Рангила. Кто-то рядом - Валентина Когут

– Тише, тише. Все хорошо, – прозвенели ее волосы, которые с недавних пор стали озвучивать вслух все ее мысленные разговоры самой с собой.

Ей стало еще горче. Вот он финал ее жизни – разговоры с собственными волосами. Ни родных, ни близких. Только она и бриллиантовые волосы, которые палили всю контору своей звонкой болтовней. Для нее это был сущий ад. Здесь еще ладно – никто не слышит. А что будет, когда она вернется домой?

От досады она резко дернулась всем телом.

– Уууу! – резкая боль опять пронзила бедро. – Ненавижу! Ненавижу! – Хрипела она, проклиная все на свете.

Она еще плотнее обняла себя руками. Длинные пряди сползли со спины и повисли вдоль тела, касаясь раненой ноги. Как оказалось, кристаллы тоже были прохладными и немного облегчали боль.

– Ну, хоть какая-то от вас польза, – проворчала она.

Но боль становилась все сильнее. Ни холодный ручей, ни прохладное прикосновение эгрегоров уже не помогали.

– А не проще ли ее немного облегчить и не так мучиться? – спросило Сознание.

– Проще. Да вот только я не народная целительница. – Огрызнулась она сама себе.

– Не народная. Но немножко целительница, – прошептала Память, которая все реже разговаривала с ней.

Она встрепенулась:

– Я могу исцелять раны? – в замешательстве спросила она себя.

– Нет. Но ты можешь облегчать боль. – Подсказала Память и показала ей картинку из прошлого, которое было так дорого, и так глубоко уже погребено под завалами кровожадного забытья, в которое ее пытались ввергнуть.

Ей вспомнилось одно из школьных занятий, на котором у нее ужасно разболелась голова. Никаких обезболивающих у нее не было, а просить она не умела. Уж слишком была самостоятельной, независимой и не показывающей никому свои слабости. А голова между тем, казалось, лежала на наковальне и по ней били молотком. Она даже не могла открыть глаза. И тогда она решила найти причину боли, чтобы найти какой-то способ ее унять. Как бы невзначай она спросила у соседки по парте от чего может болеть голова и по версии одноклассницы головные боли могли возникать в результате сужения сосудов головного мозга от давления.

Ага, тогда подумала она. Значит все, что нужно, это разжать сосуды и боль уменьшиться. Осталось решить, как именно это сделать, если таблеток нет, которые выполняли именно эту функцию. Кажется, в одном из фильмов про монахов Шаолинь она видела, как они творят разные удивительные вещи с помощью своей внутренней духовной энергии – одним движением вышибали дверь, одним касанием заставляли остановиться сердце противника.

Вот это да! Интересно, сможет ли она так, подумала она, зажмурив глаза и представив, что сосуды разжимаются. Первая попытка. Вторая. Третья и четвертая. И она сама не заметила, как боль постепенно стала утихать. Нет, не прошла совсем. Но стало легче, и она смогла досидеть последний урок в школе, чтобы бегом прибежать домой и выпить старый добрый цитрамон.

– Хм, хочешь сказать, это сработает и на этот раз? – С сомнением сказала она, глядя на рванную рану и сжимая зубы от пульсирующей боли.

Но в ответ была тишина.

– Ладно, – сказала она.

Выбора у нее все равно не было. А в детстве этот фокус определенно сработал. Она опять склонила голову на колени, закрыла глаза и представила, что пытается притупить чувствительность нервных окончаний, которые были повреждены и которые причиняли ей эту ненавистную боль.

Сосредоточившись и одновременно абстрагировавшись от боли, она послала маленький энергетический импульс в то место на ноге, где горело огнем. Второй. Третий.

Странно. Почему ей кажется, что с каждой ее попыткой по ноге проходит электрический разряд? Она открыла глаза. И чуть не свалилась в ручей от неожиданности, увидев, что ее волосы ярко зеленого цвета.

– Да, вы издеваетесь?! – воскликнула она, вскочив на ноги. – Мало того, что вы шевелитесь и болтаете все, что придет мне в голову, так вы еще и цвет меняете!

Они еще и исцелили ее рану. На том месте, где был безобразный порез, не осталось даже рубца. Она без сил рухнула на траву. Это было выше ее сил и ее понимания. На ее голове были бесценные камни, которые создавали мир, гармонию, любовь, умели говорить, умели приобретать разные цвета и принимать различные формы, а еще исцелять. Она обескуражено рассматривала свои волосы и давалась диву, что все это добро теперь принадлежит ей. Эти камни могли все.

– Вовсе нет, – послышался тонкий голосок откуда-то слева.

Она повернула голову на звук телепатического писка. Рядом с ней сидел тот самый Леснявка, с которым она спорила в лесу, когда ей приклеили эгрегоры. Радо Дум, кажется. Он сидел на краю ручья и болтал своими пухлыми эфирными ножками в воде.

– Что, значит, нет? Они только что вылечили мою рану, – вместо приветствия сказала она, делая вид, что ей безразлично его неожиданное появление здесь.

– Можешь не стараться, я все равно вижу, что ты мне рада, – самодовольно сказал Леснявка.

Черт.

– А насчет исцеления твоей раны…. Эгрегоры, конечно, всесильные камни. Но они не какой-то отдельный организм, который живет сам по себе и принимает за тебя решения. Можешь ты – могут они. Не можешь ты – не могут и они.

– То есть, если я захочу взлететь и полететь, я буду летать? – недоверчиво спросила она.

– Нет. Ты должна смочь летать. А они тебе лишь в этом помогут.

– Все, я сдаюсь. У меня голова идет кругом от ваших ребусов.

Радо Дум хитро засмеялся:

– То ли еще будет.

– Ты о чем?

– Тебя ждет много сюрпризов.

– Ты ясновидящий?

– Нет. Просто ты полна неизведанных возможностей, о которых сама не ведаешь.

Она скептически скривилась на его слова, а он исчез так же внезапно, как и появился, оставив ее в замешательстве и раздражении.

– Тоже мне, всезнайка, – проворчала она, осматривая свою ногу.

Но все же она немного поняла, о чем пищал Леснявка. Ее нога зажила не из-за того, что ей захотелось это сделать по щучьему веленью, да по ее хотенью. Нога зажила потому, что она сама ее вылечила. Своими усилиями. Эгрегоры лишь усилили процесс. И Леснявка прав – она сама не знает, что еще она сможет сделать ради возвращения домой. При таком раскладе, эгрегоры ей точно пригодятся. И, несмотря на свою неприязнь к ним, ей все же невольно захотелось, чуть ли не встать на колени и поблагодарить их за чудесное исцеление.