«Искусство и сама жизнь»: Избранные письма - Винсент Ван Гог

Тем более, тем более я считаю любое усилие, направленное против этого, достойным уважения. Я также верю, что успех возможен, и не стоит впадать в отчаяние, даже если время от времени терпишь неудачи и чувствуешь упадок сил; если это произошло, необходимо прийти в себя и набраться мужества, даже если дела идут совсем не так, как задумывалось изначально. Не думай, что я смотрю с презрением на людей, подобных тем, кого ты описываешь, лишь из-за того, что их жизнь не основывается на серьезных и досконально продуманных принципах. Мои мысли на этот счет таковы: целью должно быть действие, а не абстрактная идея. Я считаю принципы полезными и стоящими лишь тогда, когда они воплощаются в действии, и полагаю, что полезно размышлять и стараться быть последовательным, потому что это поддерживает работоспособность человека и сводит воедино различные стороны его деятельности. Полагаю, люди, которых ты описываешь, могли бы обрести более твердую почву под ногами, если бы осмысленно делали то, что они делают, но в остальном я, безусловно, предпочитаю их тем, кто выставляет напоказ свои принципы, ни в коей мере не утруждая себя и даже не думая о том, чтобы применить их на практике. Последним даже самые распрекрасные принципы не принесут пользы, тогда как первые могут достичь чего-нибудь великого, ЕСЛИ познают силу воли и мысли. Потому что великое создается не только под влиянием порыва, но представляет собой единую цепочку малых дел.

Что такое рисование? Как ему научиться? Это способность пробиться сквозь невидимую железную стену, которая отделяет твои чувства от твоего умения. Как преодолеть эту стену? Биться об нее бесполезно. По-моему, эту стену следует медленно и терпеливо подкапывать и продалбливать. Но послушай, как же сохранить усердие в такой работе, не дав отвлечь или оторвать себя от нее? Этого можно достичь благодаря размышлениям и определенным принципам, в соответствии с которыми ты строишь свою жизнь. И это можно сказать не только об искусстве, но и о других вещах. Великое не создается случайно – этого надо страстно желать. Что лежит в первооснове, обусловлены ли принципы действиями человека, или действия становятся результатом его принципов? Пожалуй, этот вопрос для меня неразрешим, и он совсем не стоит того, чтобы тратить на него усилия, так же как и на вопрос о том, что было раньше: курица или яйцо.

Однако я считаю очень полезным и важным развивать в себе силу мышления и волю.

Мне очень любопытно: увидев те фигуры, которые я рисую сейчас, найдешь ли ты в них нечто стоящее? Они ставят передо мной ту же дилемму, что вопрос о курице и яйце: следует ли создавать фигуры на фоне найденной композиции или сочетать разрозненные фигуры, чтобы композиция проистекала из них. Полагаю, результат будет примерно одинаковым, при условии, что ты работаешь. Я заканчиваю тем же, чем закончил свое письмо ты: мы схожи в том, что оба любим заглядывать за кулисы, иными словами, мы оба склонны все анализировать. Полагаю, это именно то качество, которое необходимо для занятий живописью: создавая картину или рисунок, следует использовать эту способность сполна. Возможно, в определенной мере это заложено в нас природой (это есть и в тебе, и во мне, – вероятно, мы обязаны этим юным годам, проведенным в Брабанте, и окружению, которое гораздо больше, чем бывает обычно, способствовало тому, чтобы мы научились думать), однако художественное чутье, как правило, начинает развиваться и созревает позднее, и только благодаря работе. Я не знаю, как устроить так, чтобы ты стал успешным художником, но твердо уверен, что в тебе есть задатки к этому и что они могут развиться в нечто стоящее.

До свидания, старина, благодарю за то, что ты мне прислал, и крепко жму руку.

У меня уже стоит печка; как бы мне хотелось, чтобы мы могли провести вечер, рассматривая рисунки, эскизы и гравюры на дереве, – у меня опять появились новые экземпляры, и они великолепны.

