Раб и Царь - Александр Смирнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дима машинально взял деньги и положил в карман.
Маша, поняв, что с Царём что-то происходит, и что это что-то очень личное, встала и направилась к выходу. Однако она не могла уйти, оставив его в таком состоянии. Маша остановилась у дверей и повернулась к Царю.
– Давай в филармонию сходим?
– В филармонию? Зачем?
– Я тебя со своим мужем познакомлю.
– С мужем? В филармонию? Ну пошли. – На лице у Димы наконец-то появилась улыбка.
Маша с облегчённой душой села в свой мерседес и уехала. Дима остался один.
Для Маши хватило двух минут, чтобы понять, что Царь совершенно не разбирается в музыке. Она сидела рядом с ним и корила себя в том, что заранее не подумала об этом. Дима из приличия слушал музыку, которая нисколько его не интересовала. Однако её опасения развеялись в самом конце концерта. Исполняли симфонию какого-то незнакомого композитора. Царь как будто растворился в этой музыке. Он впился пальцами в подлокотники кресла, и, не моргая, смотрел на сцену. Но самое интересное началось позже, когда композитор вышел на сцену и начал раскланиваться, Царь даже встал со своего места и стал пожирать его глазами. Наспех простившись с Машей и её мужем после концерта, Царь купил в ближайшем ларьке цветы и направился к служебному входу филармонии.
Композитор вышел в сопровождении своих поклонников. Увидев Царя, они как будто наткнулись на невидимый барьер. Оставив своего кумира, поклонники издалека с любопытством наблюдали, как незнакомец подошёл к композитору и протянул ему букет.
– Я за базар пришёл ответить, – сказал незнакомец.
Композитор поднял глаза на незнакомца.
– Царь?!
– Собственной персоной, – ответил Дима.
Уже через четверть часа они одни сидели в кафе за рюмкой коньяка и слушали рассказы друг друга. Не было ни Димы, ни композитора, был Царь и был Скрипач.
– … я тоже намаялся, – рассказывал Скрипач. – Куда не сунусь – везде на дверь указывают. Кому нужен зэк? Разве что, к уркам податься? Но этого я уже нахлебался вдоволь. Совершенно случайно оказался в храме. Там у них хор пел. Так фальшивили, что уши чуть не завяли. У меня на физиономии, вероятно, всё было написано. Настоятель подошёл ко мне и предложил заняться хором. Я и сейчас там работаю. Сначала хором занимался, потом стал писать, а вот сегодня впервые в филармонию вышел.
– У меня такая же история. Куда не сунусь, результат один – показывают на выход. Никому не нужен.
– Это естественно.
– Естественно?
– Конечно. Ты же царь, а живёшь среди рабов. Кому же ты можешь быть нужен?
Дима смотрел на бывшего зэка и удивлялся: как можно было вылезти из такой глубокой и грязной ямы, в которую столкнула судьба, и не испачкаться. Вернее, испачкаться, но потом найти в себе силы и отмыться?
– А ведь ты предсказывал мне это, помнишь? – продолжал Скрипач.
Дима кивнул головой.
– Я ещё не верил тебе, думал, что всё это ерунда, а всё вышло, как ты сказал.
– По-другому и быть не могло.
– А можно я тебе предскажу?
– Ну, попробуй.
– Ты станешь очень знаменитым человеком, и случится это не когда-нибудь, а завтра.
– А что у нас завтра?
– Завтра начнётся твоё восхождение.
Они ещё долго сидели в кафе, но завтра уже началось, и друзей попросили покинуть заведение.
Диму разбудил колокольный звон соседнего монастыря. Этот звон он слышал часто, но, привыкнув к нему, не замечал. Сегодня колокола звонили по-особенному. Сегодня они звали к себе, не давая думать ни о чём, кроме них. Они не просили, они приказывали бросить всё и идти в храм.
Дима, повинуясь их воле, слез с кровати, сунул что-то в рот и пошёл в монастырь. Тяжесть и грусть, которые в последнее время лежали у него на душе, моментально исчезли, стоило ему перешагнуть порог храма. Он подошёл к иконам и стал разглядывать их. В глаза бросился великолепный оклад, покрытый золотом. С одной стороны он был безупречен, а другая оставляла желать лучшего.
– Я эту сторону ещё не докончил, – услышал сзади он знакомый голос.
Дима обернулся и увидел прапорщика.
– Я знал, что ты придёшь сюда, Царь.
– Откуда? Дорог много. Не мог же ты знать, по которой я пойду?
– Все дороги ведут к храму, по крайней мере, те, по которым ходишь ты.
К прапорщику подошёл настоятель. Он хотел что-то спросить его, но женский вопль не позволил этого сделать.
– Господи! – вопила женщина у распятья. – Упокой душу раба твоего, Дмитрия.
Царь подошёл к несчастной и поднял её с колен.
