До последнего - Дэвид Балдаччи

— Мы никогда ею не пользуемся.

— А теперь придется.

Гвен, ничего на это не ответив, провела Веба в последнюю комнату, которую они еще не осмотрели, — хозяйскую спальню. Это была большая просторная комната, в которой, однако, было очень мало мебели. К спальне примыкала еще одна комната с кроватью — поменьше.

— Билли работает допоздна и, чтобы меня не будить, часто спит там, — объяснила Гвен. — Он человек весьма деликатный.

Когда она это произнесла, Веб по выражению ее лица понял, что Билли деликатен далеко не всегда. Между тем Гвен продолжала рассуждать о муже:

— Большинство людей считают Билли человеком с очень трудным характером. Поэтому, когда мы поженились, многие отнеслись к нашему браку скептически. Половина наших недоброжелателей утверждала, что я польстилась на его деньги, в то время как вторая половина говорила, что Билли потянуло на молоденьких. Но истина заключается в том, что мы удивительно друг другу подходили и мне с ним всегда было хорошо. Когда мы начали встречаться, моя мать лежала при смерти — у нее был рак легких, и Билли на протяжении четырех месяцев ежедневно приезжал к ней в хоспис. Он не просто сидел и смотрел на нее, но приносил ей подарки, разговаривал о всякой всячине, спорил с ней о политике и рассуждал о спорте. Короче говоря, его забота и внимание скрасили ей последние дни жизни, и я об этом никогда не забуду. Да, жизнь у него была непростая, и некоторая жесткость в его характере присутствует. Но как муж он способен дать женщине все, что она только может пожелать. Он уехал из Ричмонда, который очень любил, и бросил дело всей своей жизни, чтобы заняться разведением лошадей. И все только потому, что я его об этом попросила. Но он знает, что с моей стороны это не каприз, а желание быть подальше от того места, которое навевает на меня мрачные мысли. А еще он был чудесным отцом и возился с Дэвидом с утра до вечера. При этом он никогда его не баловал, поскольку считал, что избалованные дети — существа слабые. Но любил он его бесконечно — всем сердцем, каждой клеточкой своего тела. Я думаю, что смерть Билли потрясла его даже больше, чем меня. Возможно, по той причине, что Дэвид был его единственным сыном, поскольку в первом браке у него родились дочери.

Он нелегко сходится с людьми, но если уж он стал вашим другом, то сделает для вас все. Он отдаст последний доллар, чтобы вам помочь, а таких людей в наше время осталось немного.

Веб обратил внимание на висевшие на стенах фотографии. Среди них было много фотографий Дэвида. Это был хорошенький мальчик, больше походивший на мать, чем на отца. Веб повернулся и увидел, что Гвен стоит рядом с ним и тоже смотрит на эти снимки.

— Как давно это было, — вздохнула Гвен.

— Я знаю. Но в некоторых случаях время ничего не в силах изменить.

— А ведь говорят, что время лечит. Но я лично этого не чувствую.

— Он был вашим единственным ребенком?

Она кивнула.

— Как я уже говорила, у Билли остались дети от первого брака, но у меня Дэвид был единственным. Странно... Когда я была маленькой девочкой, мне казалось, что у меня будет большая семья. Наверное, потому, что у меня было четверо братьев и сестер. Трудно поверить, но, если бы ничего не случилось, мой малыш сейчас уже учился бы в колледже. — Она неожиданно отвернулась и закрыла лицо руками.

Веб кашлянул.

— Полагаю, на сегодня достаточно, Гвен. Большое спасибо, что уделили мне время.

Она снова повернулась к нему, и он заметил, что щеки у нее мокрые.

— Билли хочет, чтобы я пригласила вас и вашего товарища на обед.

— Право же, в этом нет никакой необходимости.

— Но мы настаиваем на этом. Во-первых, вы спасли жизнь Билли, а во-вторых, если нам предстоит провести вместе какое-то время, мы должны узнать друг друга получше. Пять тридцать вас устроит?

— Мы придем. Но только в том случае, если вы уверены, что этого хотите.

— Я уверена, Веб. Но все равно спасибо, что спросили.

— Чуть не забыл. Мы не взяли с собой соответствующую одежду.

— Как я уже вам говорила, у нас не любят церемоний.

32

Клер спустилась в подземный гараж и направилась к своей машине. Когда она открывала дверцу, к ней подошел хорошо сложенный мужчина в темном костюме.

— Доктор Дэниэлс?

— Да, это я.

Мужчина вынул из кармана удостоверение.

— Я агент ФБР Филлипс. Мы хотим с вами поговорить — прямо сейчас.

Клер с удивлением на него посмотрела.

— Кто это — мы?

