Убийца Шута - Робин Хобб

— Мы беспокоимся, — тихо сказал он, — даже о том, что нам не принадлежит. Сегодня ты выглядишь ужасно. Ты не худой, ты исхудалый. Пьешь, не обращая внимания на вкус, ешь, не глядя на пищу. Я знаю, что ты все еще в трауре, и это правильно. Но горе может заставить человека не замечать очевидного. Например, нужды ребенка.

Он желал только добра, но я был не в состоянии услышать его.

— Я не забываю про ее нужды. Именно поэтому я ухожу. Дай мне три дня на подготовку, прежде чем привезешь Шан к моей двери. — Он кивал и глядел на меня так искренне, что мой гнев растаял. — Ты увидишь Би и поговоришь с ней. Я обещаю, что не забуду про нее, Риддл. Она необычный ребенок. Замок Баккип будет для нее плохим местом.

Он смотрел недоверчиво, но, к счастью, держал свои сомнения при себе.

— Тогда до встречи, — ответил он.

Я чувствовал его взгляд, пока шел по коридору. Усталый и полный раскаяния, я спустился по лестнице. Я знал, что меня гложет. В моем сердце была слабая надежда, что Чейд устроил эту встречу, потому что хотел меня видеть, хотел предложить поддержку и сочувствие моей потере. Давно прошли те времена, когда он был моим наставником или защитником, но мое сердце жаждало еще раз почувствовать спокойствие его мудрости. В детстве мы считаем, что взрослые знают все, и даже когда мы не можем понять мир, они способны на это. И вырастая, в моменты страха или печали, мы снова обращаемся к старшему поколению в надежде узнать, наконец, большие тайны боли и смерти. Но все, что мы узнаем — что жизнь продолжается. Я знал, как Чейд обходится со смертью. Я ничего не должен был ждать от него.

Я поднял воротник, плотнее завернулся в мокрый плащ и вышел в бурю.

Глава четырнадцатая

Сны

Этот сон начинается с конца моей жизни. Он снился мне в шести разных вариантах, и я опишу только то, что всегда остается неизменным. Волк, огромный, как лошадь. Черный, он стоит неподвижно, как камень, и смотрит. Мой отец — серый, как пыль, и старый, очень старый. «Я просто очень устал», говорит он в двух снах. В трех он говорит: «Мне так жаль, Би». В одном из снов он ничего не говорит вообще, но его молчание означает именно это. Хотела бы я прекратить этот сон. В нем такое ощущение силы, будто это должно произойти, какой бы путь я не выбрала. Каждый раз, когда я просыпаюсь после него, чувствую, что сделала еще один шаг к какому-то холодному и опасному месту.

Мне не верится, что я спала. Как можно в таком безнадежном ужасе предаваться сну? Вместо этого я съежилась внутри, за закрытыми веками, дрожа от страха.

И в первый раз пришел Волк-Отец.

Я и раньше видела сны, сны необычайные, сны, которые не забывались после пробуждения. Я даже начала записывать те сны, которые считала важными. Но я знала, что это сны.

Это же был не сон.

Запахи пыли и мышиного помета смело свежим ароматом хвои и снега. Потом появился теплый, чистый запах здорового животного. Он подошел ближе. Я погрузила руки в его мех и прижала их, чувствуя, как согреваются пальцы. Его морда была у моего уха, он дышал теплом.

Прекрати скулить. Если ты напугана — молчи. Скулит добыча. Это привлекает хищников. А ты не добыча.

У меня перехватило дыхание. Горло болело, рот пересох. Я плакала, не сознавая этого. Пристыженная его укором, я остановилась.

Так-то лучше. Итак, что у тебя за беда?

— Темно. Двери не открываются, и я здесь в ловушке. Я хочу попасть домой, в кровать.

Разве отец не велел тебе оставаться в безопасном логове? Почему ты оставила его?

— Мне было любопытно.

А любопытные щенята попадали в беду с начала мира. Нет, не начинай скулить. Скажи мне, чего ты боишься?

— Я хочу вернуться в постель.

Это то, чего ты хочешь. Ты умна и способна вернуться в логово, где отец оставил тебя, и запомнить, что не надо покидать его без разрешения. Так почему бы тебе не сделать это? Чего же ты боишься?

— Я боюсь крыс. И я не могу найти дорогу обратно. Я здесь в ловушке, — я попыталась вздохнуть. — Я не могу выйти.

А почему же?

— Темно. Я заблудилась и не могу найти дорогу назад.

Я начинала злиться на спокойный, неумолимый голос, даже нежась в тепле и чувстве безопасности, которые он дарил. Возможно, уже тогда я поняла, что почувствовала раздражение, очутившись в безопасности. Постепенно до меня дошло, что я больше не боюсь, а просто растеряна.

