На первой полосе - Вэл Корбетт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Она в целости и сохранности. Полиция доставила ее в понедельник после обеда, — сказала она. — Отдать ее вашей жене, чтобы она отвезла ее домой?
— Нет, не надо, — ответил он быстро очень властным тоном. — Там есть нужные мне вещи. Просто положите ее в камеру хранения больницы. Это можно сделать? Отлично.
Он хотел оставить за собой воспитание детей, и если, когда он обвинит жену, в качестве доказательства у него будет видеокассета, то все будет идти согласно его плану. Хьюго не называл это шантажом, но готовился он именно к этому.
Хьюго души не чаял в своих дочках и, когда Дейвина привела их в палату, он впервые оторвал от кровати свое худое тело и сел улыбаясь. Девчушки обрадовались, когда отец обнял их, забрасывая вопросами.
Дейвина позволила им наслаждаться встречей десять минут, а потом решила действовать.
— Нам с папой надо поговорить об одном деле, — произнесла она, показывая детям взглядом на дверь. — Поиграйте немного в коридоре, мы недолго.
— Зачем ты это сделала? — раздраженно спросил Хьюго.
— Прости, но мне надо с тобой поговорить. У газетчиков появилась странная мысль, что у тебя роман с Катей Крофт. Смешно, конечно, я им так и сказала.
Катя Крофт? У Хьюго даже кровь застучала в висках. Дни едва сдерживаемой ярости и боли в это мгновение напомнили о себе, и все планы выбрать подходящий момент были забыты.
— С этой поганой сукой? — Его обычно спокойные черты лица исказились. — Тебе о ней известно гораздо больше, чем мне, ты, грязная лесбиянка.
Дейвина уставилась на него с открытым ртом. Хьюго никогда не говорил таких слов. Он вообще редко когда выходил из себя.
— И у тебя хватает наглости обвинять меня, — продолжал он, давясь от злости. — Что ты пытаешься изобразить?
Голос Хьюго, переходивший в крик, напугал Дейвину. Ее начало трясти. «Он знает, — подумала она. — Он знает. О Боже! Нужно лгать. Лгать».
— Не понимаю, о чем ты говоришь. — Ее голос срывался, хотя она отчаянно пыталась взять себя в руки. — Хьюго, я думаю, это лекарства подействовали тебе на мозги. Перестань так шуметь. Дети могут услышать.
— Когда ты валялась в кровати с этой проституткой с телевидения, ты ведь не думала о детях?
Помолчав, Дейвина спокойно ответила:
— Хьюго, что ты такое говоришь, ты что — сошел с ума?
Он понизил голос. Теперь он говорил взвешенно и тихо.
— Мне известно все про твою паршивую тайну. — Он посмотрел на нее с таким отвращением, что Дейвина отпрянула. — И не пытайся отрицать. Я видел вас обеих своими собственными глазами.
Его слова напугали Дейвину, но она попыталась возразить обиженным тоном.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь. Что ты видел своими собственными глазами?
— Теперь это уже не имеет значения, — ответил он ей с ненавистью. — Но у меня есть все необходимые доказательства, чтобы разрушить твою карьеру, и если ты причинишь мне хоть какую-нибудь неприятность, я незамедлительно использую их, пусть даже я сам пострадаю и опущусь до твоего уровня.
Дейвина оцепенела. Она видела, что Хьюго не блефует. Ему звонила Катя? Если да, то у нее еще есть шанс убедить его, что все это ложь.
— Тебе сказала об этом Катя Крофт? Нельзя верить ни одному ее слову. Она лжет.
Хьюго снова в ярости повысил голос.
— Ты лживая мразь! У меня есть видеозапись, где ты с Катей в постели. И не пытайся ее найти. Я сделал несколько копий. — Хьюго удивила та легкость, с которой он врал жене. У него только одна кассета. Но он перепишет ее.
Дейвина, обычно такая самоуверенная, такая выдержанная, впадала в отчаяние по мере того как Хьюго продолжал. Он же, напротив, приходил в себя.
— Слушай, слушай внимательно. Я собираюсь сказать тебе, что тебя ждет в будущем. С этой минуты ты забудешь о воспитании детей. Я не хочу, чтобы ты оказывала влияние на их жизнь, Бог знает, к чему оно может привести. Я не хочу, чтобы ты жила с нами в Уорикшире или в лондонском доме. Ты можешь жить на Роланд-Мьюс, я там больше не появлюсь. Мне будет помогать моя сестра, а тебе будет разрешено иногда видеться с девочками.
— Хьюго, — Дейвина чувствовала, как паника все больше охватывает ее, — ты не можешь так поступить, ты не имеешь права.
— Ты абсолютно права, моя дорогая женушка, — Хьюго фыркнул. — По закону у меня нет такого права. У меня есть кое-что получше. Видеозапись.
