Бои у Халхин-Гола (1940) - Давид Иосифович Ортенберг

Третий японец был жив и невредим. Он ни за что не хотел вставать. Только тыкал себя в грудь, будто давал какую-то клятву. Я расстегнул ему гимнастерку. На шее, привязанные на веревочке, висели три мешочка — японские талисманы. Предложили еще раз встать, но японец глухо зарычал. Ярой злобой горели его глаза. Ну, что же, не хочешь — не надо. Он был уничтожен.

Подходим к последнему. Это был офицер. Сообразив, что притворство излишне, он приподнялся, выхватил клинок и ударил меня по голове. Байбародов пристрелил его. Я был в каске, удар не нанес мне никакого вреда. Обыскав офицера, мы нашли у него документы и фотографии.

Так была ликвидирована диверсионная группа японцев.

Полковой комиссар Р. БАБИЙЧУК

ПОЛИТОТДЕЛ ТАНКОВОЙ БРИГАДЫ В БОЮ

На восточных границах Монгольской Народной Республики прогремели уже первые разрывы японских авиабомб, когда я был назначен на должность начальника политотдела 11-й танковой бригады. Незадолго до моего приезда бригада получила приказ о немедленном выступлении в район боевых действий. На рассвете танки двумя колоннами блестяще форсировали реку Керкулен. За танками прошли тылы соединения. По большой монгольской равнине двинулась бригада в поход.

Времени для того, чтобы я мог серьезно и всесторонне изучить аппарат политотдела, было слишком мало. Познакомиться с людьми пришлось на совещании, созванном перед самым выступлением. Знакомство это, само собою разумеется, носило очень беглый характер, и потому, когда дело дошло до расстановки политотдельских сил, я должен был очень внимательно прислушаться к высказываниям и пожеланиям каждого работника. Основная часть работников выехала с конкретными заданиями в части. При мне в политотделе остались только три товарища: секретарь парткомиссии Живолуков, инструктор по информации Беляев и секретарь политотдела Зайцев.

Уже к исходу первого дня марша обнаружилась сильная растяжка тыловых колонн. Стало ясно, что непосредственно из политотдела мы не сумеем держать непрерывную связь с колоннами и осуществлять оперативное руководство над каждой из них в отдельности. Необходимо было назначить комиссара тылов. Комиссаром поехал тов. Живолуков. Формально это нововведение пошло как будто за счет ослабления политотдела (мы лишились одной «штатной» единицы). Но фактически с появлением комиссара тылов наша работа во много раз облегчилась. От следовавшего в хвосте колонн тов. Живолукова политотдел всегда имел самые точные данные о результатах марша и мог своевременно ликвидировать недочеты работы тыла.

Марш протекал в очень сложных условиях. Пески, бездорожье были большой помехой на нашем пути. Однако темпы продвижения бригады превышали 150 километров в сутки. К месту ночного отдыха части собирались обычно довольно поздно. Созывать в этот час комиссаров в политотдел для подведения итогов дня было бы по меньшей мере неблагоразумно. Мы изыскали другой способ: я сам стал объезжать их, На, месте информировался, принимал соответствующие решения, подсказывал, что следует сделать немедленно, сейчас же, в каком направлении вести партийно-политическую работу завтра.

В первые дни после сосредоточения бригады в назначенном районе было относительное затишье. Но перед самым приходом наших линейных танковых частей стрелково-пулеметный батальон и саперная рота бригады успели уже получить боевое крещение. Два дня участвовали они в упорном бою с отборными японскими частями и, несмотря на свою малочисленность, нанесли врагу чувствительный удар.

Политотдел решил использовать затишье на фронте для ознакомления танкистов с боевой работой наших стрелков и сапер. С докладом о последних боях выступили сами участники этих боев — бойцы, командиры, политработники, предварительно проинструктированные политотделом. Инструктаж этих докладчиков не носил характера «накачки». Мы не навязывали им готовых формул, не старались пригладить и причесать их мысли, их переживания и впечатления. Мы добивались от них только одного — правдивости, всячески предостерегали их от каких бы то ни было преувеличений, от вредных попыток преуменьшать силы врага, лакировать боевую действительность. Это значительно повысило воспитательное значение бесед.

Нужно сказать, что многие бойцы и командиры имели неполное представление о противнике. Победа над врагом казалась им невероятно легкой. Беседы рассеяли эти ошибочные мнения, они помогли понять, что враг коварен и к боям с ним нужно готовиться серьезно. Вместе с тем беседчики правдиво рассказали о героизме, мужестве, отваге наших бойцов и напомнили танкистам священный закон:

«Никогда не оставлять подбитого танка, а вести бой до последнего патрона, до последнего человека.

Никогда не сдаваться в плен. Плен — измена Родине и несмываемый позор для части, для семьи».

Из уст людей, уже отличившихся в бою, эти слова, эти партийные лозунги прозвучали с невиданной силой. Подобные беседы широко практиковались нами и в дальнейшем — на протяжении всего времени боевых действий. Это были своего рода дрожжи, на которых рос каждый наш боец, каждый командир.

Большая рассредоточенность частей, в целях маскировки и предосторожности от поражения с воздуха, не всегда давала возможность проводить такие беседы Обычным способом, — мы не могли собирать людей большими группами. Политотдел решил поэтому перенести центр всей агитационно-пропагандистской работы главным образом в экипаж. Агитаторы и беседчики пошли по «щелям», где танкисты вынуждены были проводить значительную часть свободного от боевой работы времени. Часто голос беседчика заглушался неожиданным грохотом от разрыва японской авиабомбы, но едва смолкал грохот, беседа возобновлялась. Наши славные агитаторы в любых условиях, в любой обстановке всегда умели донести до масс горячее слово большевистской правды. Недостатка в этих людях мы не испытывали никогда. Политотдел сумел привлечь к активной агитационно-пропагандистской деятельности всех членов и кандидатов партии, весь огромный актив комсомольской организации бригады.

Помимо пропаганды чисто фронтовой, весь этот огромный коллектив агитаторов и беседчиков очень много занимался разъяснением международного положения. Интерес бойцов и командиров к международным событиям нарастал с каждым днем. Чтобы удовлетворить этот интерес, политотделу пришлось систематически проводить в частях специальные инструктажи беседчиков и агитаторов.

Беспрерывная партийно-политическая работа укрепила дисциплину, еще больше спаяла красноармейцев и командиров в единый, железный коллектив, живущий одним стремлением — быстрее уничтожить японо-маньчжурских захватчиков. Патриотизм танкистов был настолько велик, что когда командир выделил 2-й батальон для выполнения боевой задачи, во

Герой Советского Союза танкист И. Просолов

всех остальных частях экипажи с обидой и ревностью задавали один и тот же вопрос:

— Почему нас не послали в бой, мы показали бы, как надо драться.

Это стремление особенно ярко проявилось в бою 3 июля, когда бригада впервые обрушила на врага всю свою грозную силу.

Ночь перед боем была относительно спокойной, но никто не захотел лечь спать. При слабом свете луны экипажи усердно занялись