Юрий Михайлович Сушко Я убил Степана Бандеру - Юрий Сушко

«Контора», конечно, не забывала заслуженного офицера. Сташинского, дабы не скучал в отсутствие жены, а повышал квалификацию, определили на курсы при Институте иностранных языков. Но и в Комитете он был вынужден появляться регулярно. Начальство вроде бы смягчилось, и в разговорах вновь стали проскальзывать косвенные намёки относительно новых ответственных заданий, вновь заговаривали о возможной долгосрочной резидентской работе где-нибудь в Европе. Впрочем, Сташинский в свою окончательную «реабилитацию» не верил. «Контора» никогда и никому не прощала даже малейших промахов, ошибок и косых взглядов. Разумеется, о поездке (даже краткосрочной, хотя бы на день-другой) в Берлин к жене и новорождённому сыну можно было и не заикаться.

В начале августа Инге, потеряв надежду самостоятельно установить хоть какой-то контакт с американскими или западногерманскими разведками (это в Москве им казалось сделать очень просто), надумала возвращаться к мужу в Москву. Начались сборы. Буквально за день до отъезда молодая мама попросила соседку часок посидеть с малышом, ей нужно было показаться врачу. Оставила женщине бутылочку с молоком и убежала. Когда Петер заплакал, соседка сунула ему соску. Но неопытная кормилица зазевалась — и ребёнок захлебнулся тёплой вязкой молочной смесью. Откачать его не удалось.

В тот же вечер убитая горем Инге отправила в Москву телеграмму мужу: «Петер умер. Пожалуйста, приезжай». Прежде чем попасть к адресату, телеграмма, естественно, оказалась на столе начальника управления, в котором, как и ранее, продолжал числиться Богдан. «Новая головная боль, — вздохнул генерал. — Отпускать Сташинского никак нельзя». Но опять вспомнилось о расположении и симпатии председателя Комитета к удачливому ликвидатору. К тому же от этой дуры, жены Сташинского, что угодно можно ожидать. Ещё, чего доброго, публичный скандал учинит.

На похороны пятимесячного сына Сташинского, соблюдая все меры предосторожности, решено было всё-таки отпустить, оговорив несколько обязательных условий. Первое — с ним будут сопровождающие товарищи.

— Они будут постоянно с вами или где-то поблизости, — инструктировал Богдана незнакомый офицер. — Мы не можем исключить, что к смерти вашего ребёнка могут быть причастны американцы или западные немцы. Второе — никакой самодеятельности. Ни в коем случае не ночевать в доме тестя, только на «конторской» базе в Карлсхорсте. Обо всех передвижениях или непредвиденных обстоятельствах вам надлежит тут же информировать резидентуру. Вылет завтра на военно-транспортном самолёте. Вопросы есть?

— Нет.

Весь путь до Берлина и далее Сташинский находился в плотном кольце «топтунов». Он понимал, что сразу после похорон его непременно отправят назад, в Москву. А там — всё, конец. Будет жить, пока будет работать.

Но «работы» ведь не предлагали. Значит?.. Значит, конец.

Москва — Восточный Берлин. 1 августа 1961

— Товарищ Ульбрихт[30], Москва на проводе. Приёмная товарища Хрущёва.

— Здравствуйте, дорогой Никита Сергеевич!

— Здравствуйте, товарищ Ульбрихт. Это не Никита Сергеевич. Это секретарь. Подождите чуть-чуть. Сейчас доложу.

…

— Товарищ Ульбрихт, мне говорят, от вас бежит много инженеров. Подумайте, может, нам следует отправить вам наших инженеров? Эти не сбегут…

— Мы в Политбюро решили обратиться к Болгарии и Польше с просьбой прислать нам рабочих.

— Мы тоже можем вам дать — молодых специалистов, комсомольцев. Рабочей силы у нас с избытком. Вы там не слушайте, что «Голос Америки» болтает…

— Никита Сергеевич, я просто не мог решиться задать вам этот вопрос…

— Давайте вместе подумаем, как бы нам получше объяснить всё народу…

— Как социалистическую помощь Германской Демократической Республике?

— Фидель предлагает назвать это молодёжным обменом. Как думаете, товарищ Ульбрихт? Вам ведь там, на месте, виднее…

— А вот насчёт закрытия границы, как вы считаете, Никита Сергеевич, в какие сроки это сделать?.. Политбюро решило, что берлинские власти на этой неделе примут решение об обязательной регистрации всех, кто пересекает границу. Мы их регистрируем, а потом «обрабатываем»…

— О каком количестве идёт речь?

— Официально в Берлине семьдесят пять тысяч, реально — намного больше. На днях Эберт (это обер-бургомистр Берлина) обратится к нашим гражданам с просьбой на какое-то время отказаться от поездок в столицу. Одновременно прекратим автобусное сообщение с Берлином… — После небольшой паузы Ульбрихт осторожно сказал: — Технически мы можем подготовить всё за две недели.

— Делайте когда хотите. Мы в любое время готовы. Как пионеры, знаете?..

— Конечно, Никита Сергеевич!

— Если граница закроется, и американцы, и западные немцы будут только довольны. Мне на днях их посол Томпсон говорил, что от перебежчиков одни неприятности…

— Товарищ Хрущёв, Никита Сергеевич, у нас готов чёткий план. Выходы из домов, которые ведут в Западный Берлин, замуруем. В других местах установим заграждения из колючей проволоки. Её запасов достаточно. Всё можно сделать быстро. Сложнее будет с дорожным движением. Нужно будет перестраивать платформы скоростных поездов и подземки для пересадки в Западный Берлин.

— А это ещё для кого?

— Ну, тут есть некоторые наши особенности. Дело в том, что у части населения есть разрешения на въезд-выезд. Например, четырнадцать тысяч человек, в основном интеллигенция, живёт на Западе, а работают у нас… Или дети, которые живут у нас, а школы посещают в Западном Берлине.

— Это никуда не годится, — хмыкнул Хрущёв.

— Конечно, Никита Сергеевич, мы их туда больше не пустим. Уже объявлена война насильственному вывозу людей. Но враг не дремлет, чует, что мы готовимся перекрыть границу. Вчера один английский журналист ко мне подкатился, спрашивает: «А правда ли, что вы сегодня собираетесь закрывать границу?» Представляете?

— И что ты ответил?

— Сказал, что это зависит от Запада.

— Молодец, товарищ Вальтер! Правильно мыслишь![31]

Сразу после разговора с Хрущёвым «товарищ Вальтер» вызвал к себе министра госбезопасности ГДР Штази генерал-лейтенанта Эриха Мильке.

— Через несколько дней в Москве состоится совещание первых секретарей коммунистических партий стран Варшавского договора. Я намерен настаивать на закрытии границы в Берлине. Какова наша готовность?

— Не волнуйтесь, товарищ Ульбрихт. Ждём вашей команды.

— Если Москва нас поддержит (а в этом я не сомневаюсь), мы должны предпринять некоторые, скажем так, цивилизованные шаги. Прежде всего, надо будет принять соответствующее решение кабинета министров…