КГБ. Мифы и реальность. Воспоминания советского разведчика и его жены - Галина Львовна Кузичкина (Кокосова)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я и еще один офицер нашей резидентуры решили пойти и лично посмотреть на нового лидера Ирана. Машину было использовать бесполезно, и мы пошли пешком по направлению к аэропорту. Толпа народа была нескончаемой. Нам удалось с трудом добраться до Тегеранского университета. Оттуда уже не было никакой возможности продвигаться вперед. Толпа стояла сплошной стеной, и мы решили повернуть обратно. У меня было чувство, что из-за давки многие находящиеся в толпе люди со слабым здоровьем могут расстаться с жизнью. Как оказалось позднее, так оно и произошло.
Дальнейшие события после возвращения Хомейни развивались с неимоверной быстротой.
Хомейни отверг предложенные премьер-министром Бахтияром переговоры и, в свою очередь, объявил, что назначает главой правительства Исламской республики Базаргана. Хомейни также призвал население игнорировать все распоряжения Бахтияра и подчиняться только правительству новой Исламской республики. В стране практически установилось двоевластие с перевесом в сторону Хомейни. По всей стране организовывались демонстрации в поддержку Исламской республики. Многие министерства и ведомства объявили о признании правительства Исламской республики.
9 февраля началось вооруженное восстание. На военно-воздушной базе Душан Тапе в Фарахабаде, расположенной в юго-восточной части Тегерана, произошло вооруженное столкновение между техническим персоналом базы и шахскими гвардейцами. Обе стороны понесли тяжелые потери. Восставшие авиатехники обратились к населению с призывом о помощи. На этот призыв тут же откликнулись вооруженные формирования муджахидов и федаев — молодые люди, в основном студенты, которые уже давно припасали оружие для такого вот момента. Члены этих организаций не только присоединились к боям на базе Душан Тапе, но и начали нападать на полицейские участки и войска по всему Тегерану. Правительство Бахтияра объявило комендантский час с 16:00, но никто его не соблюдал, кроме иностранцев. Мы предпочитали сидеть по домам и в эти их бои не вмешиваться. По улицам неслись автомашины с вооруженными мальчишками, которые, высунувшись из окон, что-то постоянно кричали, держа в руках пакеты с кровью и бинты.
В резидентуре КГБ нам было известно практически все, что происходило с начала вооруженного восстания. Но известно это было не потому, что у нас были кругом агенты, просто мы осуществляли постоянный радиоперехват почти всех радиопереговоров в Тегеране: армии, пожарных, скорой помощи, всех. На пункте перехвата «Импульс» было установлено круглосуточное дежурство для того, чтобы контролировать события.
Таким образом, нам было известно, что полицейские участки один за другим переходили в руки восставших. Настроение полиции было паническим. Многие не хотели стрелять в народ и предпочитали переходить на сторону восставших. Солдаты переходили на сторону оппозиции и сдавали оружие. Так военные, охранявшие британское посольство, без сопротивления отдали свое оружие оппозиции. Муджахиды и федаи нападали на армейские склады оружия и раздавали его населению. Восставшие атаковали и раскрыли тюрьмы, освободив оттуда всех без разбора: и политических, и уголовников, и даже тех, кто был злейшим врагом оппозиции. Например, бывший шеф САВАК генерал Насири, посаженный в тюрьму еще шахом, тоже был освобожден. Двери его камеры были открыты, и он почти уже покидал территорию тюрьмы, когда в нем узнали бывшего шефа САВАК и вновь посадили под замок, предварительно как следует избив.
Контроль в городе постепенно переходил в руки оппозиции. 10 февраля я дежурил на пункте радиоперехвата, контролируя происходящее. В эфире был полный сумбур. Часть радиосредств еще сохранялась у властей, но часть уже попала в руки восставших. Почти никто не мог ни с кем связаться, и поэтому говорили все сразу. Вдруг я услышал, как два полицейских участка связались между собой. На одной стороне был правительственный полицейский, на другой — представитель восставших. Когда они уяснили себе, кто есть кто, они, не стесняясь в выражениях, решили излить друг на друга свои политические кредо.
— А, восставшие, — начал полицейский, — я твою мать и ваших Хомейни, Ленина, Маркса, Брежнева в рот е…!
— А, а, а, я, — задыхаясь от гнева, орал представитель восставших, — вашего шаха, Картера и… и… и… и… — он не мог больше припомнить имен, — я тоже в рот е…!
Так они продолжали изощряться в знании политических институтов и их представителей по обеим сторонам до тех пор, пока в их беседу, совсем не обычную для вежливых иранцев, не вступил голос пожилого образованного человека.
— Прекратите сейчас же эту грязную перебранку! Ведь вы же оба иранцы, представители великой культуры. Вы что, не понимаете, что ваш разговор сейчас слышит весь мир?!
Как ни странно, это вмешательство охлаждающе подействовало на обоих, и они прекратили переговоры пристыженные. Странно, но и я почувствовал себя пристыженным, так как я ведь потешался над их перебранкой.
11 февраля в 3 часа дня правительство Бахтияра ушло в отставку и новое правительство взяло власть. Так все шахское превратилось в оппозицию. Как просто!
Последним монолитным оплотом приверженности шахскому режиму были казармы гвардейцев шаха. Они сопротивлялись до последнего и наконец 12 февраля сдались на волю победителям, понеся тяжелые потери. В тот же день иранская армия «во избежание кровопролития» ушла в казармы и объявила себя вне политики. Таким образом, власть в стране перешла полностью в руки сторонников Хомейни.
Теперь солдат на улицах видно не было. По городу носились автомашины и бронетранспортеры с молодыми вооруженными людьми, членами уже не подпольных организаций муджахидов и федаев. Они продолжали захватывать различные правительственные учреждения, арестовывать известных офицеров САВАК и полиции.