Лесные женщины (сборник) - Абрахам Меррит

Старая хижина находилась примерно в полумиле. К ней вела по полю извивающаяся тропа. Маккей прошел по тропе, поднялся по шатким ступеням и остановился, прислушиваясь. Он услышал голоса и постучал. Дверь распахнулась, на пороге стоял старый Поле, глядя на него полузакрытыми подозрительными глазами. За ним стоял один из его сыновей. У обоих лица были мрачные и враждебные.

Маккею показалось, что со стороны отдаленной рощи донесся слабый отчаянный шепот. Двое на пороге как будто тоже его услышали, потому что взгляд их переместился на рощу, и он увидел, как лица их исказило выражение ненависти; потом они снова взглянули на него.

– Что вам нужно? – коротко спросил Поле.

– Я ваш сосед, живу в гостинице… – вежливо начал Маккей.

– Я знаю, кто вы такой, – резко прервал его Поле. – Но что вам нужно?

– Воздух этого места хорош для меня. – Маккей подавил растущий гнев. – Я хочу прожить здесь с год или больше, пока здоровье не поправится. Я хотел бы купить часть вашей земли и построить себе дом.

– Да, мсье? – в мощном голосе старика теперь звучала ядовитая вежливость. – Но позволительно ли спросить, почему бы вам не остаться в гостинице? Там хорошие условия, и вы там понравились.

– Я хочу быть один, – ответил Маккей. – Мне не хочется жить рядом с людьми. Мне нужна своя земля, я хочу спать под собственной крышей.

– Но почему вы пришли ко мне? – спросил Поле. – На той стороне озера много места, можете выбирать. Там хорошо, а эта сторона несчастливая, мсье. Но скажите, какая часть моей земли вам приглянулась?

– Вон та маленькая роща, – ответил Маккей и указал на рощу.

– Ага! Я так и думал! – прошептал Поле и понимающе переглянулся с сыном. Потом мрачно посмотрел на Маккея.

– Роща не продается, мсье, – сказал он наконец.

– Я могу дорого заплатить, – сказал Маккей. – Назовите цену.

– Она не продается, – повторил Поле, – ни за какую цену.

– Послушайте, – рассмеялся Маккей, хотя сердце у него упало от такого бесповоротного отказа. – У вас много акров, что вам до тех нескольких деревьев? Я могу позволить себе исполнение своих прихотей. Я дам вам столько, сколько стоит вся остальная ваша земля.

– Я спросил вас, какое место вам нужно, и вы ответили, что всего несколько деревьев, – медленно сказал Поле, и высокий сын за ним неожиданно резко и злобно рассмеялся. – Но в этом больше, мсье. Гораздо больше. И вы это знаете, иначе зачем бы вам платить? Да, вы знаете. Вы знаете, что мы должны уничтожить эту рощу, и хотите спасти ее. И кто вам сказал об этом, мсье? – рявкнул он.

В его лице, придвинувшемся к Маккею, в оскаленных зубах была такая злоба, что Маккей невольно отступил.

– Несколько деревьев! – насмехался старый Поле. – Тогда кто ему сказал, что мы собираемся делать, а, Пьер?

Сын его снова рассмеялся. И, слушая его смех, Маккей почувствовал, как в его крови снова вспыхивает та же слепая ненависть, что и во время его бега по шепчущему лесу. Он справился с собой, отвернулся. Он ничего не может сделать – сейчас. Поле остановил его.

– Мсье, – сказал он. – Подождите. Войдите. Я хочу кое-что сказать вам. И показать тоже. Кое о чем, возможно. попросить.

Он отступил в сторону, поклонился с грубой вежливостью. Маккей прошел в дверь. Поле и его сын шли за ним. Он оказался в большой, тускло освещенной комнате, с высоким потолком, по которому шли почерневшие от дыма балки. С балок свисали связки лука. травы и копченые окорока. С одной стороны широкий очаг. Возле него сидел второй сын Поле. Когда они вошли, он поднял голову, и Маккей увидел повязку на левой части головы, скрывавшую глаз. Маккей узнал в нем того, кто срубил стройную березу. Он с явным удовлетворением увидел, что удар пихты оказался нелегким.

Старый Поле подошел к сыну.

– Смотрите, мсье, – сказал он и снял повязку.

Маккей со слабой дрожью ужаса увидел почерневшую пустую глазницу, безглазую, окруженную красным.

– Милостивый Боже, Поле! – воскликнул он. – Ему нужна медицинская помощь! Я разбираюсь в ранах. Я сейчас поплыву на тот берег озера и принесу свою медицинскую сумку. Я позабочусь о нем.

Старый Поле покачал головой, хотя его угрюмое лицо на время смягчилось. Он вернул повязку на место.

– Заживет, – сказал он. – Мы тоже в этом разбираемся. Вы видели, как это было. Смотрели со своей лодки, когда проклятое дерево ударило его. Выбило глаз, и он повис на щеке. Я отрезал его. Теперь заживет. Нам не нужна ваша помощь, мсье.

– Не нужно было рубить березу, – сказал Маккей, скорее про себя.

– Почему? – яростно спросил Поле. – Она его ненавидела.

Маккей смотрел на него. Что знает этот старый крестьянин? Его слова укрепили упрямое убеждение, что то, что он видел и слышал в роще, было реальностью – не сном. И следующие слова Поле еще более укрепили эту уверенность.

– Мсье, – сказал Поле, – вы пришли как посол – в некотором роде. Лес разговаривал с вами. Что ж, я буду говорить с вами, как с послом. Четыреста лет здесь жили мои предки. Сто лет как мы владеем этой землей. Мсье, все эти годы не было ни одного мгновения, чтобы деревья нас не ненавидели – а мы не ненавидели деревья.

– Все эти сотни лет между нами и лесом ненависть и война. Мой отец, мсье, был убит деревом; мой старший брат искалечен другим. Отец моего отца, он был дровосеком, заблудился в лесу; когда его нашли, он лишился рассудка, кричал, что лесные женщины околдовали его и насмехались над ним, заманивали его в болота, прямо в трясину, в густой кустарник, мучили его. В каждом поколении деревья брали с нас свою дань – и не только мужчин, но и женщин, – калечили и убивали.

– Совпадения, – прервал Маккей. – Это ребячество, Поле. Нельзя винить деревья.

– В глубине души вы в это не верите, – сказал Поле. – Послушайте, наша вражда очень древняя. Она началась столетия назад, когда мы были рабами, крепостными господ. Чтобы готовить пищу, топить зимой, они позволяли нам брать хворост, мертвые ветви, засохшие прутики, упавшие с деревьев. Но если мы срубали дерево, чтобы нам было тепло, чтобы было тепло нашим женщинам и детям, нас вешали, или бросали в темницы, где мы гнили, или пороли нас так, что спины наши превращались в кровавое решето.

– У них, у господ, были широкие поля, а мы должны были выращивать пищу на клочках, где деревья считали ниже своего достоинства расти. И если они прорастали на наших жалких клочках, тогда, мсье, мы должны были оставлять их в покое, иначе нас пороли, или бросали в темницы, или вешали.

– Они напирали на нас, деревья, – в голосе старика звучала фанатичная ненависть. – Они крали наши поля, вырывали пищу изо рта наших детей; бросали нам хворост, как подаяние нищим; искушали нас согреться, когда холод пробирал нас до костей, и мы повисали, как плоды, на их ветвях, когда поддавались искушению.