В дебрях времени - Владимир Обручев

Спасаясь бегством, я ускорил шаги и неожиданно очутился в местности, напоминающей пойму реки, изобиловавшую большими лужами и озерцами.

«Паруса» в лесу

На земле было очень сыро, пахло гнилью. Здесь было царство ущербного рода стегоцефалов. Я вскоре заметил очень своеобразное существо — двинозавра. Эта амфибия интересна тем, что у нее на всю жизнь сохранились характерные для личинок наружные жабры, как, например, у современного аксолотля.

Я стал вспоминать, были ли среди встреченных мною сегодня животных предки млекопитающих.

Этих животных ученые ищут среди так называемых синапсид большой группы рептилий пермского периода, у которой имелся ряд признаков, сближающих их с млекопитающими.

В их черепе исчезают многие костные элементы, исчезает теменной глаз, затылочный мыщелок становится двойным, как у млекопитающих, зубы приобретают различное строение и делятся уже на резцы, клыки и коренные. У других, менее прогрессивных рептилий ничего подобного не было. Некоторые из синапсид приближались к млекопитающим и по скелету конечностей. Сейчас еще довольно трудно сказать, какие именно животные стали предками млекопитающих. Одно время полагали, что ими могли быть цинодонты из синапсид, но это недостаточно подтвержденная версия. Поиски продолжаются…

Едва я миновал озерца дурнопахнущей воды со змеевидными обитателями и стал медленно подниматься на пологий склон небольшой возвышенности, как показалось существо с метровым парусом на спине… Парус протянулся от головы на короткой шее до хвоста. Подобно спинному плавнику у рыб, парус-перепонка был натянут на метровые невральные отростки позвонков. И, как реи на мачтах парусных кораблей, эти отростки имели поперечные перекладины-шипы на разной высоте, сидевшие перпендикулярно к перепонке.

Этот громадный хищник — диметродон с трудом волочил по земле полуобглоданные останки амфибии-эриопса. Завидя меня, он остановился. Мне показалось, что он медленно «соображает», как ему поступить в таком непредвиденном случае.

Вдруг он выпустил добычу из пасти, и я услышал шипение и свист, будто диметродон заранее предостерегал меня от возможной попытки завладеть его соблазнительным блюдом. В густом сумраке чащи глаза его горели зловещим сине-зеленым пламенем.

Мы стояли друг против друга в напряженном ожидании — отступить значило навеки уронить собственное достоинство. Я сделал резкое движение, хлопнул в ладоши… и он напал! Приподнявшись на своих коротких, но сильных лапах и вытянув стрелой напрягшийся хвост, он разинул зубастую пасть и проворно засеменил мне навстречу. Отпрянув в сторону, я пропустил его мимо себя.

Диметродон пробежал метров жесть, остановился и стал медленно и недоуменно озираться по сторонам. Мой прыжок в сторону означал для него исчезновение, и тупая рептилия, потеряв меня из виду, не могла понять, что произошло.

Я решил наказать ее за дерзость. Осторожно подкравшись сзади и внезапно выскочив из-за укрытия, я толчком ноги в основание паруса опрокинул животное на бок. Его попытки освободиться и выпрямиться были тщетны. Я закрепил его парус палкой, воткнутой в землю, и пошел отыскивать свои следы, чтобы вернуться к машине. Был момент, когда мне показалось, что я сбился с пути, но в действительности до машины было лишь полторы или две сотни метров.

Я переоделся, вытер лицо и руки одеколоном, забрался на сиденье и мгновенно заснул…

Не знаю, какие добрые духи охраняли мой сон, но проснулся я от неистовой тряски. Серые сумерки заползали в самые темные уголки леса, небо покрывали темнеющие свинцовые облака. Сырой, промозглый туман потянулся из низин языками и щупальцами, разливаясь по окрестностям. Машину тряс крупный тонкоспинный ящер эдафозавр, зажавший в зубах хрустальный стержень. Из молочного марева торчала его спина, украшенная зубчатым гребнем. Я пихнул его ногой, но он продолжал с бесцельным упрямством механизма трясти и раскачивать машину. Волны поднимавшегося тумана достигли меня и залили, погрузив в зловонные испарения болот.

«Едва возможно дышать, — подумал я, — вероятно, здесь все еще мало кислорода в атмосфере и много, очень много углекислоты. Вот почему так пышно разрастались на болотах леса…» Мне казалось, что еще немного, и я захлебнусь этой холодной липкой жижей, от которой першило в горле.

«Пора в путь», — решил я.

