Барраяр - Лоис Буджолд

Эйрел шумно выдохнул и обнял ее. — Скажи, у вас, бетанцев, есть детские сказки про ведьм, которые приносят подарки новорожденным?

— И добрых, и злых духов в этой истории предостаточно, верно? — Они прижалась к его плечу, к жесткой ткани мундира. — Не знаю, предназначался ли нам Ботари в качестве благословения или проклятия. Но, держу пари, любую шваль он действительно удержит на расстоянии. Кем бы она ни была. Какие странные подарки получил наш цыпленок на день рождения.

Они вернулись в лабораторию и внимательно выслушали окончание лекции врача об особых потребностях и слабых местах Майлза, согласовали сроки первого этапа лечебных процедур и плотно укутали младенца, чтобы везти домой. Он был такой крошечный, этот комочек плоти, меньше котенка, и когда Корделия, наконец, взяла его на руки, то поняла, что касается сына в первый раз с тех пор, как операция их разделила. На мгновение она запаниковала. «Запихните его в репликатор еще на восемнадцать лет, я не справлюсь…!»

Нет, дети могут не быть благословением, но произвести их на свет, а потом подвести — это точно проклятие. Это даже Петр понимает. 

Эйрел придержал перед ними дверь.

«Добро пожаловать на Барраяр, сынок. Войди в этот мир: мир богатства и нищеты, мучительных перемен и укоренившихся традиций. Получи свой день рождения: даже два. Получи имя — а „Майлз“ значит „солдат“, — но не позволяй его значению властвовать над тобой. Получи искалеченное тело в обществе, которое ненавидит и боится мутаций как самого страшного проклятия. Получи титул, состояние, власть, и всю ненависть и зависть, что им сопутствует. Получи необходимость быть разобранным по кусочкам и собранным вновь. Унаследуй врагов и друзей, которых не ты заводил. Получи деда — выходца из ада. Терпи боль, найди радость, создай свой собственный смысл, потому что вселенная тебе его не предложит. Будь верткой мишенью. Живи. Живи. Живи».

Эпилог

Форкосиган-Сюрло, пять лет спустя.

— Ну, Вааген! — пыхтела себе под нос Корделия. — Ты ни разу мне не говорил, что этот маленький бандит вырастет гиперактивным!

Она слетела вниз по лестнице, пробежала через кухню и выскочила на террасу в самом конце каменного дома. Обшарила взглядом лужайки, пригляделась к деревьям, всмотрелась в сверкающее под летним солнцем озеро. Ни шевеления.

Из- за угла вышел Эйрел, в поношенных форменных брюках и выцветшей пестрой рубашке, увидел жену и развел руками. — Там его нет.

— В доме тоже. Вниз или вверх, как думаешь? И где малышка Елена? Держу пари, он там же, где и она. Я запретила ему идти на озеро без взрослых, но уж не знаю…

— Не на озере точно, — прокомментировал Эйрел. — Они и так все утро плавали. Я даже глядеть за ними устал. Я специально засек: за пятнадцать минут он вскарабкался на причал и спрыгнул с него ровно девятнадцать раз. Умножь на три часа.

— Тогда наверх, — решила Корделия. Они поплелись в гору по усыпанной гравием дорожке, по обе стороны от которой росли всякие местные, земные и просто экзотические кусты и цветы. — Подумать только, — задыхаясь, пожаловалась она, — я еще мечтала о дне, когда он начнет ходить!

— Эта энергия копилась пять лет, а теперь вырвалась на свободу, — сделал вывод Эйрел. — Хорошо, что так, а не в отчаянии и попытках навредить самому себе. Одно время я этого боялся.

— Да. А ты заметил, что со времени последней операции это его бесконечное щебетание сошло на нет? Сперва я радовалась, а теперь боюсь: что если он вообще онемеет? Кстати, я даже не знала, что тот морозильный элемент разбирается. Немой инженер…

— Полагаю, э-э, речевая и двигательная активность в конце концов уравновесят друг друга. Если он выживет.

— Нас, взрослых, много, а он один. Мы должны легко одерживать верх. Но почему у меня такое чувство, словно мы в окружении превосходящих сил противника? — Наконец, они добрались до вершины холма. В ложбине под ними виднелись графские конюшни — полдюжины деревянных и каменных строении, выкрашенных красным, огороженные паддоки, пастбища, засеянные ярко-зеленой земной травой. Видно было лошадей, но детей нигде не было. Ботари до конюшен добрался первым, он же выходил из одного здания, направляясь в другое. До Эйрела с Корделией донесся его окрик, приглушенный расстоянием: — Лорд Майлз?!

— О боже, надеюсь, он не вспугнет лошадей Петра, — вздохнула Корделия. — Как ты думаешь, на этот раз попытка примирения нам удастся? Ведь Майлз наконец-то ходит.

