Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 24. Аркадий Инин - Винокуров

— Лу-уков! Ну когда же ты, Луков, перестанешь быть ребенком?

— Это я ребенок? — выпучился он. — Я?

— Ты, конечно, ты…

Люся погладила его уже слегка лысеющую, но все еще неразумную голову. Паша затих под ее рукой и признался растерянно:

— Знаешь, я… просто я, наверно, про любовь говорить разучился.

— Разучился! Ты никогда и не умел. Я ведь и предложение тебе сама сделала.

— Ну знаешь!

— Знаю, знаю. Спасибо, не отказал.

Паша опять зафонтанировал, заколотил себя в грудь, о каком, мол, отказе могла идти речь, когда он сам мечтал, так мечтал стать ее мужем, хотя, может, и не говорил, но так мечтал… Люся утешила его, успокоила сообщением, что она об этом хорошо осведомлена.

— Что ж я, совсем дурочка — предлагать свою любовь без твоей?

Паша, как и всякий мужчина, люто ненавидевший выяснение отношений, чрезвычайно обрадовался завершению семейного симпозиума.

— Ну! Я тебя люблю, ты меня любишь, так о чем же мы толкуем?

— Не знаю… Трудно мне, Паша, очень мне бывает трудно.

— А мы как договаривались? Если в жизни будет трудно — сядем и поговорим.

— Вот и поговорили, — улыбнулась она печально.

— Ну что, Люсь, что опять? — затосковал он. — Нормально поговорили, по-хорошему. Как и сговаривались: все конфликты решать мирным путем…

— Мирным, Паша, только мирным! — снова улыбнулась она, но уже как-то загадочно.

И одной рукой обняла мужа, а другой дернула выключатель торшера.

Глава 7

Операция «Сватовство», закамуфлированная под именины Алексея Павловича, происходила в воскресенье.

Предвыборная кампания фотокандидатур будущей невесты, как вы помните, была скомкана неожиданным явлением потенциального жениха. И Люся приняла единоличное волевое решение: назначила невестой Юлию Васильевну. Вовсе не «классную руководительницу», как высказался о ней Семен Ильич, а женщину, вообще никем никогда не работавшую и являвшуюся хранительницей семейного очага местного композитора Грухова — музыкального наставника самой Люси. Лебединая песня творца отзвучала уже несколько лет назад, и теперь его вдова жаждала обогреть у старого очага нового супруга.

Юлия Васильевна ожидалась в семь часов. Но уже к шести в доме царила всеобщая суматоха, все были при деле. Люся — в фартучке поверх нарядного платья — металась из кухни в комнату с новыми и новыми блюдами. Паша обеспечивал стол бутылками и открыванием их. Леш ка раскладывал столовые приборы и тащил в рот всякие деликатесы, за что получал по рукам от бдительной мамы. А Семен Ильич просто сидел в кресле и с тайным сарказмом взирал на боевые приготовления.

И только сам именинник Алексей Павлович ни о чем не подозревал, искренне радовался полученным с утра подаркам, с нетерпением дожидался вкусного — а в этом он, зная Люсю, не сомневался — застолья и вообще пребывал в благодушнейшем настроении.

Правда, отдельные нюансы слегка озадачивали его, но мимолетно. Ну, скажем, с утра Люся зачем-то подровняла ему височки, хотя лишь недавно она же произвела всеобщую семейную стрижку. Потом пришел друг Семен и укачал его надеть новый костюм. Хотя отлично знал, что Алексей Павлович предпочитал находиться дома в уютном свитерке, связанном еще женой Варварой. А только что Паша еще перемерил на нем три галстука. Хотя знал отлично, что отец вообще галстуков не любит. Все эти детали на миг удивляли Алексея Павловича, но так и не насторожили бывалого разведчика, не пробудили в нем чувства надвигающейся опасности. Ну, височки, ну, костюм, ну, галстук… Что уж тут такого, просто все хотят, чтоб именинник в этот день, как говорится, выглядел. Более того, Алексей Павлович и сам себя поймал на желании, дотоле неизвестном: в последнее время ему отчего-то и самому желалось выглядеть бодрее и моложе.

— Ну? — покрасовался он на всеобщее обозрение уже в третьем галстуке. — Этот хоть годится?

— Классно! — одобрил Паша.

— Майкл Джексон! — заверил Лешка.

— Нет! — отвергла Люся. — Вы что, все не видите — галстук совершенно не в тон сорочке.

— Людмила! — взмолился Алексей Павлович. — Чего ты меня терзаешь? Что я — жених на ярмарке?

Паша поперхнулся от невольной проницательности отца. Люся быстренько перевела разговор:

— При чем жених, при чем ярмарка? Просто мы сегодня не только в своем семейном кругу. Юлия Васильевна — женщина с тонким вкусом.

— Да откуда она вообще взялась, эта Юлия Васильевна? Ну, пригласила ты какую-то подругу, так чего плясать-то вокруг нее… Что она — королева английская?

Семен Ильич, до сих пор дипломатично помалкивавший, не удержался от афоризма:

— Англичане утверждают: «Покупая кота в мешке, будь осторожен, чтоб не купить кошку!»

— Это в каком смысле? — прищурился Алексей Павлович.

Люся поняла, что мужчины сейчас все могут испортить, и принялась разгонять эту компанию.

— Семен Ильич, миленький, продегустируйте салат — я только вам доверяю… Леша, поменяй вилки на те, что в буфете… А ты, Паша, все-таки подбери галстук папе, у тебя же целый шкаф.

Мужчины послушно занялись исполнением поручений.

Паша увел отца в спальню, открыл дверцу шкафа, где на леске висел десяток галстуков, и стал их перебирать.

— В полоску, что ли… Или вот, серый…

— Да ни тот, ни этот! — Алексей Павлович сорвал и галстук что уже был на нем. — Я этих удавок вообще терпеть не выношу! И не стану, хоть и для королевы вашей облезлой!

— Ну и зря, батя, ты же Юлию Васильевну не видел. Очень достойная женщина, говорят, веселая. И по части кухни умелица…

— Пашка! — засмеялся отец. — Что у вас у всех нынче за настроение? То из меня жениха корчите, то эту Юлию расписываете, как невесту на выданье!

Прямолинейный Паша рубанул без лишних затей:

— А чего, был бы ты у нее, как у Христа за пазухой!

— Что-о?

— А что?.. — Паша струхнул, увидев глаза отца. — Я говорю, хорошо бы… ты… и она…

Алексей Павлович понял все. Все туманные штришки этого дня сложились в четкую картинку. И картинка эта его удручала.

— Та-ак! Продал, значит, по дешевке!

— Кто продал? — засуетился Паша. — Кого продал?

— Ты! Отца родного продал. В капкан заманил.

— Какой капкан? Ты ведь жениться собрался, а Люська решила тебе помочь…

— Люська да Люська! Слушай, сын, ты когда, сын, мужиком станешь? Взрослым мужиком?

— Батя! — обиделся Паша.

— Цыть! Что «батя», что? Сколько же тобой будут вертеть как хвостом собачьим? Не мужик ты, нет, не мужик! Слова сказать не умеешь так, чтобы всем ясно: это Пашка Луков сказал — значит, так и есть и так и будет!

Алексей Павлович умолк, глядя на сына не столько с гневом, сколько с болью. А Паша сказал тихо и растерянно:

— Так уж вышло,