Почта в Никога-Никогда - Люциан Воляновский

В романе Уильяма Лейна «Рай человека труда» писатель выводит двух друзей — Билла и Джека, Они вместе скитаются, кочуют, вместе работают, но тут Билл приходит к мысли, что это еще не «mateship», не настоящее «братство»… По его убеждению, у друзей-братьев должно быть все общее, например деньги. Они складывают все своп заработки в одну кассу, в случае надобности один из них может взять столько, сколько ему нужно, не давая никаких объяснений, и каждый может пользоваться всем, если с одним из них случится беда…

Что новенького в Англии?

Солидарность во время опасности была реакцией на насилие. Как заключенные, так и вольные поселенцы сталкивались в Австралии с неслыханным произволом властей. Один губернатор, известный своей честностью, писал, что в этой стране живут либо каторжники, либо те, кто должен ими быть.

Бывали случаи, когда поселенец, укравший часы, приговаривался к наказанию пятьюстами ударами кнутом, что практически означало верную смерть. Полковник Гейлс приказал как-то надеть на шею женщины колодку, утыканную гвоздями, и так водить ее по улицам Хобарта. Губернатор Дэви дал распоряжение избить кнутом свободного поселенца. Когда бедняга начал кричать, что губернатор не имеет на это права, того, очевидно, лишь позабавила такая наивность.

— Я все-таки попробую… — только и сказал он.

В другой раз врач, государственный служащий, приказал бить кнутом ремесленника, позволившего себе невиданную дерзость — потребовать платы за работу. Свидетелям, показания которых не нравились судье, освежали память, отмеривая в перерыве по сто ударов, прямо во дворе здания суда, после чего, вполне «убежденные» подобным аргументом, они говорили все, что нужно…

Мелкие и крупные жалобы разбирались тоже довольно своеобразно. Один поселенец встретил на улицах Хобарта спекулянта, который с помощью всяких махинаций отобрал у него зерно. Поселенец стал громко жаловаться прохожим на бесчестный обман. Поблизости случайно проходил военный комендант, к которому обманщик обратился с жалобой об оскорблении личности. Суд состоялся прямо на улице и продолжался ровно пять минут. Поселенец был приговорен к тремстам ударам, и к приведению приговора в исполнение приступили немедленно. В течение часа двести ударов пали на спину бедняги. Вдруг разнеслась весть, что в порту появился корабль, прибывший из Англии. Палач наскоро отвесил приговоренному еще несколько ударов кнутом, которые должны были символизировать оставшуюся сотню, и побежал к набережной с криком:

— Что новенького в Англии?

Жертва экзекуции, благодаря счастливому случаю спасенная от смерти, осталась лежать на мостовой в луже собственной крови.

1 июня 1816 года «Хобарт-таун газетт» описывала публичную продажу одной женщины с аукциона ее мужем. Покупатель объяснял, что поскольку она ни молода, ни хороша собой, то стоит не более галлона рома и двадцати овец. «По заинтересованности участников аукциона можно было сделать вывод, что если на рынок поступало бы больше таких предложений, то торговля шла бы весьма оживленно», — писала газета.

Мешочек из шкуры кенгуру

Не окунулся ли я слишком глубоко в историю при моих попытках отыскать ключ к пониманию австралийских обычаев и образа жизни?

Я хочу напомнить, что последний каторжник умер совсем недавно — в 1938 году; он скончался в доме для престарелых в Перте, столице штата Западная Австралия. В Австралию этот человек прибыл в 1864 году не по собственной воле, а как «вынужденный иммигрант», то есть каторжник, привезенный в кандалах. Белое население Новой Каледонии — тоже потомки каторжников, и я сам мог убедиться, что о происхождении здесь не принято говорить. Точно так же и в Австралии до недавнего времени пытались затушевать очевидные факты. Опубликованная в 1929 году официальная история штата Западная Австралия ни одним словом не упоминает о каторжниках, которых завозили туда в массовом порядке.

В 1931 году при сносе старых зданий полиции в Тудиэе в упомянутом штате наткнулись на мешочек из шкуры кенгуру с пачкой писем. Установили, что они были адресованы одному из каторжников. Получил он их от своих родных из Йоркшира. Большинство членов исторического общества, куда были переданы письма, высказалось… за их уничтожение. Началась бурная дискуссия. Особенно яростно защищали своп позиции сторонники тезиса о том, что эта страница истории Австралии должна быть забыта.

Каторжникам не полагалось надгробий; только много позднее, когда наконец отказались от такого рода мести умершим, стали ставить камни, на которых до сих пор можно прочитать надписи, сильно пострадавшие от времени и поросшие мхом: «Тот, кого преследовали несправедливые судьи, сосланный на чужбину…» Дожди целого столетия на могут смыть следов причиненного зла. Из своих могил один мертвецы обвиняют других.

Удовлетворение Кишу

Неприязненное отношение к бывшим каторжникам в последнее время радикально изменилось. Извлекаются из забвения имена тех, кто не был сломлен каторгой, кто строил жизнь на великом материке.

Поклонники таланта Эгона Эрвина Киша, к числу которых принадлежит и ваш слуга, с удовольствием узнают об удивительных последствиях его пребывания в Австралии перед самым началом второй мировой войны. Его живой ум привлекла личность Фрэнсиса Говарда Гринвея, одного из тех людей, которые бродят по свету, соединяя в себе редкие таланты к творчеству с полной неспособностью найти нм практическое применение. Он — каторжник — создал произведения искусства, которые, хотя и были изуродованы грубыми руками тюремщиков в соответствии с их низменными вкусами, сохранили печать величия. Губернатор помиловал Грннвея, но его преемник решил, что держать этого художника и архитектора при себе в качестве свободного человека невыгодно, и уволил его. На этом кончаются официальные свидетельства о жизни Грннвея. Умер он в бедности и был похоронен в безымянной могиле.

Так вот, описывая собор св. Якова в Сиднее, где на мраморных досках увековечены имена выдающихся людей эпохи, Киш утверждал, что архитектором этого собора был не кто иной, как Гринвей, что именно он построил самые высокие здания в Сиднее. По словам Киша, еще сто лет назад Гринвей предложил смелый проект моста для порта; он намеревался возвести его именно в том месте, которое сто лот спустя было признано наилучшим для этой цели. «Как не сказать о той несправедливости, которая была допущена по отношению к создателю великих ценностей, ведь среди бесчисленных мемориальных досок в соборе нет даже доски в его память».