— Прошлым вечером за ужином он держался довольно мирно, — рассудительно заметил Эйрел.

— Это я держалась мирно, — пожала плечами Корделия. — А он обвинил меня в том, что я морю сына голодом, поэтому он растет карликом. А что я могу поделать, если мальчишка предпочитает играть с едой, а не есть? Я не хотела бы пичкать его гормонами роста: Вааген совершенно не уверен, как они скажутся на прочности костей.

Эйрел ухмыльнулся. — По-моему, диалог с горошинами, которые окружили рогалик и потребовали от него сдаться, был весьма оригинален. Так и видишь их солдатиками в зеленой имперской форме.

— Ага, а от тебя помощи никакой: ты только смеялся, вместо того, чтобы запугать его всякими строгостями, как истинный отец.

— Я не смеялся.

— У тебя глаза смеялись. И он это тоже видел. Обвел тебя вокруг пальца.

Чем ближе они подходили к зданиям, тем явственней чувствовался в воздухе запах — теплый лошадиный дух и аромат их неизбежных органических отходов.

Из двери появился Ботари, увидел их и виновато развел руками. — Я только что видел Елену. Велел ей слезть с сеновала. Она сказала, что лорда Майлза там нет, но он где-то поблизости. Простите, миледи: когда он сказал, что хочет посмотреть на животных, я не понял, что он имеет в виду «немедленно». Уверен, я его сейчас же отыщу.

— Я надеялась, что Петр предложит показать нам конюшни, — вздохнула Корделия.

— Мне казалось, ты не любишь лошадей, — удивился Эйрел.

— Ненавижу. Но я полагала, это заставит старика разговаривать с Майлзом по-человечески, а не смотреть поверх его головы, точно на цветок в кадке. Майлз без ума от этих тупых зверюг. Пойдем отсюда, не хочу тут задерживаться. Это место такое… совсем как твой отец. — «Архаичное, опасное и требующее быть постоянно начеку».

Легок на помине, появился граф — вышел из дверей старого каменного склада для фуража, сматывая на ходу какую-то веревку. — А, вот вы где, — поприветствовал он их безо всякого выражения, но достаточно дружелюбно подошел поближе. — Вряд ли вам захочется взглянуть на мою новую кобылку…

Голос его был таким ровным, что Корделия решительно не могла понять, ждет он от нее отказа или согласия. Но нельзя было упускать случай. — Майлз наверняка захочет.

— Хм.

Она обернулась к Ботари. — Почему бы вам не…

Но Ботари в смятении уставился на что-то за ее плечом, приоткрыв рот. Корделия резко повернулась. Из конюшни рысил один из самых здоровенных графских коней: без седла, уздечки, поводьев, вообще безо всего, за что можно было бы ухватиться. В его гриву впился, точно репейник, крошечный темноволосый мальчишка. Его острое личико освещала смесь восторга и страха. Корделия чуть в обморок не хлопнулась.

— Мой привозной жеребец! — в ужасе взвыл Петр.

Чисто машинально Ботари потянул из кобуры парализатор и застыл, не понимая, в кого и куда стрелять. Если лошадь упадет и придавит своего крошечного наездника…

— Смотри, сержант! — окликнул его радостный тонкий голосок Майлза. — Я тебя выше!

Ботари бросился к нему. Вспугнутая лошадь попятилась и перешла на легкий галоп.

— …и бегаю быстрее! — Слова унеслись прочь в равномерном стуке копыт. Лошадь исчезла за углом конюшни.

Четверо взрослых бросились следом. Криков Корделия больше не слышала, но когда они вылетели из-за угла, Майлз лежал на земле, а конь стоял чуть поодаль и, вытянув шею, пощипывал траву. Заметив людей, жеребец недружелюбно фыркнул, поднял голову, переступил с ноги на ногу, но потом снова принялся пастись.

Корделия упала на колени рядом с сыном, но он сам уже садился, отмахиваясь от нее. Майлз был бледен и чересчур знакомым жестом прижимал правую руку левой.

— Видишь, сержант? — пропыхтел он. — Я могу ездить верхом, могу!

Петр, направлявшийся к коню, замер на полушаге и поглядел на него с интересом.

— А я не говорил, что вы не можете, — чуть ли не оправдывался сержант, — я говорил, что вам нельзя.

— А-а.

— Снова сломали? — Ботари кивком показал на руку.

— Ага, — вздохнул мальчик. У него на глазах выступили слезы боли, но он крепко сжал зубы, чтобы не дать голосу дрогнуть.

Сержант что-то проворчал, закатал Майлзу рукав и прощупал предплечье. Майлз зашипел сквозь зубы. — Ну да. — Ботари потянул его руку, повернул, выровнял, извлек из кармана пластиковую манжету-фиксатор, натянул на руку Майлза и надул. — Вот так, пусть доктор посмотрит.