Эти разные, разные лица - Сергей Капков

- Получается, от каждого театра что-то в памяти да осталось. Но что за театр "Скоморох"? Боюсь, что сегодня мало кто о нем знает.

- О "Скоморохе" я могу говорить вечно. Я очень смешно туда попала. Позвонил мой друг Вадим Лобанов, очень хороший ленинградский актер, и сказал: "Главный режиссер стоит рядом, приезжай. Будет у тебя работа, будет квартира, будет у тебя все". Я взяла чемодан и поехала. И так целый год я бегала с зубной щеткой. Никакой квартиры, естественно, не было, никаких денег тоже, а была только работа-работа-работа по 15 часов. Где мы только ни были, куда нас только ни кидала судьба! Кто-то давал нам зал Дома пионеров на Птичьем рынке, кто-то помогал деньгами... Но нам было все очень интересно, мы были молодые и веселые.

Почти год мы работали над спектаклем "О мужике, корове, короне и бабе во всероссийском масштабе" - это было что-то! И вот наконец, когда он был готов, вся театральная Москва в половине первого ночи пришла его смотреть. Происходило это где-то на окраине, рядом с трамвайным парком. Снег валил хлопьями. У нас не было денег, чтобы взять гардеробщицу принимать дорогие шубы и пальто. И тогда Татьяна Кирилловна Окуневская, с которой меня очень прочно и надолго свела судьба, в свои неюные годы перепрыгнула гардеробную дверцу и стала принимать шубы от зрителей. Потом пришли из КГБ, был скандал. В конце концов с опозданием на час под крики "ура!" и аплодисменты спектакль начался.

А само действо в "Скоморохе" было безумно интересно. Это был синтез танца, пения, музыки, драмы, гротеска, пантомимы. Очень жаль, что молодому поколению это не удалось увидеть.

- Вы упомянули Окуневскую, с которой подружились на долгие годы, Раневскую. Как вы умудрялись находить общий язык с такими, в общем-то, тяжелыми и недоверчивыми людьми?

- Не знаю. Но в разные годы у меня были разные "духовные родители". О Раневской я тебе уже рассказала. А после нее в мою жизнь вошла Анна Григорьевна Лисянская, замечательная характерная актриса кино и ленинградской сцены. Я безумно любила ее и даже не подозревала, что когда-нибудь с ней познакомлюсь. В ее дом я попала случайно и... осталась там на целых четыре года. Она и ее муж поистине заменили мне родителей. Несколько лет назад, когда Анна Григорьевна осталась одна и тяжело заболела, я помогла ей перебраться к родственникам в Израиль. Навещала ее каждый год.

А Татьяна Кирилловна Окуневская вошла в мою жизнь в ту памятную ночь, когда "Скоморох" выступал в Москве. После спектакля она пригласила всю нашу труппу к себе домой. Причем ни продуктов, ни посуды у нее не было, и она бегала по своим друзьям и знакомым, чтобы принести водку и закуску. А наутро ей надо было ехать с какими-то концертами в провинцию, и мы отправились вместе с ней. Наша дружба продолжается по сей день. Я много с ней ездила в эстрадной бригаде и по Сибири, и по Средней Азии, много мы хлеба-соли съели вместе. Часто она мне помогала и материально, и морально. Практически все годы, которые я жила в Москве, я жила у нее. Человек она сложный, но чрезвычайно интересный и умный.

Так что вся моя творческая жизнь - это периоды: Раневская Лисянская - и вот сейчас Окуневская.

- Лиля, я с удовольствием каждый раз пересматриваю очаровательный, тонкий, ироничный фильм Ролана Быкова "Внимание, черепаха!". Меня всегда восхищала боевая спортивная бабушка в вашем исполнении. Не обидно было начинать кинокарьеру с так называемой возрастной роли?

- Да что ты! Единственное, мне запомнился эпизод, когда одна помрежка подошла ко мне и говорит: "Ну как же так, девочка, вам ведь совсем немного лет, а вы уже такая толстая". Я оправдываюсь: "Ну понимаете, мне сказал Быков, что я молодая для бабушки, и мне надо немного поправиться..." - "Да что вы такое говорите? Нельзя быть такой, девушка! Надо сбросить все эти лишние килограммы!" Разговор слышала Зоя Федорова, которая сразу же меня подозвала и заявила: "Ничего не слушай. Ку-шай!!! Кушай, сколько влезет!"

Быков очень интересный режиссер. Мы с ним встретились в Москве, когда распался "Скоморох". Полтруппы поехало в Ленинград показываться в театры, полтруппы - в Москву. Мы выступили в учебном театре одного из институтов, и после спектакля ко мне подошел Быков: "Можешь спеть "Орлята учатся летать!"?" Я говорю: "Могу. Орля-ята учатся летать!" - "А громче можешь?" Спела громче. "Все, будешь у меня сниматься в роли учительницы пения". Я знала, что режиссеры всегда врут. Тем не менее мне пришла телеграмма в Таллин с вызовом на фильм "Внимание, черепаха!". Правда, на другую роль бабушки. Это был мой первый фильм, который, кстати, в 71-м году получил золото на Московском кинофестивале как лучшая картина для детей.

