Мы из Кронштадта. Подотдел очистки коммунхоза - Николай Берг

Додумать мысль не успеваю, потому как на Марсовом поле начинается пальба в несколько стволов очередями и тут же над нашими головами – совсем близко трещат мелкими хлопочками со странным птюкающим звуком и не менее странным присвистом пули, отчего на нас с шелестом сыплются рваные листья и сбитые ветки.

– Ложись! – рявкают одновременно майор, Ильяс и Серега, да так хорошо рявкают, показывая при этом образцовое выполнение своей же команды, что все кроме немного растерявшегося Саши плюхаются на дорожку. Саша получает от кого-то из рядом лежащих пинка под колени и шлепается на то ли Тимура, то ли Леньку, отчего тут же вспыхивает вроде б как брань, но на ворчуна прикрикивает все тот же Серега. Тихо, слушаем, смотрим.

Треск пуль, прошивающих летнюю листву, стремительно удаляется, теперь мы даже не видим – где это. На нас все еще сыплются рваные листочки, тут и стрельба заканчивается так же внезапно, как и началась. Ничего не понимаю. И не я один – тут же Саша начинает связываться с теми, кто на Марсовом сидит. Хлопает глазами в недоумении, переспрашивает. Потом громко поясняет всем лежащим вокруг него: «Это они по вороне стреляли!»

– Им что, моча в голову ударила, по воронам лупить? – зло спрашивает Рукокрыл.

– Да говорят, ворона атаковала этот беспилотник – самолетик – отвечает растерянно Саша.

– И каковы результаты? – спокойно уточняет Серега.

– Самолетик мы потеряли – упал в Фонтанку, ворона ушла из – под огня -– информирует нас радист.

– Ну, очевидно умирать полетела – предполагаю я.

– Молодцы! Так и надо! Хорошо еще нас не зацепили, недоумки – вставая и отряхиваясь, резюмирует Ильяс.

– Надо будет подать идею командованию за вороньи лапы доплачивать – подает голос Серега.

– Ага, как в старые добрые времена – соглашается его приятель. И на вопросительный взгляд молодежи поясняет: «Раньше в охотничье общество принимали, только если сдашь определенное количество вороньих лап. Там где много ворон певчие птицы исчезают, в общем, баланс нарушается».

– Ладно, двинули дальше – говорит майор.

Совершенно неожиданно нам приказано в лучших традициях американского кино – разделиться. Тут три параллельные аллеи, потому мы их сейчас пройдем и проверим – пусто или кто еще дохлый тут таскается. С нашей брони Енот сообщил, что, покатавшись, убрали около десятка зомби – и больше не обнаружено. Но так как всегда точку в войне ставит пехота – мы должны пойти ножками и дополнительно проверить. Работать автоматами запрещено, только если натолкнемся на морфа, но и тогда смотреть, чтоб не влепить по своим. Расходимся по направлениям, успеваю по детской привычке раскланяться с памятником дедушке Крылову, он такой же добродушный и даже две свежие отметины от пуль в его кудрявой шевелюре не испортили окруженному роскошным зверьем баснописцу настроения.

Моей группке достается самое открытое место – мы идем по аллейке, что проложена по берегу Лебяжьей канавки. Все время на связи с остальными, посматриваем внимательно, но никого нет – только поодаль на Марсовом поле видим сидящих на граните бойцов.

– Мы у Кофейного павильона – все чисто пусто – квакает рация.

– Мы у Амура с Психеей – отзывается Саша, посмотрев на большой дощатый домик для скульптур.

– Это кому тут памятник? – спрашивает Тимур.

– Бабьей глупости – заявляет в ответ Ильяс.

– Ну, ты загнул! – вступаюсь я, обиженный такой грубой прозой жизни.

– Якши. А, по-твоему, чему памятник? – возражает снайпер.

– Любви.

– Продолжай, продолжай – поощряет меня примерный семьянин.

– Ну, Амур, бог любви женился на Психее, но попросил ее в качестве основного условия, чтобы она ни в коем случае его ночью не разглядывала. Она же не утерпела и как-то раз полюбовалась спящим мужем, взяв для этого светильник…

– Во-во! А ручонки у нее затряслись, и она дрыхнущего без задних ног муженька облила кипящим маслом из светильника, так? – душевно осведомляется Ильяс.