– Это он? – спросил прапорщика настоятель.
– Да, он пришёл.
– Зачем ты просишь у Господа упокоить мужа твоего? – спросил Царь у женщины.
– Он в Чечне погиб.
– С чего ты взяла?
– Вот похоронка, – она протянула листок бумаги.
– Это не похоронка. Это просто бумага.
Женщина недоверчиво посмотрела на Царя.
– Твой муж жив. Он сейчас ждёт тебя дома, а ты, вместо того, чтобы встречать его, просишь Бога, чтобы он его упокоил.
Женщина отшатнулась от Царя, как от чумы.
– Что вы говорите? Так шутить нельзя!
– Что вы стоите здесь? Бегите скорее домой!
Слёзы у женщины моментально высохли, и она опрометью выбежала из храма.
Все, кто находился в храме, перестали молиться и заворожено наблюдали за этой сценой. К Царю подошёл настоятель монастыря.
– Не опаздывай завтра, – сказал он. – Тебя будут ждать люди.
Царь возвращался из храма поздно вечером. Фонари вырывали из темноты маленькие островки и освещали их. На одном таком островке Царь увидел парня в пятнистой униформе. Он стоял, опираясь на костыли, и обнимал женщину. Это была та самая несчастная, которая призывала Бога упокоить душу своего возлюбленного.
Утром Царь проснулся сам, без помощи будильника. Его не звали колокола. Он пошёл в храм ещё до того, как они начали свой перезвон. Ещё подходя к храму, он увидел длинную очередь верующих. Настоятель, видимо, ждал его. Он вышел навстречу Царю и провел его в храм через служебный вход.
– Это к тебе, – кивнул он головой в сторону очереди.
Настоятель показал место, где Царю предстояло трудиться, и открыл двери прихожанам.
Целую неделю Царь принимал прихожан. И чего они только не просили. И каких вопросов ни задавали. И чем больше он разговаривал с людьми, тем больше он им был нужен.
– Батюшка, скажи, что мне делать? – причитала одна солидная дама. – Муж меня бросил. К другой убежал, кобелина проклятый. Как мне его вернуть?
– А зачем же его возвращать?
– Как же, батюшка, у нас семья была…
– Разве у вас была семья?
– Да, я и паспорт могу показать.
– В семье люди любят друг друга, а не штамп в паспорте имеют. Разве ты любишь своего мужа?
Женщина задумалась, видимо, перебирая в памяти страницы своей жизни.
– Ну что, вспомнила, когда ты его любила?
Женщина отрицательно покачала головой.
– Никогда.
– Зачем же ты вышла за него замуж?
– Все выходили, и я вышла. Родители настояли. Он перспективный был.
– А любила кого?
– Одноклассника любила. Он после школы слесарем на завод пошёл работать. Для моих родителей такой мне не пара.
– А вышла, значит, по расчёту?
– Так все выходят.
– Да нет, не все. Ну и как тебе семейная жизнь?
– Нормально. Есть дача, квартира. Денег много. Муж машину мне недавно купил. Одним словом, жили, как все. У мужа любовница была, так они у всех есть.
– А счастье было?
– Счастье? Я даже не знаю, что это такое.
– Счастье, когда нет ни квартиры, ни машины, ни дачи, а уж тем более денег, но есть любимый человек, которого ни за что не променяешь ни на какие блага.
– С милым рай и в шалаше?
– Истинно. И если для тебя это будет раем, тогда и дано тебе будет: и квартира, и машина, и дача. Твой муж сейчас действительно счастлив, потому что живёт с любимым человеком.
– А я?
– А тебе никто не мешает. Твой любимый и сейчас ждёт тебя. Правда, он давно уже не слесарь, а начальник цеха, но он холост и кроме тебя никого полюбить не может.
– Разве в моём возрасте можно построить счастье?
– При чём тут возраст? Это у тела есть возраст, а душа всегда одного возраста. А счастье строить не надо. Счастье просто есть, и всё. Оно Богом даётся. Человек может либо взять его, либо отказаться.
Женщина ушла, а её место занял мужчина.
– Батюшка, помоги, – взмолился он. – Грешен я. Смерти другу своему бывшему желаю. Знаю, что грех это, но поделать ничего не могу. Как закрою глаза, так морда его поганая передо мной стоит. Хоть спать не ложись.
– Что же тебе сделал твой бывший друг?
– Фирму мою оттянул, меня по миру пустил, чуть семью не разбил. Предал он меня, и всё из-за денег.
– А ты сейчас разве хуже живёшь, чем до предательства твоего друга?
– Слава Богу, сейчас всё утряслось. – При этих словах мужчина перекрестился.
– Что же ты гложешь себя, если жить лучше стал?
– Да как же, батюшка? Если бы ты знал, через что мне пройти довелось, пока всё образовалось.