Убийственно жив - Питер Джеймс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вонючка взглянул на часы на приборной доске. Без пятнадцати одиннадцать.
– Только не больше, – предупредил он. – Больше не продержусь.
– Скажи, куда ехать.
Вонючка объяснил, где находится, разъединился, повернулся к Бетани:
– Снимай штаны.
– А я их не ношу! – рассмеялась она.
100
Грейс взглянул на часы – семь минут двенадцатого, – а потом на спидометр. Постоянная скорость не ниже 135 миль в час. Мимо несутся огни, а спереди наваливается темнота. Он сосредоточенно следил за машинами впереди, пытаясь уберечь от беды Гленна. Обгоняя очередную, присматривался, не патрульный ли это автомобиль. Нелегкое дело – на этой дороге столько полицейских машин без опознавательных знаков, – но все же можно догадаться по некоторым признакам: внутри два человека, модель новенькая, четырехместная, с наружными антеннами. Ему также известно, что в столь позднее время их на дороге не так уж и много – по вечерам высылаются патрульные машины с надписями и мигалками, чтобы их хорошо было видно.
Он готовился дергать за ниточки – непростая задача, когда общество следит за полицией во все глаза, – стараясь, чтобы Брэнсона не оштрафовали и не прокололи права на основании показателей четырех видеокамер, дважды отснявших их на выезде из Лондона. Четыре трехмерные камеры – может быть, даже больше – зафиксировали скорость. Как минимум двенадцать проколов в правах. И немедленное их лишение.
Он усмехнулся при этой мысли, представляя себе возмущение друга.
– Чего смеешься? – спросил Брэнсон, стараясь перекричать приемник, из которого несся рэп на полную громкость. – Чего ухмыляешься?
Грейс терпел адский шум, ибо Гленн объяснил, что может быстро ехать только под музыку.
– Посмеиваюсь над своей собственной жизнью, – ответил он.
Прошло восемь минут. Давно миновали восьмую развязку, вот-вот появится девятая. Он высматривал указатели на темной дороге.
– Над жизнью? По-моему, твоя жизнь печальна. Не вижу повода для смеха.
– Да ты руль держи, веди машину! Знаешь, я переживаю, как говорят, близость к смерти. Когда вся жизнь проносится перед глазами. С той минуты, как мы выехали из Ноттинг-Хилла.
Впереди уже замаячил огромный сине-белый знак поворота к аэропорту Гатуик и девятой дорожной развязки. Грейс разглядел вблизи эстакаду над шоссе.
Пролетели под ней через тридцать секунд, и он, поглядывая на часы и на спидометр, сказал:
– Дальше можно помедленнее.
– Ни за что.
Песня кончилась, к облегчению Грейса. Он потянулся убавить громкость, но Брэнсон возразил:
– Сейчас дальше пойдет, старик. Даже если тебе не понравится, для меня подходящая музыка.
– Сбавь скорость, или я отыщу Клиффа Ричарда, – пригрозил Грейс.
Брэнсон чуть-чуть замедлил ход, качая головой.
Грейс на минуту выбросил из головы Брэнсона с его музыкой, снова занявшись расчетами. Они проехали больше двадцати восьми миль от многоквартирного дома Бишопа в Ноттинг-Хилле.
Бишоп мог ехать разными путями. Из Лондона шел плотный транспортный поток, в котором может либо повезти, либо нет в зависимости от дня недели и времени суток.
Сегодня они проделали этот путь за тридцать шесть минут. Брэнсон действительно летел как ветер – чудо, что их ни разу не остановили. Поездка на законно дозволенной скорости заняла бы почти час. При меньшем дорожном движении, рассуждал Грейс, можно было бы выиграть еще пять или десять минут. Значит, Бишоп мог доехать за двадцать шесть минут.
Надо учесть еще множество факторов. Ресторанный чек Фила Тейлора свидетельствует, что счет был оплачен в двадцать два пятьдесят четыре. Часовой механизм на аппарате, который обрабатывает кредитные карточки, не всегда точен на сто процентов, запаздывая или уходя вперед на несколько минут. Допустим с сомнением, что он на пять минут запоздал, дав Бишопу определенное преимущество. Допустим, что Бишоп вышел из ресторана более или менее ровно в одиннадцать. Допустим, что ехал в такси, если не было пробок, пятнадцать минут. Добавим еще пару минут на то, чтобы вывести машину с подземной стоянки под домом.
Приблизительно в двадцать минут двенадцатого Бишоп мог доехать до Вестберн-Гроув. Камера на мосту девятой развязки засекла его в двадцать три сорок семь.
Двадцать семь минут на поездку, которая заняла у них тридцать шесть. А машина у Бишопа гораздо мощнее. Самая быстрая в мире.
