Горячее сердце. Новая история Мериды - Мэгги Стивотер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Полыхающий снаряд полетел на головы противников. Донёсшиеся с улицы крики говорили о том, что план Харриса сработал.
Но тут с невероятным грохотом обрушилась одна из сторожевых башен. Стена, по которой Мерида так часто гуляла под руку с Элинор, не выдержала ударов огромного тарана, настолько тяжёлого, что его приходилось перевозить с помощью десятка лошадей.
Тосахтах и его люди собрались у главных ворот замка.
– Вы это заслужили! – прорычал Безумец. Мериде не верилось, что его так отчётливо слышно.– Я поступаю с вами справедливо.
Данброх было не спасти.
«Думай, Мерида, думай», – повторяла себе принцесса.
Но в этой игре, в отличие от брандуба, она не могла найти фигуру, которая послужила бы Чёрным вороном. Макалпин не искал мира. Он собирался сровнять замок с землёй. У них мог появиться шанс на спасение, если бы к армии Фергуса присоединились жители окрестных городов и деревень, но возможности позвать их на выручку не было. И даже если кто-то смог бы невредимым выбраться из осаждённого Данброха, в ночи людей было не собрать.
Мерида вспомнила о том, что Кальях спасла от смерти Элинор и тройняшек. А в этом году приложила немало усилий, чтобы уберечь клан от разрушительных рук Ферадаха.
Было логично предположить, что ей не хотелось бы, чтобы всё пошло прахом из-за взбесившегося лорда.
Может быть, у неё было ещё одно чудо в запасе?
Принцесса попыталась вспомнить, как маме Лиззи удалось заручиться поддержкой старой богини. Точно! Она бросила в колодец самую ценную вещь, что у неё была. Мерида могла бы сделать то же самое.
– Оставайтесь здесь, – сказала она своим братьям. – Я скоро вернусь. Лиззи, если кто-нибудь, кроме меня, подойдёт к двери, ни за что не открывайте!
Она бегом бросилась в свою комнату. В свою старую знакомую комнату, где хранились все её вещи. Оказавшись там, она быстро огляделась. Многие предметы навевали воспоминания, но не казались ей такими уж незаменимыми. Да, она скучала бы по игрушкам, которые вырезал для дочери из дерева Фергус, но прожить без них смогла бы легко. И да, Мерида обожала свой лук, но всегда могла купить новый. У принцессы были драгоценности, которые она надевала на официальные приёмы, но ей было совершенно наплевать на побрякушки. На полках стояли духи, которые ей дарили на праздники, и пылились камни, которые она собирала в детстве – всё это было когда-то важно, но теперь не представляло никакой ценности.
Она уже давно ничего себе не покупала. Даже из своих многочисленных поездок Мерида не привезла ни одного сувенира.
«Что я по-настоящему ценю? Разлука с чем будет достаточно сильным испытанием, чтобы стать достойной чуда?» – спрашивала себя Мерида.
Семья была тем единственным, что придавало смысл её жизни.
Много шума, мало толка.
На неё нахлынуло отчаянье.
«Думай, Мерида, думай», – повторяла себе принцесса.
Но в голову ничего не приходило. Она вышла из своей спальни и начала спускаться по лестнице, надеясь найти хоть что-нибудь подходящее. Она заглянула в зал с гобеленами. Осмотрела стеллажи в холле. Вышла на балкон тронного зала. Но сама не знала, что надеется там найти. Может, ей лучше вернуться к братьям и Лиззи, чтобы помочь им сражаться?
Это была глупая идея.
Подумать только, после всех её трудов всё заканчивалось так бесславно. Ужасный конец. Уродливый, прозаичный и совсем не магический.
Мерида в отчаянье опустилась на пол и закрыла голову руками. Вдруг до неё донеслись голоса. Кто-то тихо беседовал в рабочем кабинете Фергуса.
Это был Ферадах!
И Кальях?
Они здесь? В замке?
Она подошла поближе. Дверь была чуть приоткрыта, но достаточно, чтобы заглянуть внутрь. В кабинете, как она и думала, стояли два божества. Несмотря на всю обыденность окружения, Кальях выглядела могущественной и грозной. От неё исходило сияние, освещающее всю комнату призрачным зеленоватым мерцанием.
Ферадах, с другой стороны, казался абсолютным человеком.
Он стоял, ссутулив плечи, совершенно растеряв всю свою разрушительную силу.
– Я знал, что ты способна на хитрость, – сказал он, – но не думал, что и жестокость в твоём арсенале.
– Это не жестокость и не хитрость. Я говорю серьёзно.
– Я – смертный? – спросил Ферадах. – Как это вообще возможно?
– Ты знаешь, что это возможно. Ты даже можешь это увидеть. Можешь почувствовать. Тело, в котором ты находишься, станет твоим телом. Руки станут твоими руками. Перчатки вместе с твоим долгом перейдут другому. Другому Ферадаху. А ты станешь обычным человеком. Проживёшь жизнь. И однажды умрёшь, как и все люди.
Наступила тишина. Мерида попятилась, чтобы ненароком не попасться им на глаза.
– Ты серьёзно предлагаешь мне чудо? – спросил Ферадах. – Но зачем?
– Ты изменился. Стал другим. Теперь ты понимаешь людей, хочешь ощущать близость. Хочешь, чтобы тебя знали, чтобы доверяли тебе. Ты полюбил лицо, которое носишь. Такие серьёзные перемены заслуживают моего внимания. Они достойны чуда. Я могу сделать тебя человеком. Ты получишь то, что хочешь.
– Ты не знаешь, что я хочу, – вздохнул Ферадах.
– Забери себе это тело. Вы с Меридой можете бежать сегодня ночью. Так вы оба выиграете в нашем споре.
Принцесса затаила дыхание.
– Бежать с Меридой, – тихо повторил Ферадах.
– Я знаю, что ты полюбил её.
От неожиданности девушка охнула и тут же в ужасе закрыла рот рукой.
Некоторое время бог разрушения стоял неподвижно, размышляя над словами Кальях.
В кабинете стало тихо, но снизу настойчиво доносился шум битвы.
– Нет, – сказал наконец Ферадах.
– Нет?
– Если перемены во мне и правда заслуживают чуда, – продолжал Ферадах, – тогда я прошу о нём. Но не затем, чтобы обрести тело и смертную жизнь, не затем, чтобы бежать с ней. Просто помоги им победить Тосахтаха. Сами они с ним не справятся и погибнут уже через несколько часов.
– Ты удивил меня, Ферадах.
– Я и правда люблю её, – просто сказал он. – Вот почему не могу позволить её семье умереть. Они для неё всё.
Мерида похолодела, но не могла заставить себя отойти от двери.
– Даже если бы ты со временем смог стать для неё всем?
Ферадах вздохнул, и Мерида услышала, как глубоко он несчастен.
– Всё-таки я давно наблюдаю за людьми, – сказал он. – Это была бы не настоящая любовь, просто желание заполнить пустоту внутри.
– Это очень по-человечески,