Век тревожности. Страхи, надежды, неврозы и поиски душевного покоя - Скотт Стоссел

7 сентября 1738 г.: «Господи, помоги мне… восполнить время, которое я провел в унынии».

1 января 1753 г.: «Вставать рано, чтобы не терять времени».

13 июля 1755 г.: «Снова распишу себе распорядок дня… 1) вставать рано».

Канун Пасхи 1757 г.: «Боже Всемогущий… Помоги мне избавиться от уныния».

Пасха 1759 г.: «Сподоби меня разорвать цепь вредных привычек. Помоги мне избавиться от праздности и уныния».

18 сентября 1760 г.: «Решено… Вставать рано… Бороться с ленью».

21 апреля 1764 г.: «Отныне моя цель 1) гнать прочь… праздные мысли. Найти полезное занятие для досуга; 2) избегать безделья. Вставать рано».

Следующий день (3 часа ночи): «Избавь меня от муки пустых страхов… от никчемных мыслей и праздности».

18 сентября 1764 г.: «Обязуюсь вставать рано, не позже шести, по возможности».

Пасхальное воскресенье 1765 г.: «Обязуюсь вставать в восемь… Ставлю целью вставать в восемь, поскольку хоть это и не рано, но гораздо раньше нынешнего, потому что зачастую я лежу в постели до двух».

1 января 1769 г.: «Я еще не в том состоянии, чтобы давать много обязательств, намереваюсь и надеюсь вставать… в восемь, а затем постепенно добраться до шести».

1 января 1774 г. (2 часа ночи): «Вставать в восемь… Главная причина моего недуга – бессистемный и неурегулированный образ жизни, который не дает исполнить ни одного обязательства… и, вероятно, позволяет слишком разгуляться дурной фантазии».

Страстная пятница 1775 г.: «Вспоминая все свои нарушаемые год за годом обязательства наладить жизнь… зачем я снова что-то обещаю? Затем, что преображение необходимо, а отчаяние – преступно… Обязуюсь начиная с Пасхи вставать рано, не позже восьми».

2 января 1781 г.: «Я не должен отчаиваться. ‹…› Надеюсь 1) вставать в восемь или раньше… 5) избегать праздности».

Вставать рано Джонсон так и не приучился и часто засиживался по ночам за работой почти до рассвета или бродил по лондонским улицам, раздираемый страхами и фобиями[214].

Дневниковые записи Джонсона, как вы уже заметили, охватывают более 40 лет, с 20-летнего возраста почти до 70, и я даже не знаю, что трогает меня больше – тщетность его попыток бороться с ленью и вставать спозаранку или искренняя решимость раз за разом возобновлять эти попытки. (Как он сам писал в дневнике 1 июня 1770 г.: «Каждому свойственно уверять себя, что обеты будут исполнены, и ни время, ни постоянные провалы не убеждают его в собственной глупости».) Первым коллекцию подобных записей собрал величайший современный биограф Джонсона Уолтер Джексон Бейт в 1970‑х гг., когда популярностью пользовался психологический (фрейдистского толка) анализ биографий знаменитостей. Бейт предположил, что эти записи и непрестанное стремление Джонсона к самосовершенствованию свидетельствуют о чрезмерном перфекционизме супер-эго, и доказывал, что в «депрессивной тревожности» Джонсона, сопровождающейся многочисленными психосоматическими симптомами, повинны постоянные попреки со стороны супер-эго и заниженная в связи с этим самооценка{392}. Праздность была опасна для Джонсона тем, что (как отмечал его друг Артур Мерфи) «его мысли, не находящие приложения вовне, обращались внутрь и становились бичующими. Его размышления о собственной жизни и поступках всегда отличались суровостью и, стремясь к безупречности, он лишал себя покоя ненужными придирками». Оглядываясь на свою жизнь, Джонсон, по свидетельству Мерфи, «видел лишь бесполезную трату времени, физические недостатки и близкое к помешательству смятение в мыслях. С ранней юности он, по собственным словам, растрачивает драгоценное время на утренний сон; его главный грех – всегда владевшая им леность и в какой-то период едва не одолевшие его мрачная меланхолия и умственное истощение». Стремление к совершенству, которое позволило Джонсону повысить мнение о себе, – классическая черта невротического типа личности, как определяет его авторитетный психоаналитик фрейдовской школы Карен Хорни. По утверждению Бейта, Джонсон в своих трудах, «часто опережающих… современную психиатрию», много размышлял о том, «сколько несчастий человеческих происходит из неспособности человека ценить себя и сколько зависти и других зол эта неспособность порождает». Как говорил сам Джонсон, его неослабевающий интерес к биографии как литературному жанру (в числе его произведений – «Жизнеописания поэтов» и другие биографические заметки) подогревался стремлением понять не столько, как человек «обрел счастье» или «попал в немилость у принца», сколько «как он разочаровался в себе».

