Загадка Заболоцкого - Сара Пратт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стихотворение можно разделить на три основных части и коду. В первых двух строфах содержатся рассуждения лирического героя. В третьей, четвертой и первых двух строках пятой строфы приводится ряд условий с использованием подчинительного союза «когда», в то время как вторая половина пятой, шестая и седьмая строфы содержат итог этих условий, уравновешивая повторяющееся «когда» паратаксисом с повторением союза «и». В восьмой строфе содержится кода, подтверждая нараставшее все это время подозрение читателя о многослойности стихотворения.
Я НЕ ИЩУ ГАРМОНИИ В ПРИРОДЕ
Я не ищу гармонии в природе.
Разумной соразмерности начал
Ни в недрах скал, ни в ясном небосводе
Я до сих пор, увы, не различал.
Как своенравен мир ее дремучий!
В ожесточенном пении ветров
Не слышит сердце правильных созвучий,
Душа не чует стройных голосов.
Но в тихий час осеннего заката,
Когда умолкнет ветер вдалеке,
Когда сияньем немощным объята,
Слепая ночь опустится к реке,
Когда, устав от буйного движенья,
От бесполезно тяжкого труда,
В тревожном полусне изнеможенья
Затихнет потемневшая вода,
Когда огромный мир противоречий
Насытится бесплодною игрой, —
Как бы прообраз боли человечьей
Из бездны вод встает передо мной.
И в этот час печальная природа
Лежит вокруг, вздыхая тяжело,
И не мила ей дикая свобода,
Где от добра неотделимо зло.
И снится ей блестящий вал турбины,
И мерный звук разумного труда,
И пенье труб, и зарево плотины,
И налитые током провода.
Так, засыпая на своей кровати,
Безумная, но любящая мать
Таит в себе высокий мир дитяти,
Чтоб вместе с сыном солнце увидать.
[Заболоцкий 1972, 1: 173–174][308]
Именно в двух вступительных строфах кроется ключевая связь стихотворения с вечерним чувствительным размышлением, но характер этой связи станет очевидным позже. А пока достаточно отметить, что во вступлении вводится лирический герой, который, по видимости, пылко возражает против идеи гармонии в природе. Убедительный тон усилен тем, что первую строку невозможно произнести «нейтрально», – все доступные варианты паттернов ударений создают более или менее выразительные «речевые жесты». В наиболее вероятном прочтении первая стопа становится пиррихием – метрическое ударение в ней пропускается, и первый ударный слог встречается только во второй стопе: «Я не ищý». Это усиливает акцент на смысле глагола, и тогда подразумевается, что попытка поиска гармонии не имела бы никакого смысла. Во втором варианте ударение могло бы быть реализовано на частице не, обычно безударной, что придало бы интонации особую настойчивость: «Я нé ищу гармонии в природе». Наконец, есть вариант с ударением на местоимении я, при котором в первой стопе образуется хорей и подразумевается противопоставление позиции другого персонажа: «Я́ не ищу гармонии в природе», но другие ищут.
Эти варианты прочтения во многом пересекаются, и во всех из них гармонии в природе нет, – это отрицание заметно и в более ранних работах Заболоцкого. Пожалуй, наиболее явно эта точка зрения выражена в фрагменте «Лодейникова», в котором Лодейников видит огромного червя, «железными зубами схватившего лист и прянувшего во тьму», затем наблюдает, как жук ест траву, жука клюет птица, из птичьей головы пьет мозг хорек, и на все это смотрят ночные существа с перекошенными страхом лицами. Столкнувшись с этой сценой, Лодейников с горькой иронией заключает:
Так вот она, гармония природы,
Так вот они, ночные голоса!
Так вот о чем шумят во мраке воды,
О чем, вздыхая, шепчутся леса!
[Заболоцкий 1972, 1: 183]
В «Лодейникове» проблема разрешается с появлением «нового дирижера», который объединяет элементы разрозненного мира «в один согласный хор», привносит в природу индустриализацию в виде забоев, турбин и тому подобного, что напоминает сцену из предпоследней строфы стихотворения «Я не ищу гармонии в природе». Усилиями этого «дирижера» «…в голоса нестройные природы / Уже вплетался первый стройный звук» [Заболоцкий 1972, 1: 185][309]. Основная идея таких стихотворений, как «Север» и «Творцы дорог», того же духа, хотя и не всегда ее можно подтвердить тщательным прочтением текста.
Самая очевидная мишень полемической атаки, с которой начинается «Я не ищу гармонии в природе», – Тютчев, в чьем стихотворении «Певучесть есть в морских волнах» гармоничность природы утверждается неоднократно посредством близких синонимов. Подобно Заболоцкому и некоторым другим поэтам – участникам дискуссии о гармонии в природе Тютчев опирается на концепцию структуры, выраженную в корне строй. По Тютчеву, в природе присутствуют стройный мусикийский шорох, невозмутимый строй, певучесть, гармония, созвучье, которые составляют контраст разногласиям, причиной который является человек.
Est in erundineis modulatio musica ripis
Певучесть есть в морских волнах,
Гармония в стихийных спорах,
И стройный мусикийский шорох
Струится в зыбких камышах.
Невозмутимый строй во всем,
Созвучье полное в природе, —
Лишь в нашей призрачной свободе
Разлад мы с нею сознаем.
Откуда, как разлад возник?
И отчего же в общем хоре
Душа не то поет, что море,
И ропщет мыслящий тростник?
[Тютчев 1965, 1: 199][310]
Не оставляя сомнений в своей твердой вере в существование природной гармонии, Тютчев предлагает очень русское, возможно, славянофильское утверждение о состоянии человека. Он утверждает, что человек, паскалевский «мыслящий тростник», – это единственный дисгармоничный элемент в гармоничной природной вселенной, потому что свою призрачную свободу он использует для поиска индивидуальной идентичности. Проблема внутреннего разлада человека, которую Тютчев затрагивает не только в этом произведении, может найти разрешение в кенозисе, в «опустошении себя» ради гармонии с целым[311]. Со временем эта идея сблизит Заболоцкого и Тютчева, но пока мы видим четко выраженное поэтическое разногласие.
Вторая мишень поэтической полемики Заболоцкого менее очевидна. Это английский поэт Байрон, точнее говоря, Байрон в переводе Константина Батюшкова в его элегии 1819 года «Есть наслаждение и в
