Идеологические кампании «позднего сталинизма» и советская историческая наука (середина 1940-х – 1953 г.) - Виталий Витальевич Тихонов

Выступление З. В. Мосиной свелось к критике научно-периодических изданий: «Вопросов истории» и «Средних веков». Журнал «Вопросы истории» она упрекнула в недостаточной активности в борьбе против «буржуазной идеологии». Но в центре ее внимания оказался уже многократно раскритикованный сборник «Средние века». На этот раз она остановилась на публикациях профессора МГУ Звавича и ленинградского медиевиста Люблинской. Первый стал одной из главных мишеней в ходе разгрома «космополитов» в МГУ. Мосина коснулась его рецензии на книгу М. Добба «О развитии капитализма в Англии». Повод был, по сути, ничтожный: Звавич в своей рецензии написал, что английский историк много внимания уделяет советской историографии, но слабо знаком с трудами Савина[1005]. Это уже был, в классификации Сидоровой, пресловутый «традиционализм».

Как провал Мосина расценила то, что советские медиевисты до сих пор не дали правильной оценки российской дореволюционной историографии, не разоблачили зарубежных «фальсификаторов», пропустили порочные труды академика Р. Ю. Виппера, статьи Коган-Бернштейн. Специально Мосина остановилась на статье Люблинской «Ришелье в исторической литературе XIX–XX вв.». В этой работе обнаруживалось преклонение перед Ришелье и следование за французской буржуазной историографией. А советская историография, по мнению Мосиной, оценена уничижительно. «Эта статья, безусловно, того же самого космополитического характера, какой имеют многие работы ленинградских медиевистов»[1006], — подчеркнула выступавшая.

В критике Люблинской Мосину поддержал и М. М. Смирин. Его возмутила низкая оценка ею монографии Поршнева о крестьянских восстаниях, которая, по его мнению, является новым словом в исторической науке[1007].

Итак, можно констатировать, что наметился «заочный разгром» ленинградских медиевистов и их лидеров — Вайнштейна и Люблинской. Причем группа критиков была чрезвычайно влиятельной: в нее входило целых два сталинских лауреата.

М. А. Алпатов посвятил свое выступление проблеме оценки русской дореволюционной науки. Чтобы разрешить противоречие между тезисом о большой роли отечественной науки в мире и борьбой с «традиционализмом», он предложил оценивать деятельность русских медиевистов до 90-х гг. XIX в., исходя из их большого, даже определяющего вклада в мировую науку, как передовую, а после, когда появились труды Ленина и Сталина, — уже как период упадка буржуазной историографии[1008]. Специально он остановился на А. И. Неусыхине, утверждая, что тот не отошел от своих заблуждений. При этом, учитывая большое влияние Неусыхина на научную молодежь, эти ошибки особенно опасны. В своем выступлении Алпатов озвучил мнение студентов и аспирантов том, что «Александр Иосифович чуть ли не мученик за науку». После этой фразы из зала прозвучал возглас: «Правильно!»[1009].

О Неусыхине говорил и И. Д. Белкин. Он указал, что если тот не признает своих ошибок, то к преподаванию его допускать нельзя, ибо он «выступает как космополит». В этом же ключе вскользь упомянул он и В. М. Лавровского, Л. И. Зубока и О. Л. Вайнштейна. Причем при упоминании книги Вайнштейна «Тридцатилетняя война», которую, по его же признанию, он не читал, Белкин назвал ее «Столетней», чем вызвал смех в зале[1010]. Даже Поршневу досталось от оратора: тот обнаружил в статье «К вопросу о месте России в системе европейских государств в XV–XVIII вв.» принижение роли России на международной арене.

Особый резонанс вызвало выступление аспиранта А. И. Неусыхина, В. В. Дорошенко. Ситуация, когда непосредственные ученики оказывались в рядах критиков, была не такой уж и редкой, но все же это событие оказалось экстраординарным, особенно если учитель многое дал ученику[1011]. Выступление Дорошенко оказалось скомканным, он часто сбивался, расхожие идеологические ярлыки в его речи звучали неубедительно, что отразила даже стенограмма. Видно было, что ситуация для него стрессовая. Выступление молодого медиевиста не содержало ничего принципиально нового по сравнению с уже прозвучавшим. Он неумело покритиковал Е. А. Косминского и А. И. Неусыхина[1012]. Последнего он обвинил в незнании марксизма. Именно его выступление, если судить по язвительным репликам мэтров и их последующим словам, вызвало нескрываемое раздражение и, в первую очередь, обиду[1013].

Удара с этой стороны они не ожидали. По воспоминаниям А. Я. Гуревича, тяжелое впечатление речь Дорошенко произвела и на присутствующих, во всяком случае, на их часть: «Выступление Дорошенко повергло нас в ступор»[1014]. По мнению однокурсника и друга В. В. Дорошенко, С. О. Шмидта, Дорошенко заставили выступить: «Вероятнее всего коммуниста-фронтовика обязали это сделать…»[1015]. Как бы то ни было, университетская карьера историка после этого явно не заладилась из-за обструкции коллег, и он вынужден был уехать в Ригу.

Старостин остановился на работе группы по истории Византии. Помимо статей Б. Т. Горянова об Успенском он упомянул выступление Каждана, в котором, по его уверениям, было сказано, что ничего с 1902 г. в области византиноведения не сделано. Из этого делался вывод, что работы советских историков свелись на нет[1016].

Все свое выступление Е. В. Гутнова посвятила книге Р. Ю. Виппера «История Средних веков». Надо сказать, что такой прием позволял избежать реальных проработок, так как все понимали, что старый академик наказания не понесет. Признала она и неразбериху в работе кафедры[1017].

Наконец, слово дали А. И. Неусыхину. Он заверил, что ошибки, допущенные в книге 1929 г. о германцах, он уже исправил в своих последующих работах. Прозвучавшие упреки в фактологичности он отверг, сказав, что они опираются на работы, вырванные из контекста его научного творчества. Не согласился он и с обвинением в приверженности историко-юридической школе. Касаясь выступления Дорошенко, он ответил, обращаясь к нему непосредственно: «Василий Васильевич, вы во многом ошибаетесь. Ошибаетесь, во-первых, в том, что я не знаю марксизма. Я честно должен сознаться, что с юного возраста я знаю Маркса. Вас не было на свете, я уже знал Маркса»[1018]. В словах авторитетного историка звучали неприкрытые нотки обиды: «Вы очень способный ученик, вашей диссертацией я очень доволен. Вы в выгодном положении в том отношении, что вы ссылаетесь на печатные работы, а у вас печатных работ еще не было»[1019]. В заключение он сказал: «Я прошу верить, что я не космополит, а советский ученый и советский патриот»[1020]. В зале послышались аплодисменты[1021].

В. В. Стоклицкая-Терешкович выбрала уже проверенную тактику: критику учебника Р. Ю. Виппера. Схожим образом выступил и С. Д. Сказкин, потративший почти все свое выступление на разоблачение империалистов и Ватикана. Единственное, он упомянул книгу М. А. Гуковского о Возрождении[1022], назвав ее «скверной» из-за отсутствия марксистско-ленинского осмысления материала[1023].

Речь В. М. Лавровского, в