Степень вины - Ричард Паттерсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— В частности, — говорила Шарп, — доктор Шелтон считает, что прошло не меньше тридцати минут после смерти мистера Ренсома, прежде чем мисс Карелли решила расцарапать ему ягодицы.
Пэйджит взглянул на экран.
— Если я не смогу ничего сделать с этим, — тихо произнес он, — Марии конец.
А Терри вспомнила показание Монка с том, что отпечатки пальцев Марии остались всюду, когда она, как будто блуждая по комнате, касалась всего: ламп, столов, ящиков столов, и все это в чужом, незнакомом номере отеля. Что она делала? Терри не знала. Был ли Ренсом в это время еще жив или мертвым лежал на полу?
— Вы думаете, что она все же лжет? — спросила Терри.
— Да, — нехотя ответил он. — По крайней мере, в чем-то. Но в чем, я не знаю. И не хочу знать.
Обдумав его слова, Терри мягко сказала:
— Простите, но лично мне хотелось бы узнать.
— Тогда сделайте одолжение, Терри, если узнаете, не говорите мне. — Помолчав, Пэйджит добавил: — Достаточно того, что знаешь правду о собственной жизни.
Терри заговорила не сразу.
— Меня все-таки удивляет, — произнесла она наконец, — что же произошло со второй кассетой. И где кассета Линдси Колдуэлл?
Пэйджит бросил взгляд на потолок, как бы боясь, что Карло услышит их.
— Понятия не имею. Но, судя по тому, как вы спросили, думаю, кассета не пропала.
Терри вопросительно посмотрела на него:
— Мария?
Пэйджит кивнул:
— Думаю, да. Но ни малейшего представления о том как. Впрочем, меня это и не волнует. Думаю, так для меня будет лучше.
На экране подходило к концу вступительное слово Шарп.
— Мне хочется узнать, — проговорила Терри, — что же произошло в номере между Марией Карелли и Марком Ренсомом. Это нужно мне лично.
Пэйджит, помолчав, ответил:
— Но мы никогда не узнаем. И никогда, надеюсь, не узнаем, что же на той кассете.
И повернулся к экрану, где в это время появилось лицо Карло.
Взгляд Карло был устремлен на камеру.
— Кристофер Пэйджит — мой отец, — откровенно говорил он, — а Мария Карелли — моя мать. И единственное, что могу сказать о них кому бы то ни было, — я горжусь ими.
— Боже мой, — пробормотал Пэйджит. — Как мне не хотелось этого.
Снова появилось лицо репортера.
— И единственный комментарий мистера Пэйджита и мисс Карелли — это сообщение для печати, полученное из офиса мистера Пэйджита, в нем он заявляет: «Карло Карелли Пэйджит — наш сын. И единственное, что мы можем сказать о нем кому бы то ни было, — мы гордимся им».
— Мы сразу же решили с Марией: никаких интервью о Карло или о том, что связано с Карло, — пояснил Пэйджит. — Это единственное, в чем у нас не было разногласий за многие годы.
Терри задумалась.
— Я думаю, она любит его… по-своему. Хотя мне это непонятно.
У Пэйджита был отсутствующий взгляд.
— А знаете, что я сделал, узнав от нее, что она беременна? Спросил: чей ребенок?
Терри взглянула на него:
— С той поры прошло много времени, Крис. И что бы вы там ни говорили, теперь это не имеет значения.
Какое-то мгновение они молчали, потом Пэйджит обернулся к ней:
— Я искренне сожалею, что отрываю вас от Елены.
— Я скучаю без нее, но, кроме мыслей о Елене, меня волнует еще очень многое. — Терри смолкла, ей снова пришла в голову мысль, что нет уже той прежней уверенности в благополучном будущем Елены. Но этого она не могла сказать Пэйджиту и только добавила: — Карло — вот кто меня больше всего беспокоит.
Он, казалось, собирался о чем-то спросить, но передумал. Сказал только:
— Я боюсь этого слушания. Боюсь из-за Марии, из-за себя, а больше всего из-за него. Похоже, я сильно рискую.
Терри знала, что это правда, эксперты-юристы на телевидении уже приговорили его, хотя они и не знали, чем он рискует.
— Но назад пути нет, — ответила Терри. — Относительно Шелтон у меня есть кое-какие мысли.
2
Глядя на Элизабет Шелтон, занявшую место свидетеля, Пэйджит вспомнил о том, что сразу же инстинктивно почувствовал к ней симпатию.
