После бури - Фредрик Бакман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зазубами смотрел в окно. Когда он был маленький и ездил по этой дороге на автобусе, он пытался считать деревья. В этом было что-то обнадеживающее – их было так много, что и не счесть. Даже чисел столько не найдется. Если бы он не привык держать язык за зубами, он бы рассказал Фраку, чему научился, пока жил в Хеде и играл в хоккей в Бьорнстаде: что для хедских волк – это Фрак. Что для Хеда столичный город теперь Бьорнстад.
Фрак говорил и говорил, но теперь он все больше повторялся, и Зазубами так и не понял, почему тот решил его подвезти. Он не знал, что вообще-то дело не в нем, что Фраку просто нужен был повод, чтобы поехать в Хед.
Деревья редели, лес в конце дороги раскрылся, и автомобиль Фрака вкатился в Хед. Последний отрезок Фрак молчал. Целых несколько минут. Наверное, это был его личный рекорд. Улицы были темны и пустынны, и Зазубами испытал облегчение – он надеялся, что те, кому не следует, не увидят наклейку на заднем стекле Фрака. Фрак притормозил возле дома его матери, не спеша повернулся и повторил свое предложение: устроить им в Бьорнстаде хорошую большую квартиру.
– Спасибо, – сказал Зазубами, и это было его первое слово за всю поездку.
Фрак широко улыбнулся:
– Ну все, иди спать! Завтра тренировка!
Зазубами кивнул, взял сумку и вышел. Он видел, что кто-то из соседей уже выглядывает на улицу из-за занавесок. И очень надеялся, что Фрак поспешит уехать.
* * *
Но Фрак не спешил, он сделал огромный круг, заезжая в разные места по самым разным мелким делам, остановился у киоска и купил газету, заглянул в пиццерию, чтобы воспользоваться их туалетом. А еще заехал домой к одному знакомому предпринимателю и выпил с ним чашку кофе. Они были старые друзья и вместе провернули много сделок, например, с помощью своего доброго друга предприниматель только что совершенно нечаянно крайне выгодно арендовал офисное помещение в Бьорнстаде. Теперь Фраку понадобилась ответная услуга. Он припарковал машину в глубине темного тупика чуть в стороне от дома предпринимателя, какое-то время они пили кофе на кухне, потом, удостоверившись, что в квартале темно и безлюдно, вместе выбрались через черный ход и нашли большой камень. Предприниматель встал на стреме, Фрак кинул. Через некоторое время Фрак позвонил в полицию и рассказал, что ему разбили стекло в машине. Для выезда на место происшествия у полицейских не было, конечно, ни времени, ни ресурсов, но заявление они приняли. Прошел час, прежде чем об этом прознала местная газета и связалась с Фраком, – как минимум на сорок пять минут больше, чем тот рассчитывал.
45
Осиные гнезда
Ночь накануне похорон Рамоны стала первой по-настоящему холодной ночью за всю осень. Не такой, когда температура впервые опустилась ниже нуля, и не такой, когда выпал первый снег, а такой, какую толком невозможно описать словами, сколько бы лет ты это ни переживал: это была первая ночь, когда чувствуешь, что привык к холоду, когда холод перестает казаться чем-то необычным и чрезвычайным. Лето давно умерло, но сегодня стерлась и память о нем, ускользнул последний свет, и на город надели черный мешок. Завтра пальцы уже не вспомнят, как жили без варежек, уши перестанут слышать чириканье птиц, а ноги забудут о лужах, которые не хрустели бы под подошвами теплых ботинок.
Главный редактор местной газеты знала, что такое холод, но здесь, в лесу, он был какой-то более резкий, он пробирался под кожу настолько глубоко, что оттаять потом до конца было невозможно, и если бы не ненависть к штампам, она бы сказала то же самое про людей. Ее прежние коллеги на юге Швеции считали, что это безумие – согласиться на такую работу, и возразить на это ей было нечего. Крошечная редакция с минимальными ресурсами в самой глуши, где население к тому же питало наследственную ненависть к людям ее профессии. Так зачем же она это сделала? Зачем люди вообще что-либо делают? Потому что это был вызов. Потому что это трудно. Когда ты до мозга костей – журналист, то, наверное, просто приходит время, и ты достигаешь такой точки в жизни, когда только самые безнадежные битвы кажутся тебе достойными участия.
Она положила телефон на стол. В редакции было темно и пусто, кроме нее, на работе задержался только ее отец. Он сидел там же, где просидел весь день: на табуретке, втиснувшись между столом и подоконником, обложившись бумагами, с маркером в руках.
– Что случилось? – с любопытством спросил он.
– В полицию поступило заявление о разбитой машине в Хеде. Машина, по всей видимости, принадлежит Фраку, – ответила она.
Он не спросил, как она об этом узнала, народ болтает повсюду, но здесь слухи распространяются немного быстрее.
– Спонсору? – просто уточнил он.
– Да.
Он саркастически присвистнул, и его щеки покрылись морщинами.
– Какое НЕВЕРОЯТНОЕ совпадение, что это случилось именно сегодня, и именно с НИМ!
Она издевательски склонила голову набок:
– Папа! Неужто ты обвиняешь Фрака, этого прекрасного, благородного, честно платящего налоги человека, эту пламенную душу, во ЛЖИ?
Отец хмыкнул.
– Вранье вранью рознь. Полагаю, если ты заедешь к нему домой, ты действительно увидишь разбитый автомобиль. Как это произошло – другой вопрос. Но, детка, ты ведь не спрашиваешь у меня, ложь это или нет, ты спрашиваешь, стоит ли это публиковать?
Она улыбнулась и вздохнула – он не знал никого, кому бы так хорошо давался этот звук.
– Это новости. Мы – газета.
– Ты говоришь как я.
Она не поняла, что это – гордость или попытка извиниться.
И снова вздохнула, улыбнувшись:
– То есть ты, учивший меня, что «единственная задача журналистики – это говорить правду», считаешь, что я должна опубликовать то, о чем я почти точно знаю, что это неправда?
– Хватит болтать, я этого не говорил. Ты хотя бы ему позвонила?
– Нет.
– Так позвони. В таком случае ты изложишь не то, что произошло, а его версию происшествия.
Она откинулась на спинку стула. Стукнула пальцем по клавиатуре, экран загорелся.