Агент Филлипс повернулся и указал на черный лимузин с тонированными стеклами, который стоял при выезде из гаража.

— Сейчас вам все объяснят, мадам, — сказал агент Филлипс, подхватывая ее под руку и увлекая за собой в сторону большой черной машины. — Клянусь, это не займет много времени. Небольшой разговор — и все. А потом мы привезем вас назад.

Клер неохотно, но все-таки пошла с ним. Филлипс открыл дверь, помог ей забраться в среднюю часть салона, а сам поместился на переднем сиденье рядом с водителем. Как только он захлопнул дверцу, машина набрала ход и выехала на улицу.

Напротив Клер сидел незнакомый мужчина. Когда он наклонился к ней, она вздрогнула.

— Спасибо, что согласились поговорить с нами, доктор Дэниэлс, — сказал мужчина.

— Я не собиралась ни с кем разговаривать. Признаться, я даже не знаю, зачем к вам села.

Клер обратила внимание, что стеклянная перегородка, отделявшая водителя от салона, поднята.

— Так кто вы все-таки такой?

— Меня зовут Джон Уинтерс. Я шеф Вашингтонского регионального офиса ФБР.

— Знаете что, мистер Уинтерс... — начала было Клер.

— Друзья зовут меня Бак.

— Так вот, мистер Уинтерс, я не имею представления, о чем вы хотите со мной говорить.

Уинтерс снова откинулся на спинку сиденья.

— Вы отлично все понимаете, доктор Клер. Вы умная женщина. — Уинтерс постучал пальцем по лежавшей перед ним на столике толстой папке. — У вас чрезвычайно солидные рекомендации.

Клер бросила взгляд на папку.

— Это что — комплимент? Или намек на то, что вы занялись изучением моей скромной персоны? В таком случае я выражаю категорический протест.

Уинтерс ухмыльнулся.

— Назовем это комплиментом. Но при этом будем иметь в виду, что в силу своей профессии вы регулярно встречаетесь с сотрудниками Бюро, агентами, работающими под прикрытием, а также членами их семей.

— У меня оформлен допуск, который, насколько я знаю, все еще действителен. Кроме того, я не в курсе секретов Бюро, поскольку дела, которые мне выдают, предварительно подвергаются строгой цензуре.

— Скажите, а как подвергнуть цензуре то, что говорят вам ваши пациенты?

— Все, что говорят мои пациенты, — абсолютно конфиденциальная информация.

— О, я нисколько в этом не сомневаюсь. Как не сомневаюсь и в том, что люди, находящиеся в состоянии стресса, а также с различными психическими отклонениями частенько пускаются в разговорах с вами в ненужные откровения.

— Это зависит от человека. Некоторые, напротив, отмалчиваются. Но я не совсем понимаю, к чему вы клоните?

— Я клоню к тому, что вы имеете возможность получать от повредившихся в уме людей совершенно секретные сведения.

— Я отдаю себе в этом отчет, и если такие сведения ко мне поступают, они не выходят за пределы моего кабинета.

Уинтерс снова к ней наклонился.

— Одним из ваших пациентов сейчас является Веб Лондон. Это правда?

— Я не стану отвечать на этот вопрос.

Уинтерс ухмыльнулся.

— Да бросьте вы, доктор, отпираться.

— Как я уже говорила, вся информация относительно моих пациентов считается строго конфиденциальной, и я строго следую этому правилу. Я не могу даже сказать, кто в данный момент меня посещает.

— Надеюсь, вы понимаете, что я как глава Вашингтонского регионального офиса имею право знать, кто из моих людей ходит к «психу»?

— Обычно мы используем термин «психиатр» или в крайнем случае «специалист по психическому здоровью».

— Да знаю я, что Веб Лондон к вам ходит, — сказал Уинтерс. — Как знаю и то, что раньше он посещал другого психиатра — Эда О'Бэннона. Мне вот что интересно: почему он решил перейти к вам?

— Опять-таки, я не могу...

Уинтерс вынул из лежавшей перед ним папки листок бумаги и протянул его Клер. Она опустила глаза на бумагу. Это был подписанный Вебом официальный документ, который гласил, что психиатр, занимающийся проблемами психического здоровья Веба Лондона, имеет право обсуждать его диагноз и назначенное ему лечение с шефом Вашингтонского регионального офиса Джоном Уинтерсом. Прежде Клер подобной формы никогда не видела, но с первого взгляда было ясно, что эта бумага вышла из канцелярии Бюро.

— Надеюсь, данный документ рассеял ваши сомнения?

— Интересно знать, откуда он взялся и почему я ничего подобного прежде не видела?

— Это новая форма. В сущности, она появилась впервые в связи с делом Веба Лондона. Моя идея.