Однако вот парадокс: как бы ни казнился Джонсон, как бы ни ругал себя за распущенность и неспособность встать с кровати раньше двух дня, плодовитостью он отличался огромной. Пусть он кропал эссе за деньги (это ему принадлежит знаменитое «Надо быть круглым идиотом, чтобы писать не ради денег»), но поденщиком его не назовешь. Ряд его произведений – повесть «Расселас, принц Абиссинский», поэма «Тщета человеческих желаний», лучшие из его эссе – вошли в анналы западной литературы. Собрание сочинений Сэмюэла Джонсона включает 16 массивных томов – и это не считая самого знаменитого его труда, Большого толкового словаря английского языка. Мнение Джонсона о собственных достижениях и мастерстве явно расходилось с действительностью, что, как показывают современные клинические исследования, часто встречается у людей с предрасположенностью к меланхолии[215].

Настойчивые попытки самосовершенствования и способность сохранять писательскую плодовитость вопреки душевному смятению свидетельствуют об имевшейся у Джонсона психологической устойчивости, на которую все больше уповают современные психологи как на бастион, способный выдержать натиск тревожности и депрессии. Если раньше исследователи пытались докопаться до истоков патологической тревожности у страдающих ею больных, теперь они все чаще выясняют, за счет чего удается противостоять развитию тревожных расстройств и других психических заболеваний здоровым людям. Деннис Чарни, профессор психиатрии и нейробиологии Школы медицины Икана Медицинского центра Маунт-Синай, изучает бывших американских военнопленных во Вьетнаме, которые, несмотря на перенесенные испытания, избежали депрессии или ПТСР. Как обнаружили в ходе исследований Чарни с коллегами, устоять против клинической тревожности и нервного срыва, сразивших многих других, этим военнопленным помогли принятие себя и гибкость психики. Чарни выделил 10 ключевых психологических составляющих психологической устойчивости: оптимизм, альтруизм, несокрушимые принципы или убеждения, вера и духовность, юмор, наличие идеала для подражания, социальная поддержка, противостояние страху (или выход из зоны комфорта), наличие цели или смысла жизни, опыт столкновения с трудностями и их преодоления{393}. По результатам другого исследования, психологическая устойчивость связана с избытком химического нейропептида Y в мозге, и, хотя пока неясно, где причина, а где следствие (психологическая устойчивость способствует выработке НПY в мозге, избыток НПY обеспечивает психологическую устойчивость или, что вероятнее всего, и то и другое?), по некоторым данным, уровень НПY во многом обусловлен генетикой[216].

Я жалуюсь доктору В., что, судя по тщетным 30-летним попыткам излечиться от тревожности, добиться мало-мальски ощутимого результата, закончить книгу на оптимистичной ноте вряд ли получится. Делюсь захватывающими и обнадеживающими новостями об исследованиях психологической устойчивости, как и прежде отмечая, что сам я устойчивости у себя почти не нахожу. Наоборот, теперь у меня есть весомое доказательство, что генетически я к ней не склонен: мне на клеточном, генетическом уровне уготовано быть тревожным, пессимистичным и психологически неустойчивым.

«Вот за это я и ругаю постоянно современный упор на генетику и нейробиологию в изучении психических расстройств, – говорит доктор В. – Он укрепляет нас во мнении, что сознание – это раз и навсегда сложившаяся и неизменная структура, тогда как на самом деле оно может меняться с годами».

Это все я знаю, о чем и говорю доктору. И еще я знаю, что на проявление генов влияют внешние факторы и что в любом случае сводить человека к набору генов или чистому влиянию среды – нелепый редукционизм.

И все равно я не понимаю, откуда мне взять устойчивость.

«Вы гораздо устойчивее, чем думаете, – обнадеживает доктор В. – Вы постоянно говорите "Я с этим не справлюсь", "Это мне не по зубам", однако добиваетесь, для страдающего тревожностью, многого. Нет, просто добиваетесь многого, без всяких оговорок. Вспомните хотя бы, что вам пришлось преодолеть во время работы над книгой».