Индийский мечтатель - Евгений Штейнберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Услышав российский язык, не мог отказать себе в удовольствии пожать руку соотечественнику…
Лебедев обомлел. «Неужели я настолько опьянел, что мне стали чудиться видения!» — пронеслась мысль. Незнакомец отрекомендовался лейтенантом российского флота Иваном Федоровичем Крузенштерном.
Окончив Морской кадетский корпус, он вместе с другими выпускниками был послан для прохождения практики в английский флот…
Лебедев слушал, и слезы текли по его щекам.
— Не грезится ли мне? — проговорил он дрожащим голосом. — Русский офицер!.. Русский офицер в далекой восточной стороне!..
Крузенштерн рассказал, что плавает на английских судах уже четыре года. Некоторое время находился в Англии, побывал на берегах Северной Америки, на Вест-Индских островах, на мысе Доброй Надежды. Теперь вот очутился в Калькутте, а отсюда намерен отправиться на юг Китая — в Кантон. Двое его товарищей — Лисянский и Баскаков — пока остались на мысе Доброй Надежды, но вскоре тоже прибудут в какой-нибудь из портов Индии.
Затем он осведомился: с кем имеет честь беседовать? Лебедев стал рассказывать о себе. Герасим Степанович вообще не был мастером обстоятельного и последовательного повествования — теперь же, не от алкоголя (хмель его тотчас же развеялся), а от волнения, он говорил вовсе бессвязно, да еще устарелым русским языком давних времен. Крузенштерн, повидимому, с трудом понимал его и слушал с некоторым недоверием.
Все то, что рассказал Лебедев, представлялось таким странным, настолько не соответствовало внешнему виду этого опустившегося, впавшего в нужду человека, что молодой русский моряк подумал, что имеет дело с каким-нибудь шарлатаном, пытающимся поймать на удочку доверчивого простака.
Герасим Степанович заметил это и внезапно прервал рассказ.
— Не стану вас дольше утомлять моими злоключениями, сударь! — сказал он. — Желал бы лучше услышать новости о нашем отечестве.
И хотя новости, которые мог сообщить ему Крузенштерн, были уже четырехлетней давности, Лебедев слушал жадно, расспрашивал настойчиво о музыке, о знакомых артистах, о том, какие появились новые книги, пьесы. Молодой моряк, уехавший за границу прямо из стен корпуса, плохо знал эти стороны петербургской жизни. Книги же он читал только научные: по географии, астрономии, ботанике, да еще записки разных путешественников.
Они расстались. Лебедев не сказал своего адреса — ему было неловко показывать новому знакомому свое убогое жилище. Он не стыдился своей бедности, но не хотел, чтобы Крузенштерн подумал о нем, словно о пустом болтуне, спившемся человеке.
Однако через несколько дней, рано утром, моряк сам явился к нему.
— Узнал место вашего жительства, — объяснил он.
Лебедев с радостью заметил, что теперь Крузенштерн говорил с ним почтительным тоном и, повидимому, был проникнут искренним сочувствием к его бедствиям.
Объяснялось это тем, что, встретившись с некоторыми английскими моряками и должностными лицами, Крузенштерн расспросил их о своем странном соотечественнике и понял, что ошибся в своем определении.
О нем отзывались как о человеке честном, широко образованном. Теперь, когда Лебедев отказался от попыток завоевать известность в мире наук и искусств, никто больше ему не завидовал, никто его не опасался. Почтенные калькуттские жители охотно воздавали хвалу его театру, его научным трудам и переводам.
— Достойный человек! — заявил градоначальник Александр Кид. — Но, к сожалению, мечтатель!
Приблизительно так же отзывались и другие, с кем привелось говорить Крузенштерну, но каждый неизменно добавлял: «Мечтатель! Чудак! Фантазер!» Слова эти большей частью произносились многозначительно и авторитетно. Солидным дельцам и важным чиновникам было приятно сознавать превосходство здравого смысла и практичности над пустыми мечтами, которые даже человека образованного доводят до такого падения.
Заметив искренний интерес к себе и столь же искреннее сочувствие, проявленные Крузенштерном, Герасим Степанович постепенно приободрился и подробно рассказал все, что с ним произошло.
Когда рассказ был окончен, моряк долго молчал. Потом, пожав руку Лебедеву, сказал:
— Нужно поскорее возвращаться на родину, Герасим Степанович!
— Господи, — воскликнул Лебедев, — да ведь это единственная моя мечта! Разве не ведомо мне, что на родине исцеляются все раны, нанесенные жизнью?
Он поделился с ним мыслями и сомнениями.
— Понимаю, — сказал серьезно моряк. — Но мне кажется, что, накопив такие обширные знания, вы вернетесь домой не без пользы. Что касается денежных средств, то советовал бы обратиться к графу Воронцову в Лондон. Он несомненно поможет.
Крузенштерн заговорил о своих планах. Его в Индии интересовало совсем другое, чем Лебедева. С интересом наблюдал он успехи Великобритании в мореплавании и морской торговле.
— Нам, русским, приходится покупать все нужные нам товары из восточных стран через посредство англичан, французов, датчан. Платим за все втридорога, да и за свои товары получаем меньше, чем нужно. Особенно мешает английская Ост-Индская компания, которая, словно на замок, заперла для всех наций Индию и Китай — две страны, по размерам и богатствам своим превосходящие все государства Европы… А разве нельзя было бы нам наладить прямую торговлю с Востоком? Не только караванами через Бухару или монгольские степи, но и морем? Флот наш вырос, множество есть у нас искусных и храбрых мореплавателей, способных выполнить эти предначертания. Нужно только содействие правительства…
Помолчав немного, Крузенштерн добавил:
— А что, если бы закупить здесь хорошие товары да снарядить несколько кораблей прямо в Балтийское море, в Петербург? Для опыта?.. Думаете, не окупился бы труд?
Лебедев вскочил. Отличная идея!.. Он зашагал по своей тесной комнатке:
— По-моему, это возможно. И наличных денег пока не понадобится. Раздобуду товары в кредит…
Они долго еще обсуждали родившийся план и решили, что Лебедев напишет обо всем Воронцову и попросит его содействия.
Письмо было написано и отправлено с капитаном одного из направлявшихся в Лондон кораблей.
В ожидании Лебедев принялся хлопотать. Снова появились в глазах его веселые огоньки, речь опять стала бурной и увлеченной. Теперь всякий старый знакомый узнал бы в нем прежнего Герасима Лебедева, неугомонного мечтателя.
Ответ пришел месяца через четыре.
Русское посольство извещало Герасима Степановича о том, что, согласно распоряжению, сделанному через правление Ост-Индской компании в Лондоне, калькуттская контора обязана выплатить ему, Лебедеву, сто фунтов стерлингов. Эти деньги посылаются в качестве вспомоществования для возвращения на родину.