Русалья неделя - Воздвиженская Елена

– Что? – спросили парни и уставились на Артёма.

– Не знаю даже, как вам сказать, – замялся Артём…

– Да говори, как есть.

– Когда я поднимал Егора со дна, мне показалось в какой-то момент, что рядом проплыла… девушка.

– Девушка?! – воскликнули все.

– Да, – Артём кивнул, – С длинными рыжими волосами, и в каком-то то ли платье, то ли сорочке. Там вода почти прозрачная, видно всё отлично, я точно видел её, я уверен! Не говорите только, что я чокнулся.

– Я тоже видел её, – раздался вдруг голос Макара.

Парни подскочили со скамейки.

– Макар, чё там? Как Егор?

Макар тяжело вздохнул:

– Егор жив, но без сознания, он впал в кому. Врачи не могут пока давать прогнозов, сказали лишь, что они надеются на то, что организм молодой и крепкий. Я спросил почему мы воду не могли откачать из лёгких, может это мы виноваты, что упустили время. А врач сказал, что не было в лёгких воды, это было, как же он там сказал… «Белое утопление» вот. Сказал, похоже, что Егор чего-то сильно испугался, сделал резкий судорожный вдох и голосовая щель сомкнулась, поэтому вода и не успела попасть внутрь. Но и дышать он, естественно не смог. Мы всё правильно сделали, сказал реаниматолог, похвалил нас. Теперь уже только ждать, они делают всё возможное. Он долго не дышал.

– Погоди, – спохватился Артём, – А что ты сказал, про девушку? Ты тоже видел её, там, на озере?

– Видел, – кивнул Макар, – Только не на озере, а дома у Егора.

– Не поняли, это что, его девушка, а как она на озере-то оказалась?!

– Вряд ли это его девушка, – ответил Макар, – Она заглядывала в окно Егоркиной квартиры на четвёртом этаже. Тут творится что-то неладное, парни…

***

В светлой комнате было тихо, лишь слышались звуки множества работающих приборов, находящихся возле пациента, и тщательно следящих за каждым ударом его сердца, за малейшими изменениями давления, сатурацией и другими показателями. На кровати лежал Егор. Глаза его были прикрыты, веки не вздрагивали, грудная клетка медленно поднималась, и это было единственным движением его тела. Заплаканную мать вывели из палаты, разрешив побыть с сыном не более пятнадцати минут. Постояв у стеклянной стены палаты, она резко развернулась и пошла к выходу из отделения дрожащей, нетвёрдой походкой, вмиг постаревшая и ставшая крохотной.

Потекли дни. Егор не приходил в себя. Врачи боролись за его жизнь, подключая всех нужных специалистов. Друзья ежедневно звонили на пост, узнавая как там их друг, и медсестра отвечала, чтобы они держали связь с родственниками, так как она не имеет права что-либо сообщать. Однако, после нескольких приходов Макара в отделение, молоденькая медсестра вдруг начала краснеть, завидев его у входа, а когда однажды вечером он встретил её у ворот больницы с букетом цветов и пригласил на свидание, сдалась. С тех пор парни обрели человека, который через Макара сообщал им о состоянии друга. Сам же Макар стесняясь сильно радоваться, когда его лучший друг находился на грани между жизнью и смертью, признался однажды, что у него к Наташе, так звали медсестру, самые серьёзные чувства.

***

– Егор… Егор… Ты меня слышишь?

Голос звучал словно издалека, сквозь пелену густого и плотного тумана. Егор шёл сквозь пространство, в полной пустоте, и не было ни конца и ни края этой серой дороге, вдоль которой стояли чёрные силуэты корявых сухих деревьев. Туман окружал его со всех сторон, оглядываясь назад, он не видел ничего кроме грязно-серых клочьев, глядя вперёд, так же видел лишь клубящийся туман, здесь не было ни дня, ни ночи, всё время ровные серые сумерки и туман… И Егор шёл и шёл, ни о чём не помня, ни о чём не думая, не зная, куда он идёт и чего он ищет, пока однажды не услышал голос.

