Эпоха бронзы лесной полосы СССР - Михаил Фёдорович Косарев

могут служить тем фундаментом, с которого начинается новый тип производства. При этом каждый такой скачок связан с непременным отрицанием старых стереотипов и их ломкой. Если отказа не происходит, то традиции сковывают, мешают новому, заставляют мастеров строить свое производство в рамках прежних догм и стереотипов. Поэтому культуры, лишенные подобных традиций, предоставляют мастерам гораздо большую свободу действий и творческой фантазии. Наверное, подобные явления особенно характерны, когда такие культуры включают в свои структуры чуждых мастеров и не ограничивают их деятельности системой строжайших табу и нормативных предписаний. Тогда мы вправе ожидать, что именно в их среде может произойти «взрыв» открытий.

Предложенная здесь модель объяснения вполне приложима к исходным культурным объединениям сейминско-турбинского типа, локализуемым нами в Алтайской горной и предгорной системе. Мы ни в коем случае не можем отвергнуть возможности зарождения в данном регионе и в данной культурной среде новой и совершенной технологии, несмотря на отсутствие там длительных металлургических традиций. Может быть, именно данное обстоятельство и способствовало самим открытиям, а также быстрому распространению принципиально новой технологии, орудий и оружия первоначально в сейминско-турбинской культурной среде, а затем и в иных общностях.

Культурологическая модель и основные вехи истории.

Сейминско-турбинский феномен мы именуем транскультурным: памятники рассматриваемого типа разбросаны по громадной территории, занятой множеством культур; сейминско-турбинские группы явно входили в контакты с населением этих общностей. Однако мы не смогли очертить территорию исключительного распространения памятников данного типа. Следовательно, один из непременных признаков археологической культуры — территория у нас отсутствует. Подвижность и динамичность носителей данного феномена очевидна. Об этом говорят практически все результаты исследований. Поэтому модель данного явления следует рассматривать в динамике: от неожиданного синтеза исходной культуры и стремительного продвижения на запад вплоть до исчезновения.

Очень часто зарождение новых этнокультурных общностей приходится на периоды глобальных сломов культур, к которым, например, относится период, приходящийся на вторую четверть II тыс. до н. э. Распад протяженных цепей культур приводит, как правило, к синтезу новых на базе «осколков» старых социальных объединений. Подобный синтез порождает принципиально новые системы, которые могут впитывать в себя в большей или меньшей степени черты прежних. Для исходных сейминско-турбинских групп мы предполагаем слияние двух компонентов культуры. Первый из компонентов локализовался в Алтайской горной и предгорной области в экологическом окружении степных и лесостепных пространств. Он был представлен металлургами и коневодами (вероятно, всадниками). Данные занятия являлись ведущими в их жизнедеятельности. Именно с этим компонентом ассоциируются наиболее яркие и характерные черты, выделяющие сейминско-турбинский компонент среди прочих евразийских общностей.

Другой компонент связывается нами с восточносибирской таежной зоной к северу от Саяно-Алтайской горной системы, на территории между Байкалом и Енисеем. Здесь обитали подвижные — в сравнении, например, с западносибирскими — группы охотников и рыболовов (Окладников, 1970, с. 176–179), умевшие изготовлять прекрасный каменный и костяной инвентарь. Трудно определить район, где произошло органическое слияние обоих компонентов, приведших к появлению нового типа культуры. Скорее всего это случилось в лесостепных холмистых предгорьях к северу от Алтая, судя по концентрации соответствующих находок (карта 14).

Также очень сложно определить численно преобладающую группировку в этих новых объединениях. Социально доминирующие кланы мы склонны видеть среди металлургов-коневодов. К этой мысли подводят наиболее богатые и выразительные погребения с оружием и литейными формами в Ростовке и Сопке. Беднейшие погребения в сейминско-турбинских могильниках, как правило, представлены лишь кремневыми изделиями, без металла. Не исключено, что в рамках тех объединений могла возникнуть и сохраняться достаточно четкая социально-клановая иерархия, обусловленная происхождением того или иного члена коллектива, а также характером его основных занятий. Металлургия здесь являлась, к примеру, почетной, вероятно, даже сакральной профессией, чему мы знаем немало этнографических параллелей.

Уже с самого начала столь же очевидно проявился агрессивный характер исследуемых нами социальных организмов. Об этом ярко свидетельствуют культ бронзового оружия, находимого в погребальных сооружениях, и стремительное распространение сейминско-турбинских объединений в западном направлении. Скорее всего, это передвижение свершалось не одной, а несколькими группами одновременно. Походы-миграции устремлялись первоначально по преимуществу в северо-западном направлении и шли по междуречью Иртыша и Оби. На левобережье Иртыша эти группы практически не выходили: степные пространства даже в начале движения по какой-то причине их не привлекали. Первый этап походов проходил в основном по лесостепным равнинам.

По всей видимости, стремительность их продвижения обусловливалась не только напористостью сейминско-турбинских групп. Этому способствовало явное превосходство их оружия и средств передвижения. Они двигались в среде культур, где на аборигенов наводили ужас бронзовое оружие и всадники. Еще одной причиной явного предпочтения сейминско-турбинскими группами лесостепных и позднее — лесных равнин Западной Сибири, вероятно, явились столкновения с конными отрядами всадников, которых археологи связывают с абашево-андроновским или петровским типом культуры. Эти отряды также использовали легкие боевые колесницы. Синташтинские погребальные комплексы дают неоспоримые доказательства существования этого нового вида вооружения. И не являются ли бронзовые наконечники копий типа багра (Ростовка, р. Чарыш) оружием, направленным против таких грозных колесниц? Крюком могли зацеплять лошадь, короб колесницы или самого возничего, лишая колесницу управления.

Продвижение сейминско-турбинских отрядов по территории, занятой чужеродными группами, по всей видимости, привело к включению некоторых представителей последних в структуру сейминско-турбинских племен. Кажется, уже первые столкновения с абашево-андроновскими отрядами привели к инкорпорации по крайней мере отдельных представителей этих этносов в сейминско-турбинскую среду. Об этом говорят немногочисленные могилы из Ростовки с «синташтинским» оружием.

Может быть, именно эти столкновения заставили сейминско-турбинских мигрантов придерживаться более северного, таежного пути, куда вели их речные системы Западной Сибири. Условия для передвижения там были более трудными, зато аборигенное население вряд ли могло оказывать им сколько-нибудь успешное сопротивление. Вероятно, с этого времени в качестве основного средства передвижения летом становится для них лодка. Нож из Ростовки с лыжником, зацепившимся вожжами за коня, приоткрывает еще один из способов зимнего передвижения. Летом же эти пространства преодолевать на лошадях неизмеримо труднее. На запад от Иртыша и Оби сейминско-турбинским группам приходилось подниматься вверх по течению левых притоков этих рек по направлению к Уралу.

Вероятно, вблизи Урала начинала особенно сказываться нехватка металла — меди и олова. Его изначальные запасы не могли, естественно, быть бесконечными. Новые источники меди стали доступны для сейминско-турбинских популяций с приходом их на восточные склоны Урала. С этих пор для сейминско-турбинских мастеров металлообработки уральская мышьяковая медь стала основным