Надеюсь, на этой неделе мне будут позировать осиротевшие мальчики, тогда, может быть, мне удастся спасти тот рисунок с изображением сирот.

278 (240). Тео Ван Гогу. Гаага, среда, 1 ноября 1882

1 нояб.

Дорогой Тео,

вот уже несколько дней я поглощен тем, что ты, возможно, тоже посчитаешь интересным, и, думаю, мне стоит обстоятельно написать тебе об этом. С одним из своих писем Раппард прислал мне резюме речи Херкомера о современной гравюре на дереве.

Я не могу пересказать тебе все подробно, возможно, ты уже прочел эту статью (которая была опубликована в каком-то английском журнале по искусству, кажется в «Art Journal»). Она посвящена главным образом рисункам в «Graphic». Херкомер рассказывает, как в свое время он сам, целеустремленный и полный энтузиазма, работал в этой газете, и вспоминает о великолепных страницах первых номеров. Ему не хватает слов, чтобы в полной мере выразить, насколько значительной он считает работу ее первых художников. Он останавливается на том, как в те годы развивались методика и техника, и отмечает разницу между старыми и новыми гравюрами на дереве и т. д. и т. д. Затем он обращается к современности и переходит к основной теме своей речи. Он утверждает: «Граверы по дереву стали искуснее, чем когда-либо, но одновременно с этим, мысленно возвращаясь в те времена, когда был основан „Graphic“, я вижу и упадок». И продолжает: «На мой взгляд, угрозу представляют две вещи, против которых я протестую: одна относится к издателям, а вторая – к художникам. Обе стороны совершают ошибки, которые, если их не исправить, могут испортить все дело».

По его словам, издатели требуют вещей, рассчитанных на эффект: «Correct & honest drawing is no longer wanted, complete designs are no longer in request, a „bit“ just covering an awkward corner of a page, is all that is required»[129].

«The managers declare that the public require the representation of a public event or so and are satisfied if it is correct & entertaining, caring nothing for the artistic qualities of the work. I do not believe what they say. The only excuse you may accept is „dearth of good draughtsmen“»[130].

После этого он обращается к художникам, говоря, что в наши дни, к сожалению, красота оттисков зачастую зависит не от рисовальщика, а от гравера. Он призывает художников не допускать подобных обстоятельств, а рисовать точно и энергично, чтобы гравер оставался тем, кем он должен являться, – выразителем идей рисовальщика, а никак не хозяином его работ. Далее следует вывод: горячий призыв ко всем сохранять любовь к своему делу и не позволять себе расслабляться.

В его голосе слышатся нотки упрека, и он говорит не без грусти, будто спорит с невыносимым для него равнодушием.

Свою речь он завершает следующими словами: «To you – the public – the art offers infinite pleasure & edification. For you it is really done. Therefore clamour loudly for good work and be sure it will be forthcoming»[131].

Все сказано совершенно здраво, умно, честно. Его ораторская манера производит на меня такое же яркое впечатление, как некоторые письма Милле.

Меня это вдохновляет, и мое сердце наполняется радостью, когда я слышу нечто подобное.

Знаешь, очень жаль, что искусство, лучше всего подходящее для обычных людей, сейчас не вызывает интереса.

Если бы художники объединились для того, чтобы их работы (которые в конечном счете все же создаются для народа – по крайней мере, я считаю это высочайшим, благороднейшим призванием любого человека искусства) могли попасть в руки простой публики и были бы доступны всем и каждому, это принесло бы такие же результаты, каких достиг «Graphic» в первые годы своего существования.

В этом году Нейхейс, ван дер Вельден и несколько других художников создавали рисунки для журнала «De Zwaluw», который выходит раз в месяц и стоит 7,5 цента. Среди них есть и удачные, однако видно, что многие выполнены без должного старания (речь идет не о первоначальных рисунках, а о манере их воспроизведения), и ходят слухи, что журнал продержится не дольше своих предшественников. Почему же дела идут так плохо? Книготорговцы утверждают, что он не приносит дохода, и вместо того, чтобы