Голос, который звал его откуда-то издалека. Егор с удивлением посмотрел в ту сторону, откуда он доносился, и свернул с серой дороги на еле заметную тропу, которая то исчезала, то снова принималась змеиться под ногами. Наконец, он вышел на круглую поляну, окружённую теми же чёрными высохшими деревьями и поваленными корягами. Здесь туман расступался и, окружал поляну, не смел однако заходить на неё, словно лужайку оградили прозрачной стеной. Кто-то стоял на поляне, повернувшись к Егору спиной.

Егор подошёл ближе и понял, что это девушка с длинными рыжими волосами. Она обернулась и, увидев Егора, улыбнулась:

– Ты сумел!

– Что сумел?

– Выйти из тумана.

– И что это значит?

– Это значит, что теперь мы можем обратиться к тебе и ты сможешь нам помочь.

– Кому это – вам?

– Нам, людям из мёртвого альбома. Кажется, так ты его называешь?

Ничего не понимая, Егор начал вспоминать, чувства словно бы заново пробуждались в нём, возрождаясь из небытия. Он мучительно сжал виски, голова гудела, было тяжело дышать, грудь давило, словно сверху лежала тяжёлая бетонная плита.

– Я вспомнил, – прошептал он наконец, глядя на девушку, – Всё вспомнил. Я утонул. Я умер, да?

– Нет, – красавица с огненными волосами и веснушками на лице улыбнулась, – Ты на грани, между мирами, понимаешь? Между жизнью и смертью. И не там и не здесь.

– И что же дальше?

– Это зависит от многих факторов. Но сначала, я хочу сказать тебе – прости. Это я привела тебя сюда.

Перед глазами Егора возник солнечный день, лесное озеро, смех парней в стороне и толща воды, в которую его тянула та самая девушка. Всё ниже и ниже….

– Ты убила меня! Это ты! Я вспомнил! – воскликнул он.

– Не совсем, – ответила девушка, – Ты ещё жив. А здесь находится лишь твой дух.

– Но… Зачем?! Для чего ты это сделала?

Девушка вздохнула.

– Это долгая история, но я постараюсь тебе сейчас всё объяснить, потому что нам нужна твоя помощь. И я очень надеюсь, что ты не откажешь нам. Ты помнишь фотографии из того альбома?

Егор утвердительно кивнул.

– Так вот, – продолжила она, – Мы все, те, кто запечатлён на тех снимках, стали заложниками фотографа по фамилии Костровский. Он был очень хорошим фотографом, профессионалом своего дела, и все богатые семьи стремились пригласить на съёмки именно его. Особенно на такие съёмки.

Девушка замолчала на миг.

– На те, когда важно было не ошибиться и запечатлеть клиента в самом выгодном ракурсе, ведь клиент был мёртв. И родственники желали, чтобы в их памяти он остался самым прекрасным. А Костровский умел это сделать, как никто другой. Его мертвецы всегда получались краше, чем у конкурентов. Порой на снимке сложно было отличить живых от мёртвых, понимаешь?

Егор согласно кивнул.

– Так вот. Костровский был не только отличным мастером своего дела, но и ярым оккультистом. Он изучал потусторонний мир разными способами, и весьма помогала ему в этом его профессия. Перед тем, как сделать снимок, труп следовало тщательно подготовить и придать ему нужную позу. Под этим предлогом Костровский мог безбоязненно просить родственников оставить его наедине с покойным, и это, естественно не вызывало никаких подозрений. Он просил прийти остальных часа через четыре. Однако, на его работу у него уходило не более сорока минут, повторюсь, он был мастером своего дела. Все остальные часы были в его распоряжении. И он не тратил времени напрасно. Ты заметил, наверное, что все умершие на фото в альбоме мёртвых, молоды или даже дети?

Егор снова молча кивнул.

– Он нарочно выбирал именно таких клиентов, потому что искал способ продлить себе жизнь.

– Как это?

– Он хотел с помощью особого ритуала забрать себе ту часть нашей жизни, которую мы не успели дожить там, на земле. Он проводил страшные ритуалы в своей мастерской, никто не видел того, что спрятано было за ширмами у стен, одни лишь мы, мертвецы, видели это, да только никому уже не могли о том рассказать, – усмехнулась девушка.