– Ну да, восхищенная его красотой она капнула маслом…

– Фигасе! Я ж памятник помню, она ему выходит аккурат на живот и яйцы плесканула! – огорчается за Амура Саша.

– Во-во! Именно! И он ее выпер, дуру этакую… Так чему памятник? – победоносно заканчивает спор Ильяс.

– Эй, искусствоеды! А ну живо догнали остальных! – рявкает искаженным, но узнаваемым голосом рация.

– Упс, то есть – ой! – подмигивает нам в комическом ужасе Ильяс, и мы торопливо шагаем по пустой аллее.

Пара лежащих мешками тел. Ни одной цели.

Встречаемся с нашими у бронетранспортера, стоящего почти у входа, там где Карпиев пруд. Парк чист, можно вообще-то и сворачиваться. У латников в Павловских казармах все штатно, сопротивление незначительное, не то, что в Морском госпитале, так что все уже к концу.

Ну, вот и замечательно. Славно прогулялись.

В общем, мы уже можем и уезжать. Нас придержали не то из-за того, что я как-никак врач, вдруг пригожусь, не то на всякий пожарный – мало ли морф набежит. Морф не набегает, раненых нету, как обычно продуманная операция течет спокойно и планомерно.

Узнаю, что еще вчера ОМОНовцы из «мокрой роты» выставили несколько громкоговорителей – это уже становится привычным, как артподготовка перед наступлением, большая часть мертвяков оттянулась дальше к Невскому. Что странно – на Дворцовой как стояли, так и стоят, медом им там намазано, что ли? В голову неожиданно приходит мысль – если громкоговорители собрали к Невскому публику отсюда, то и с другой стороны то же самое будет – получается, что если столковаться с водоплавающими, то я мог бы заскочить к себе в старую квартиру, и забрать что возможно. Мама об этом постоянно говорит.

Между тем Енот опять начинает цеплять Ильяса – то ли по живости характера, то ли опять засиделся, то ли просто не нравится ему наш снайпер. На этот раз непоседливый зверь зашел с особо тонкой материей – на полном серьезе заливает какую-то мутную парахту курсантерам и Тимуру, да и пара радистов его слушает.

– Учебники все врут! – вещает Енот: В них издревле гнобили гордых славян, подтасовывая результаты отборочных битв за Царьград и полуфинала на Куликовом поле. На самом деле любому культурному человеку известно, что татар создал пресловутый московитский царь Петр Первый. Он с детства мечтал построить Ледяной дворец, насадить совдепы и создать, наконец, татар. Ну, нравилось ему такое певучее название.

Учитывая, что за большой срок ведения войны с Эстонской Колоссальной Империей…

– Так уж и Империей? – удивляется всерьез купившийся Рукокрыл.

– Империя, империя, даже две великих империи, Укров и Эстов, пожранные кровавым режимом… так вот, Петр Великий сильно поиздержался за войну, а его варварская рать понесла катастрофические потери – ведь только при стаскивании с кроватей стариков и больных в Нарве, промочили в реке ноги, и простудились несколько сотен тысяч русских, из которых умерло от воспаления легких больше миллиона! Историки врут, замалчивая число погибших, они пишут про какие – то маленькие армии и сражения с участием пятидесяти тысяч человек преподносят за событие… Так вот. Деспот, везде насаждавший совдепы, решил переселить в Казань, а это была небольшая деревня под Смоленском, где постоянно кого-нибудь безсудно варварски наказывали или казнили, отсюда и название деревни Наказань – Казнь – Казань, все население взятого им хитростью, с применением тайно привезенных из Голландии летательных машин, города Тарту. Почему его выбор пал на этот несчастный город? Многие историки объясняют именно созвучностью названия города Тарту – татарам. Но на самом деле – дело в другом – прознав, через тайных борцов за Свободу, желавших Европейских Ценностей всем, а не узурпировавшему их Петру, о новой технике, эсты срочно заказали в Германии специальные пушки – так называемые «флаки» (фляги), из-за характерной формы, в отличие от мортир. И весь воздушный отряд Петра был уничтожен. Хотя и успел нанести непоправимый урон обороне крепости, завалив ее амбразуры русскими трупами. Осатанев, тиран велел искоренить память о сем позорном провале, и потому велел переплавить все захваченные пушки, а всех очевидцев сослать куда-нибудь в глубь дикой России.