Черный сад. Армения и Азербайджан между миром и войной - Томас де Ваал

И теперь, в октябре 2000 года, зал городского суда в Степанакерте каждый день заполнялся до отказа желающими присутствовать на процессе. Трое товарищей бывшего командующего, которым было предъявлено обвинение, отреклись от своего бывшего начальника и признали свою вину, но сам он отвергал все выдвинутые против него обвинения. Адвокат Бабаяна Жудекс Шакарян заявил, что признания его подзащитного были выбиты на допросах.

Судебный процесс над Бабаяном стал событием, взорвавшим это маленькое замкнутое и скрытное общество,. Адвокаты, прокуроры, обвиняемые и свидетели – все были хорошо знакомы друг с другом.

Обвинитель попросил одну из свидетельниц, врача, охарактеризовать свои отношения с главным обвиняемым. "Да, я троюродная сестра Бабаяна", – призналась та. После этого ее попросили назвать свой адрес. "Как вы получили эту квартиру?" – спросил обвинитель, пытаясь выяснить, не была ли она подарком Бабаяна. Раздача квартир была одним из способов, которыми он обеспечивал лояльность своих сторонников.

А за стенами зала суда выяснялись все новые факты о Бабаяне. Перечень имущества, принадлежавшего ему и его семье и конфискованного во время ареста, включал восемь иностранных автомашин, в том числе "мерседес", БМВ и "лендровер"; две фермы: два дома: пять квартир; ювелирные украшения на сумму около сорока тысяч долларов США и шестьдесят тысяч долларов наличными (1). По мировым стандартам, это, может, и нельзя назвать несметными богатствами, но по меркам Нагорного Карабаха Бабаян был невообразимо богат.

Бабаян и его семья сделали хорошие деньги и во время, и после войны. Во время войны богатство текло с "оккупированных территорий", откуда вывозилось и продавалось все, что там было, – главным образом в Иран. Мародеры не упускали ничего, будь то металлолом, заводское оборудование, медная проволока или потолочные перекрытия. Один мой приятель-армянин рассказывал, как однажды в июне, уже после войны, он ездил в разоренный Агдам и увидел там сцену, достойную фильмов Феллини: люди загружали несколько иранских грузовиков лепестками роз. Эти лепестки были собраны с тысяч розовых кустов, растущих на руинах опустошенного города, и иранцы покупали их на варенье.

В мирное время Бабаян и его семья использовали экономическую изоляцию Нагорного Карабаха в своих интересах. Он основал компанию "Юпитер", которую зарегистрировал на имя жены, и, получив монополию на импорт сигарет и горючего, зарабатывал огромные деньги. Но дело не ограничивалось экономикой: "Нельзя было открыть киоск или работать школьным учителем без разрешения Бабаяна", – возмущался один из местных жителей. Все политические соперники были нейтрализованы.

Вражда между Бабаяном и полевым командиром по кличке Вачо закончилась перестрелкой, после чего Вачо покинул Карабах. Всякий, кто оказывался на пути Бабаяна, рисковал оказаться в шушинской тюрьме и потом выкупать самого себя за огромную взятку. От одного отца семейства потребовали привести к Бабаяну любую из его дочерей-подростков. Он запретил дочкам выходить из дома, а сам бросился собирать выкуп в пять тысяч долларов.

Эта часть биографии Бабаяна была самой отвратительной, но также и наиболее трудно доказуемой, потому что ни одна девушка в Степанакерте не стала бы открыто рассказывать о пристрастии Бабаяна к изнасилованию. Но мне рассказывали, что молодые женщины боялись выходить на улицу по вечерам, потому что Бабаян со своими друзьями, на манер Лаврентия Берии, медленно разъезжали по улицам на "мерседесе" в поисках "добычи". Некоторые родители отсылали своих дочерей в Ереван, чтобы избавить их от жадного взгляда Бабаяна; а некоторых детей прозывали "маленький Сямо".

Отвратительный человек, но готовил ли он захват власти в марте 2000 года? Говорили, что если бы покушение на Гукасяна организовал Бабаян, признанный профессионал в военном деле, то уж оно бы не сорвалось. Болгарская журналистка Цветана Паскалева, большая сторонница Бабаяна, говорила, что когда она встречалась с ним перед самим арестом, все его мысли были заняты планами мирного восстановления политической карьеры.. Но большинство жителей Степанакерта, видимо, считали его виновным. "Если не он, то кто же?" – говорили люди.