Дейвина молчала.
— Я еще не закончил, — продолжал Хьюго. — Через два года мы мирно разойдемся, и ты будешь жить на одну зарплату члена парламента. Посмотрим, как тебе и твоей шлюшке это понравится. А пока, если какая-нибудь газета напечатает эту глупую статью о связи между мною и ею, я хочу, чтобы ты вела себя как оскорбленная жена, у которой порядочный муж. Потом я подам на них в суд и вытрясу с них все до последнего пенни.
Дейвина призадумалась. Ее мозг напряженно работала. Должен же быть какой-то выход из этого тупика?
— Хьюго, я люблю детей. Ты не можешь это отрицать, что бы ни произошло между нами. Предположим, я со всем этим соглашусь…
— Если, как ты говоришь, ты их любишь, тогда, полагаю, ты не хочешь, чтобы эта статья появилась, правда? — насмехался над ней Хьюго. — Потому что если из-за тебя у меня будут неприятности, твоя карьера утонет в сточной канаве, в которой ты живешь.
Дейвина внимательно посмотрела на него.
— Значит, ты готов пожертвовать детьми, чтобы отомстить мне?
— Нет, я не хочу, чтобы они пострадали. Ты смогла родить детей, но ты не можешь быть матерью, я уверен, что суд с этим согласится. Ты и так почти с ними не видишься, даже когда они на каникулах. Я и гувернантка укладываем их спать. И еще. Один намек на то, что ты настраиваешь девочек против меня, и, я клянусь, я использую видеокассету. — У Хьюго разболелась голова, но он не мог показать ей свою слабость. — Как только девочки опять пойдут в школу, ты можешь забрать свои вещи.
— Ты не можешь так со мной поступить.
— Я? Не могу? Дейвина, не рискуй. Я поддерживал тебя, оказывал тебе содействие, делал все, что может сделать мужчина, чтобы помочь своей жене. Ты думала, я не знаю, что ты любишь кого-то другого? Я месяцами переживал. Я подготовил себя к тому, что у тебя есть другой мужчина. Это было бы не очень приятно, но, по крайней мере, это было бы нормально.
Хьюго упал на подушку. Дейвина сидела молча, задумавшись. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем она прошептала:
— Хьюго, извини меня. Я не хотела, чтобы ты когда-нибудь узнал об этом. — Она говорила почти шепотом, но в словах чувствовалась искренность.
Но они не подействовали на него. — Мне кажется, ты больше переживаешь из-за своей карьеры и собственного имиджа, — усмехнулся он. — Тебе будет приятно узнать, что я тоже об этом думал. До развода ты можешь приезжать в дом на выходные, но ко мне тебе путь заказан.
— Хьюго, я стану другой. Я брошу все это.
— В самом деле? И надолго? Эта, очевидно, у тебя не первая. Я догадываюсь, что могла бы мне рассказать та молодая советница, с которой ты была так дружна, поговори я с ней откровенно. Или гувернантка-француженка, которая так внезапно уехала. — Хьюго презрительно посмотрел на Дейвину. — Нет, ты уже не станешь другой.
Дейвина редко плакала. Она даже вздрогнула, ощутив, что по ее щекам текут слезы.
— Соберись с духом, — огрызнулся Хьюго. — Дети захотят узнать, что происходит. Впусти их сюда, а сама жди в машине. Помни, если они узнают хоть слово из этого разговора, тогда все. Для тебя все будет кончено. — Хьюго выглядел измотанным. — Теперь убирайся с глаз долой. Я хочу видеть дочек.
Наступило время традиционного обмена звонками между отделами новостей газет всего Лондона.
Для соперничающих газет, перехватывающих друг у друга идеи статей, это позволяло сэкономить время. В шестидесятые и семидесятые годы члены Национальной печатной ассоциации зарабатывали недельную зарплату, продавая первые, только что вышедшие из-под станка экземпляры газеты конкурентам, посылавшим парня на мотоцикле. Теперь ситуация была не столь драматичной.
Семь часов вечера — это достаточно поздно, поэтому конкуренты уже не смогут включить ваши статьи в первое издание своих номеров. Если была такая сенсация, что ее все же могли заимствовать, то, конечно, о ней не сообщалось по телефону, вместо этого сообщалось кое-что о второй главной статье. Хитрые редакторы даже иногда делали несколько сот экземпляров ложного первого издания, помещая в качестве передовицы малоинтересные статьи. Они раздавались конкурирующим газетам, а когда печаталась настоящая передовица, большинство редакторов уже сопели в кровати.
Редактор лондонского раздела «Кроникл» просунул голову в дверь кабинета Лиз и, поняв, что можно войти, появился весь.
— Вы не забыли, что на следующей неделе обедаете с лордом Решингтоном?