Почему же ты не можешь найти дорогу назад?

Теперь он был просто глупым. Или злым.

— Темно. Я ничего не вижу. И даже если бы я видела, я не помню, в какую сторону идти.

Голос терпеливо продолжал.

Возможно, ты ничего не видишь. Возможно, ты не помнишь, потому что испугалась. Но ты можешь чувствовать запах. Вставай.

Выпрямиться оказалось трудно. Я вся промерзла и дрожала, но поднялась.

Иди вперед. Следуй за своим носом. Следуй за ароматом маминой свечи.

— Я не чувствую запаха.

Выдохни через нос. И медленно вдохни.

— Тут пахнет только пылью.

Попробуй еще раз. Неумолимо.

Я низко зарычала.

Вот. Ты искала мужество. Теперь найди разум. Унюхай путь домой, щенок.

Я хотела, чтобы он ошибся. Я хотела оправдаться в своем страхе и отчаянии. Я вздохнула, чтобы сказать ему, что это глупо, и… различила запах мамы. На меня нахлынуло одиночество и жажда по той, которая так меня любила. Мое сердце повлекло меня к запаху, а мои ноги последовали за ним.

Я была как в полусне. Дважды я останавливалась, думая, что потеряла его. Я должна была двигаться в темноте, но помню, что медленно прошла сквозь летний сад, через жимолость, которая широко разрослась и опутала каменную стену.

Я подошла к месту, где сквозняк коснулся моего лица. Он спутал запах, и я снова очутилась в темноте. Мое сердце подскочило к горлу, и я потянулась вслепую, ничего не ощущая. Рыдания ужаса боролись с бешено стучащим сердцем за право первым выпрыгнуть из моего рта.

Успокойся. Используй нос. Страх теперь бесполезен.

Я всхлипнула, подумав, что он бессердечный. И снова поймала аромат. Я повернулась в его сторону, но он стал слабее. Я медленно повернула голову и окунулась в него, будто руки мамы легли на мои щеки. Я наклонилась вперед, вдыхая ее любовь. Небольшой поворот и легкий подъем. Запах усиливался. А потом я наткнулась на полочку. От неожиданности я открыла глаза. Я и не знала, что закрывала их.

И там, рассеиваясь крышечкой глазка, сиял слабый проблеск мерцающего света от огарка маминой свечи. Свет ласкал, желтый, теплый и гостеприимный. Я опустилась на колени, взяла свечу и поднесла ее к груди, вдыхая запах, который привел меня в безопасное место. Я оттолкнула крышечку в сторону и заглянула в тускло освещенный кабинет.

— Теперь все будет хорошо, — сказал я Волку-Отцу. Я повернулась, чтобы посмотреть на него, но он ушел, оставив лишь холодное облачко позади меня.

— Отец? — повторила я, но ответа не было. Мое сердце сжалось, а потом я услышала стук.

— Би. Отопри дверь. Немедленно.

Он говорил тихо, и я не понимала, злится он или испуган.

Стук повторился, потом усилился, и я увидела, как трясется дверь. Затем она подпрыгнула от удара.

Мне потребовалось мгновение, чтобы сориентироваться. Оставив глазок приоткрытым, под тонким лучом света я собралась с духом. Касаясь кончиками пальцев стены, я пошла по узкому коридору, повернула за угол, а потом — еще за один, и вышла к панели. Стук и тряска стали громче.

— Я иду! — отозвалась я и толкнула закрытую панель. Мне пришлось повиснуть на ней, но дверь я все-таки открыла. Отец толкнул ее так внезапно, что сбил меня с ног.

— Би! — коротко воскликнул он и упал на колени, хватая меня.

Он обнял меня так крепко, что я не могла дышать. И забыл об осторожности. Его страх пропитал меня. Я застыла в его руках. Внезапно все исчезло, оставив меня гадать, действительно ли я ощутила волну отцовской любви. Он выпустил меня, но не отвел взгляда. Его глаза были полны боли.

— О чем ты думала? Почему ты не в постели? — строго спросил он.

— Я хотела…

— Тебе нельзя. Понимаешь меня? Тебе НЕЛЬЗЯ!

Он не кричал. Но его голос звучал страшнее, чем крик. Тихий и глубокий, как рычание.

— Нельзя что? — меня трясло.

Он смотрел на меня дикими глазами.

— Нельзя уходить оттуда, где я оставил тебя. Нельзя заставлять меня думать, что я потерял тебя.

Он снова обнял меня, прижал к холодному плащу. Я только сейчас поняла, что у него мокрые волосы, и что он по-прежнему в верхней одежде. Он сразу прошел в мою комнату, чтобы проверить. И мгновенно запаниковал, когда не нашел меня там. Я ощутила странный прилив воодушевления. Я была ему нужна. Очень нужна.