Андрей Сахаров. Наука и свобода - Геннадий Горелик

Кажется немыслимым, на первый взгляд, совместить эти факты с дошедшей до наших дней оценкой Льва Арцимовича (одного из заместителей Курчатова), что при создании атомной бомбы разведка сэкономила Советскому Союзу год-два. Хотя с этой оценкой согласны западные историки и Британская энциклопедия, физика Арцимовича слишком легко заподозрить в пристрастности к вкладу физиков.

Трудно, однако, в пристрастности заподозрить Ганса Бете, который в 1946 году в статье, опубликованной в Америке, заявил, что любая из нескольких стран, включая Россию, «если только примет соответствующее решение, смогла бы воспроизвести нашу работу [по атомной бомбе] за время около пяти лет».[235] Этот физик не только получил Нобелевскую премию за теорию термоядерной энергии звезд, он — на Земле и совершенно практически — руководил всей теоретической работой в Лос-Аламосе. Поэтому он прекрасно знал, какие конкретно научные исследования надо провести на пути к атомной бомбе. Знал, что эти исследования не требуют гениальности, достаточно просто физиков высокого класса. И Бете знал уровень советских физиков.

Советские физики должны были сами провести все необходимые расчеты и эксперименты. Ведь за результаты они отвечали собственной головой. Потому-то многие ветераны советского проекта с таким недоверием отнеслись поначалу к сообщениям о вкладе разведки — они-то все измеряли и считали сами. Курчатов, зная американские результаты, помог избежать каких-то тупиков, что и сократило путь на 1/5, если довериться оценке Бете.

Заслуживают ли год-два, сэкономленные для советской атомной бомбы, звания Героя России? Наверное, заслуживают, если бы иначе в эти год-два произошло атомное нападение на Россию.

Кажущееся несоответствие тысяч страниц разведматериалов и всего лишь двадцатипроцентной экономии — не единственный парадокс в истории атомного шпионажа. Биографы Холла/Млада провели отличное журналистское расследование и дали возможность познакомиться с мотивами людей, выдавших самые драгоценные западные секреты главному политическому противнику Запада. Эти люди по собственному решению служили, как они считали, социализму, хотя фактически — сталинизму. И служили бескорыстно, если не считать корыстью удовлетворение собственных задушевных устремлений.

Американским журналистам, рассказавшим биографию Холла, не хватило знаний в истории физики и в «физике советской истории», чтобы адекватно представить его вклад в биографию Советского атомного проекта. Парадоксальный вывод, который приходится сделать из истории Холла, состоит в том, что он, передавая ценнейшие секреты, скорее не содействовал, а… мешал Советскому атомному проекту.

Как ни удивительно, даже после Хиросимы, когда не оставалось сомнений, что атомная бомба возможна, Берия подозревал в разведдонесениях «дезинформацию, считая, что таким образом противник пытается втянуть нас в громадные затраты средств и усилий на работы, не имеющие перспективы».[236]

Как же так? Ведь у Берии на столе было три независимых разведдоклада из самого центра Американского атомного проекта. Холл не знал, что рядом с ним в Лос-Аламосе имеется другой советский агент Клаус Фукс, старше его по возрасту и по научному положению, который передал советской разведке более полные и точные сведения об атомной бомбе. Действовал и третий агент — сержант Дэвид Грингласс.

Берия был какой угодно, но не глупый. Два его предшественника на посту главного сталинского жандарма, прослужив пару лет, попадали в ту же мясорубку, которую до того крутили. А Берия после 7 лет службы стал маршалом и следующие 7 лет успешно руководил атомным проектом. Для этого мало просто хитрости и осторожности.

Как глава разведки он мог не верить своим агентам, считая, что их успехи выглядят слишком хорошо, чтобы быть правдой. Вот что пишут биографы Холла:

Это было редкостное явление, уникальное в американской истории: три человека, не зная друг о друге, исходя из политической философии решились на шпионаж в одно и то же время, в одном и том же месте, выдавая примерно одинакового рода информацию одному и тому же иностранному правительству.[237]

Из трех агентов самым надежным и самым ценным был Фукс, тридцатитрехлетний, зрелый, уравновешенный, с активным антифашистским прошлым в Германии, занимающий высокое научное положение. А самым сомнительным агентом был девятнадцатилетний Холл, сын владельца меховой мастерской, который в ноябре 1944 года как с неба свалился на контору советской разведки в Нью-Йорке. Молодость и неблагополучное по советским понятиям — мелкобуржуазное — происхождение добровольца внушало опасения, что он — инструмент дезинформации.

Берия — в отличие от своих товарищей по Политбюро (за исключением, быть может, самого главного Товарища) — не был, судя по всему, заражен социалистическими предрассудками. И поверить в то, что сразу столько американцев решили рискнуть жизнью ради страны социализма, ему было труднее, чем допустить, что американские спецслужбы пытаются его обмануть — и довольно топорно. Стало быть, Млад не только вызывал недоверие к себе, но еще и к Фуксу, поскольку содержания их сообщений сходились!

Но если Холл не помог советской атомной бомбе, то. может быть, он сделал что-нибудь на следующем этапе создания супероружия? Сам он отрицает какой-либо свой вклад в советскую водородную бомбу. Даже если это он сообщил, что американцы думают об использовании лития в супербомбе, это никакая не подсказка.

Как обнаружил в спецархиве Г.А. Гончаров, в октябре 1947 года советская разведка узнала, что в американских исследованиях фигурирует литий. Но при этом физик Гончаров подчеркнул, что об изотопном составе лития разведка ничего не сообщала. На такие «мелкие детали» журналисты внимания не обратили, главное — слово «литий». И — для пущей важности — биографы Холла назвали это вещество вместе с водородом, гелием и бериллием «четырьмя загадочными легкими элементами». При этом они не объяснили, что же загадочного в этих действительно самых легких, но давным-давно известных элементах.

Термоядерную взрывчатку делают не просто из лития, а из его редкого изотопа лития-6, соединенного с дейтерием (LiDочка). И впервые в мире это вещество применили в Слойке.

Биографы Холла, видимо, не знали, что литий — это первое твердое вещество из легких элементов, и потому с ним легче иметь дело, чем с газами — дейтерием и тритием. Именно литий использовали в первой ядерной реакции, проведенной с помощью ускорителя частиц в 1932 году.

И уж точно журналисты-биографы не знали, что будущий автор LiDочки Гинзбург в 1946 году в своей популярной брошюре «Атомное ядро и его энергия» рассказал об этой реакции. И проиллюстрировал запасы ядерной энергии «на примере лития», а не урана, как обычно: «Вместо целого поезда с углем можно было бы взять 100—200 граммов лития».[238]