Машина тронулась, зубы парусного хищника со скрежетом соскользнули, и он остался навсегда в прошлом, раздосадованный, угрюмый, недоумевающий. Никто никогда не расскажет ему, что он повстречался с пришельцем из далекого будущего. А я стремглав мчался в мезозой, в сказочное царство гигантских рептилий.

Титанический охотник

Судя по указателю, палеозойская эра кончилась и началась другая — мезозойская, эра «средней жизни», нечто напоминающее наше средневековье. Итак, я перенесся в одну из стран геологических, палеонтологических, климатологических и прочих грез. Дорого бы дали исследователи самых различных специальностей за то, чтобы на полчаса окунуться в эту эпоху чудес, в эру, граничащую с нашей кайнозойской, но совсем нам чуждую.

Эта эра началась двести миллионов лет назад, а конец ее наступил за шестьдесят или семьдесят миллионов лет до появления человека.

Сто сорок миллионов лет примитивной жизни взрастили самых ужасных исполинских хищников, когда-либо существовавших на планете, в сравнении с которыми наши теперешние львы, тигры и медведи могли бы показаться добродушными игривыми щенками и котятами. А между тем по уровню и сложности развития и общей организации современные хищники не знают себе равных.

Я прибыл в мезозой к концу дня. Тени уже начинали густеть и удлиняться, воздух был теплый и прозрачный. Совсем рядом широкая и, вероятно, неглубокая река неслышно катила свои воды; вязкие берега ее заросли чем-то вроде тростников, едва различимых в меркнущем свете заката.

Слева вдали темнела группа странных деревьев с поникшей зеленью, которая бесформенными клочьями торчала из ствола. Стволы были высокие, сужающиеся кверху конусом, толщиной у основания в несколько обхватов. Я узнал в этих деревьях знаменитые болотные кипарисы — таксодиумы. В наше время в устье реки Миссисипи измерили несколько экземпляров старых болотных кипарисов; оказалось, что в отдельных случаях болотные кипарисы имеют в обхвате на уровне воды (они растут на болотах) тридцать три метра при высоте тоже в тридцать три метра!

Весь противоположный берег был покрыт саговыми пальмами. За ними поднимались давно исчезнувшие с лица Земли беннетитты, тоже похожие на пальмы, а на моем берегу, в километре от меня, виднелись необычного вида сосны араукарии — хвойные деревья с опрокинутым зонтом сучьев на вершине.

Я расположился на песке возле машины. Темнело скорее, чем хотелось бы, почти так же быстро, как в тропиках… Впрочем, я и находился в тропиках.

В мезозое различия в климатических поясах стерлись, и на всей планете был ровный, теплый климат. Повсюду поднимались леса из красных деревьев и секвой, из тюльпанных деревьев, гинкго и магнолий, предоставляя в своих чащах убежище полчищам сумеречных хищников.

Я находился в мире плоских материков, мелководных заливов, лениво текущих болотистых рек, широких полузатопленных низин с пышными коврами сочных высоких растений в поймах.

Воздух был очень сырой и душный. Временами поднимался слабый ветерок, вызывающий озноб. А между тем в центре материков были места, схожие с нашими пустынями, где очень редко или совсем не выпадали дожди.

Мое внимание привлекло светлое пятно, возникшее в восточной части небосклона. С каждой минутой становилось светлее: это наша неизменная спутница — луна, затуманенная испарениями болот, поднималась над горизонтом. Она-то осталась, какой была! Или нет? Возможно, двести миллионов лет назад она вращалась быстрее… Но туманная пелена не позволяла разглядеть форму пятен на бледном диске.

Что это?!

Низкий вибрирующий рокот взмыл к мутному небу. «Как быть с машиной?» — спросил я себя, но не о машине мне следовало беспокоиться. Даже заметив машину, мезозойское чудовище вряд ли заинтересуется ею. Оно просто не заметит ее или сочтет за какое-нибудь необычное дерево или куст. Такие бесполезные вещи не вызовут у них интереса.

Я еще ранее приметил густой кустарник и теперь во весь дух устремился к нему, чтобы спрятаться и наблюдать за всем происходящим.

А вот и он. Он был намного выше телеграфного столба и шагал на задних лапах. Его темно-серый, почти черный силуэт четко рисовался на фоне араукарий. Через минуту, если он не изменит направление, он приблизится вплотную к моим кустам. А что, если он вздумает «пройтись» и дальше?.. Мне придется, как кролику, метаться между его ногами. А вдруг он все-таки захочет поближе познакомиться с машиной? Тогда я пропал! Я не успею добежать до нее и исчезнуть. Он может раздавить ее, как жалкий каркас из проволоки. И я навеки останусь здесь!.. Мне оставалось только ждать и надеяться, проклиная себя за легкомыслие.