Размышляя над природой этого чувства, он объяснял его тем, что ее ясные глаза светились умом и интеллектом и от нее исходило ощущение душевного равновесия, когда ни тайный страх, ни амбиции не принуждают к несправедливости или обману. Кроме того, нечто едва уловимое позволяло думать, что — каким бы хорошим профессионалом ни была Шелтон — ей отнюдь не чужды радости жизни: ее элегантный костюм и ярко-оранжевый шарфик вовсе не для роли судмедэксперта, а для кого-то, кто ей нравится. Это заставляло Пэйджита сожалеть, что они встретились в этих, а не в иных обстоятельствах и что в его задачу входило теперь доказать ее профессиональную несостоятельность.
И он вынужден был наблюдать, как она кирпичик за кирпичиком помогала Марни Шарп возводить бастионы обвинительного заключения.
Шарп кратко охарактеризовала Шелтон как опытного и знающего эксперта в области судебной медицины и криминологии и перешла к делу.
— Когда вы проводили медицинскую экспертизу, — спросила она, — вы старались найти факты, подтверждающие рассказ Марии Карелли?
— Да. Старалась.
— И такие факты были?
Со своего судейского места Кэролайн Мастерс пристально смотрела на Элизабет Шелтон.
— За исключением синяка на лице, — ответила та, — подобных фактов я не обнаружила.
— Не обнаружила, — подчеркнула Шарп.
Шелтон едва заметно кивнула; этот сдержанный жест говорил о том, что она не разделяет запальчивости Шарп.
— Да, это так, — подтвердила она.
— К этому мы еще вернемся, — сказала Шарп. — Но в связи с вопросами мистера Пэйджита инспектору Монку необходимо кое-что уточнить. Доктор Шелтон, свои тесты вы проводили в присутствии мисс Карелли?
— Какое-то время. Когда я пришла в номер мистера Ренсома, в мою задачу входило и обследование мисс Карелли — следы насилия и прочее.
— А когда это было?
— Примерно в час тридцать. Почти сразу же после звонка мисс Карелли по 911.
— И вы разговаривали с мисс Карелли?
— Да.
— Вы можете рассказать об этом разговоре?
Шелтон молчала, в замешательстве глядя на Марию Карелли.
— Среди прочего, — тихо произнесла она, — я спросила ее, имел ли с ней близость мистер Ренсом и нужна ли ей медицинская помощь.
— А что она ответила?
— Нет. На оба вопроса.
Шарп удовлетворенно кивнула:
— Не могли бы вы описать ее состояние?
Шелтон размышляла некоторое время:
— Я бы сказала, что она была подавлена — даже несколько испугана. Но вполне в здравом уме.
— По вашему мнению, у нее были признаки шока?
— Нет. — Шелтон снова посмотрела на Марию. — Мы беседовали, речь ее была вполне логичной. Конечно, было заметно, что ее очень волнует собственное положение.
Шарп наклонила голову.
— А положение мистера Ренсома ее не волновало?
Шелтон задумалась.
— Мисс Карелли упомянула о нем, только говоря об отметинах на своем теле — царапинах, синяке. Мисс Карелли приписывает их ему.
— А вы приписываете их ему?
— Нет. За единственным исключением — синяк под глазом, данные медицинской экспертизы не в пользу версии мисс Карелли о произошедшем.
Шарп была явно довольна.
— Не могли бы вы сказать, на чем основано ваше заключение?
— Конечно.
Когда Шелтон полуобернулась к Кэролайн Мастерс, Шарп оказалась рядом с ней. Было ощущение, что эта троица ведет доверительный разговор — две заслуживающие доверия профессионалки вводят в курс дела свою слушательницу. И Пэйджит остро почувствовал свою мужскую чужеродность и полную изоляцию Марии.
— Начнем, — заговорила доктор Шелтон, — с того, что я назвала бы основой рассказа мисс Карелли. Это ее объяснение того, как все происходило, на чем, как я понимаю, она настаивает.
Умный ход, подумал Пэйджит, и явно отрепетированный, а цель его — внушить всем, что Мария лжет. Сузив глаза, Мария смотрела на Элизабет Шелтон; во взгляде ее было разочарование. Обернувшись, Пэйджит бросил быстрый взгляд на Карло — сын был бледен.
— Она хорошо выступает, — прошептала Терри.
— События, составляющие основу этого рассказа, — продолжала Шелтон, — достаточно ясны: мистер Ренсом нападает на мисс Карелли, бьет ее, расцарапывает ей бедро и шею. В процессе борьбы, воспользовавшись заминкой, она ухитряется вытащить из сумочки «вальтер», и при попытке мистера Ренсома отобрать его пистолет выстреливает тому в грудь с расстояния в два или три дюйма. — Шелтон замолчала и окинула взглядом зал, как бы желая убедиться, что ее слушают. Ее действительно слушали — в зале стояла глубокая тишина. — Что касается самого мистера Ренсома, он был найден лежащим на животе с брюками, приспущенными до колен. По словам мисс Карелли, при попытке изнасиловать ее у него наступила и сохранялась эрекция.