Впрочем, камера наблюдения тоже не абсолютно точная. Мимо нее в то время много чего мелькало. Только теперь понятно, что это возможно.
Грейс выключил приемник.
– Эй! – запротестовал Брэнсон.
– Больше не вздумай пускать эту дрянь в моем доме, или немедленно попадешь в инкубатор.
– У тебя нет инкубатора.
– Утром приобрету.
– Совершенно ничего не соображаешь. Никогда не научишься.
Отбросив шутки в сторону, Грейс серьезно спросил:
– Как относишься к свидетельству Фила Тейлора?
– Честный человек. Богатый и авторитетный, да еще с такой машиной. Железный.
– Прикрывает клиента? Договорился, что Бишоп поделится с ним страховой премией?
Брэнсон покачал головой:
– По-моему, этот тип не из тех. Сам бывший дознаватель. Конечно, любого можно заподозрить в мошенничестве, но этот, по-моему, правильный. Абсолютно нормальный тип во всех смыслах. Только что за машина у подлеца! Просто невыносимо…
– Я тоже думаю, что он честный. И будет в суде авторитетным свидетелем.
– Ну так что?
– Ты доехал за тридцать шесть минут. По моим расчетам, Бишоп должен был сделать это за двадцать семь, но с одной и с другой стороны остается зазор.
– Да я мог и быстрее доехать.
Грейс поморщился при такой мысли.
– Нет, ты все сделал правильно.
– Ну?
– Предъявим ему обвинение.
Он вытащил мобильник, набрал номер Криса Биннса из Королевской прокуратуры, с которым уже пару дней назад связывался для санкции на предъявление Бишопу официального обвинения. Сообщил ему о полученных нынче вечером сведениях и о расчетах времени, что позволяло продлить срок задержания Бишопа.
Договорились встретиться в половине седьмого в Суссекс-Хаус.
101
Клио лежала на диване в нижней гостиной, на полу стояла почти пустая бутылка розового вина, рядом с ней валялся пустой стакан. На большом телевизионном экране крутились «Мемуары гейши», но она с трудом держала глаза открытыми.
Пить, конечно, не следовало перед назначенной встречей, вдобавок надо было написать реферат, заданный на курсах философии, но, увидев на полу рыбку, она страшно расстроилась. Как странно – целый день равнодушно осматривать трупы, за исключением детских, и с таким ужасом воспринять маленькую рыбку, лежавшую между двумя дубовыми плашками, сменившую живой цвет на глухой бронзовый. Невидящий глаз смотрел на нее, обвиняя, словно говоря: «Почему тебя не было дома? Почему ты меня не спасла?»
Как же, черт побери, это крошечное создание выбралось из аквариума? Если бы это случилось вчера, можно было бы возложить вину на уборщицу Марию, недотепу, которая все кругом бьет. Но по четвергам она не приходит. Могла сюда запрыгнуть кошка? Птица? Или бедная рыбка испробовала какой-нибудь новый дикий кульбит?
Она протянула руку, вылила в стакан последние капли и выпила. Гейшу на экране учили искусству ублажать мужчину. Клио внимательно смотрела, вдруг очнувшись, обретя второе дыхание. Поставила этот фильм в надежде еще кое-чему научиться, испробовать с Роем.
Поэтому на ней под шелковым халатом кружевное прозрачное кремовое белье, купленное за бешеные деньги в субботу в специализированном магазинчике в Брайтоне. Она весь вечер планировала, что будет делать, когда он явится. Откроет дверь, поцелует его, отойдет назад и распахнет халат.
Хотелось увидеть реакцию! Как-то она читала, что мужчины остерегаются женщин-лидеров. А она тут валяется в таком наряде – и все впустую. Часы на экране видеоплеера показывали восемь минут первого. Где ты? – гадала она.
И, словно в ответ, прозвонил телефон. Клио поднесла к уху беспроводную трубку, ответила. Звонил Рой по трещавшему мобильнику.
– Привет, – сказал он. – Как ты там?
– Нормально. А ты где, пропащий?
– В пяти минутах от конторы. Надо к утру кое-что подготовить по-быстрому. У тебя буду через полчаса. Не слишком поздно?
– Нет, совсем не поздно. Приезжай, когда сможешь. Берегу для тебя выпивку. Как дела?
– Хорошо. Очень даже хорошо. Я устал, но поездка того стоила. Ты действительно хочешь, чтобы я приехал?
– Абсолютно уверена, милый! Заниматься любовью всегда лучше вдвоем, чем в одиночку.
Не успела она разъединиться, как послышался настойчивый писк.
Черт возьми! Сердце ёкнуло, когда она услышала голос. Скотина, гад, мерзавец, почему именно в этот момент?