Ветеран карабахского движения Жанна Галстян заявила, что суд был логическим итогом его амбиций: "Самвел Бабаян перехватил у нас инициативу, он сделал людей рабами. Если бы не этот суд, все было бы напрасно". Бабаян явился наиболее ярким примером общего послевоенного феномена. Как и в Азербайджане, многие простые карабахские армяне считали себя преданными своими лидерами. Те, кто воевал по идейным убеждениям или потерял на войне сыновей и мужей, были жестоко разочарованы. Сета Мелконян, вдова армянского добровольца Монте Мелконяна, призналась мне, что ей тяжело возвращаться в Мартунинский район, где он командовал отрядом:

"Я знаю семью, которая потеряла всех троих сыновей, троих молодых мужчин. Это была семья беженцев из Баку. Они приехали в Мартуни и потеряли троих сыновей. Один был женат, у него было двое детей, один из которых диабетик. У второго была невеста. Третий не был женат. И каждый раз, когда я вижу их мать, мне становится плохо. Что можно сказать матери? Это те, с кем я общаюсь, а ведь есть много других, кого я не знаю. Они думают: а стоила ли их жертва того, во имя чего они ее принесли?… Я знаю одну женщину, она работает уборщицей в [военном] штабе. По ее лицу видно, что она чувствует. Она потеряла дом; в ее дом попала ракета "Град". У нее погибли оба сына. Погиб ее зять. Что вы скажете этой женщине? У нее на руках шестеро внуков – а мимо проезжает человек на машине, которая стоит сто тысяч долларов!" (2)

В армяно-азербайджанской войне стороны заплатили разную цену. Для Азербайджана этой ценой стала глубокая травма, вызванная потерей территорий и огромным наплывом беженцев; однако военное поражение имело один положительный побочный эффект: благодаря ему полевые командиры лишились амбиций. Несостоявшиеся бонапарты вроде Сурета Гусейнова и Рагима Газиева похоронили в Карабахе свою политическую и военную карьеру.

Карабахские армяне торжествовали победу после подписания договора о прекращении огня в мае 1994 года, однако победа позволила военачальникам Армении контролировать мирную жизнь. В Армении самой влиятельной стала организация ветеранов войны "Еркрапа" – ее лидером был Вазген Саркисян. А в Карабахе люди продолжали зависеть от прихотей военных лидеров.

Послевоенный армянский Карабах столкнулся с фундаментальной проблемой: какое будущее ожидает экономически изолированное и не признанное мировым сообществом маленькое государство в состоянии нерешенного спора с Азербайджаном? Какова будет цена длительного мира? Когда я встретился с Бабаяном в первый и единственный раз, спустя несколько недель, после того, как его сместили с должности командующего армией и за несколько недель до ареста, он показал, что начинает задумываться над этими вопросами. Внешне командующий скорее был похож на Марселя Пруста, чем на грозного военачальника: невысокий, подвижный, опрятно одетый, с блестящими черными усами. Вместе с тем меня удивило его разительное сходство (такой же рост, такой же тихий голос и возраст, и даже имя почти такое же) с другим знаменитым кавказским боевиком – чеченским полевым командиром Шамилем Басаевым. Как и у Басаева, тяжелый взгляд черных глаз выдавал в Бабаяне разрушителя человеческих судеб.

Он на одном дыхании говорил о войне и мире. Он уверял, что, по его выражению, "четвертый раунд" войны может окончательно поставить Азербайджан на колени. "Если состоится четвертый раунд, он и станет решающим, и тогда нам не будет необходимости останавливать военные действия и садиться за стол переговоров. Если же мы снова остановимся, как это сделали в 1994 году, тогда мы снова забудем о существовании этой проблеме" (3).

Однако он также хотел заключить договор с Азербайджаном. Возможно именно потому, что в течение нескольких лет он отвечал за слабую и изолированную экономику Нагорного Карабаха, Бабаян понимал, что экономическое развитие региона возможно только на пути торговли с восточным соседом: "Мы очень заинтересованы в азербайджанском рынке". Он добавил, что как человек, который отвоевал у противника территорию на полях сражений, мог бы первым отказаться от этих завоеваний за столом переговоров. Потом Бабаян неожиданно, но явно с желанием увидеть мою реакцию, бросил сенсационную фразу: "Ильхам Алиев хочет встретиться со мной в Париже", имея в виду сына и наследника президента Азербайджана. "Я пока еще не сказал "да".

Бабаян так и не смог встретиться с Ильхамом Алиевым – если, конечно, предложение о такой встрече было реальностью, а не фантазией. Три недели спустя Бабаяна арестовали, а в феврале 2001 года он был приговорен к 14 годам тюрьмы за организацию покушения на Гукасяна.