После этого я не снималась 8 лет.

- А потом была "Степь" в постановке Бондарчука.

- Да. Это совсем иная работа. У Бондарчука среди других требований к актрисе на роль Розы было такое: 38 лет и добрые голубые глаза. И вот они искали по свету, дошли до Польши, до Венгрии, и, как мне потом сказали, я была сто второй на пробе - ассистент режиссера как-то попала в Театр на Таганке, и там замечательный мой дружок Гоша Ронинсон сказал: "Да что вы ищете? Малкина есть в Ленинграде, в Театре комедии". Вот так я, собственно, и попала к Бондарчуку. Он посмотрел меня и сказал: "Замечательно. Все очень хорошо, но не похожа на еврейку..." Ну тут я вообще не знала, что мне делать! Меня выкрасили, сделали белый клок волос, и такая я играла в фильме.

Я поначалу очень боялась Бондарчука. Все говорили, что он неинтересный режиссер, все время орет и так далее. Все оказалось совсем наоборот. Он показал себя очень интеллигентным режиссером, с ним было абсолютно спокойно работать.

- Но в основном в кино вы снимались в эпизодах?

- А кто бы мне дал главную роль? Я же толстая и смешная. Конечно, эпизоды. Всего их где-то штук сорок вышло. Конечно, я их все не вспомню. "Хуторок в степи", "Уходя - уходи", "Придут страсти-мордасти", "Уникум". В двух фильмах снялась у Жени Гинзбурга. Это было просто замечательно! В "Острове погибших кораблей" мне дали возможность посвистеть, я была вся в татуировках. На съемках было очень весело. Второй фильм - "Руанская дева по прозвищу Пышка". Когда Гинзбург меня вызвал, я поехала, думая, что буду играть хозяйку борделя. И вдруг узнаю, что он меня утвердил на роль старой монашки. Я безумно удивилась: "Женя, как это так - я и монашка?" Он говорит: "Знаешь что, у моей монашки должен быть бл... глаз!"

Много я работала на телевидении. В Москве дебютировала у Миши Козакова в телеспектакле "Блюзы Ленгстона Хьюза", а в Питере снималась очень часто.

Последним моим фильмом в России стал сериал "Белые одежды". Мне он очень понравился. Я вспоминаю с великой любовью режиссера Леню Белозоровича. Там я играла замечательную роль профессорши Побияхо, всю в орденах, с "Беломором". Это была хорошая точка в российском кино. Хотелось бы, чтобы были еще предложения.

- Знаете ли вы, что коллеги называют вас "королевой мата"?

- Часто русский человек употребляет слова-паразиты, такие как "значит", "так сказать", "знаете ли", "понимаете". У меня этих слов паразитов не было и нет. Они были, извините, другими. Я действительно материлась, матерюсь да так и умру, наверное, с матом и сигаретой в руке. Если бы этот мат был злым, все было бы иначе. Он у меня как междометие, поэтому все смеются, когда я матерюсь.

Однажды в театре "Эксперимент" меня вызвали в конце года директор и худрук и долго мне рассказывали, какое это безобразие, что я самая старая в труппе, а веду себя, как хулиганка... А внизу меня ждет вся труппа, чтобы отмечать в ресторане конец сезона. И вот 40 минут я эту галиматью выслушивала, потом спросила: "Можно мне уйти?" Мне сказали - можно. Я подошла к двери, повернулась и сказала: "А вот теперь вы и вы идите к е... матери!" Был дикий смех, и от меня отстали.

- А поозоровать на сцене любили?

- Если это помогало роли. Например, в Театре на Таганке мы репетировали "А зори здесь тихие". Я играла две роли: офицершу, которая отправляет девчонок на фронт, и маму Сони Гурвич с Гошей Ронинсоном папой. Работала в двух составах. Если я играла командиршу, то Вика Радунская играла просто бойца, и наоборот. Но мне не интересно было играть просто бойца, тем более что на меня всегда обращали внимание, так как я толстая и смешная. И я придумала себе новую роль бойца Катеньки. Любимов это дело поддержал, и с тех пор боец Катенька появилась во всех постановках других театров, так как Борис Васильев ее одобрил. Я стала придумывать всякие глупости. Когда мы все сидели в грузовике, направляясь в баню, я вдруг выдала фразу: "Девочки, а я мыло проглотила!" Все страшно хохотали. Мы так и решили - вот это будет кайф, каждый раз будет дикая ржа! Но уже начиная с генеральных репетиций никто ни разу не засмеялся. Надо было что-то решать. Так как сцена шла почти в темноте, я в первый же раз показала девчатам рукой по локоть - ну знаете, что это за жест. Все заржали, и с тех пор каждый раз, когда я говорила эту фразу и не смеялись, я это делала.