких случаях средству: отослал горячего великого князя под благовидным предлогом подальше от раздираемого политическими страстями Царского Села. В забастовочном октябре тот был в крымском Ай-Тодоре, занимаясь по личному поручению царя подготовкой к постройке эскадры минных катеров. Тут Александра Михайловича и настигла весть о подписанном за «тысячу пятьсот вёрст» от Крыма «Манифесте»: «Русский Царь стал отныне пародией на английского короля, и это в стране, бывшей под татарским игом в годы великой хартии вольностей. Сын императора Александра III соглашался разделить свою власть с бандой заговорщиков, политических yбийц и провокаторов департамента полиции. Это был – конец! Конец династии, конец империи!.. Как только телеграфное сообщение с Петербургом восстановилось, я немедленно телеграфировал Никки, прося об отставке от должности начальника Управления портов и торгового мореплавания. Я не хотел иметь ничего общего с правительством, идущим на трусливые компромиссы, и менее всего с группой бюрократов, во главе которой стал Витте, назначенный Российским премьер-министром».
Сергей Юльевич, хорошо помнящий как доброе, так и злое, также не склонен был тянуть с развязкой этой истории. 27 октября 1905 года Главное управление торгового мореплавания и портов оказалось поглощено созданным тогда же Министерством торговли и промышленности, а чуть позже, 19 ноября, всё руководство бывшего ведомства подверглось полной реорганизации. Однако статского советника Горенко эти драматические отставки бывших великокняжеских фаворитов не коснулись: он был уволен из канцелярии Главного управления торгового мореплавания (а заодно и с должности члена правления Русского Дунайского пароходства) «согласно прошению» 23 сентября 1905 года, то есть полуторами месяцами раньше.
Увольнение по «прошению» являлось эквивалентом увольнения «по собственному желанию» в наши дни, и, как и в наши дни, могло означать что угодно. Но в случае с увольнением Андреем Антоновича можно точно сказать: оно было внезапным и скандальным и напрямую не связанным с печальной историей авральной реорганизации Управления, каковую (реорганизацию) не мог тогда предвидеть никто! Хотя обстановка в ведомстве великого князя уже со второй половины 1904 года складывалась и не самым благоприятным образом, родственное благоволение самого императора к Главноуправляющему не могло не обнадёжить любого, хотя бы поверхностно знакомого с обычаями отечественного ведения дел. Сам Александр Михайлович ещё в сентябре – начале октября 1905 года был абсолютно уверен в продолжении деятельности своего Управления в послевоенный период и строил планы в этом направлении, работая в Крыму над закладкой новых кораблей. Его пикирование с августейшим племянником вокруг «победного взлёта императорского штандарта» и пр. – касалось парламентского проекта, представленного главой Министерства внутренних дел А. Г. Булыгиным, проекта вполне охранительного и безобидного. Что же касается таких ударов судьбы как 17-е октября и премьерство Витте, то вплоть до Великой забастовки о подобных головокружительных поворотах никто в России всерьёз и помыслить не мог!
