Или – или - Айн Рэнд

Лаура Брэдфорд была любовницей Чалмерса; она нравилась ему потому, что его предшественником числился Висли Мауч. Лаура была киноактрисой, она прошла путь от талантливой исполнительницы эпизодических ролей до бездарной звезды и достигла этого не интрижками с руководителями студии, а окольным, но более эффективным путем – через постели чиновников. В своих интервью она говорила об экономике, а не о роскошной жизни, высказываясь в воинственно праведном духе третьеразрядных бульварных листков; все ее экономические теории сводились к одному: «Надо помогать бедным».

Гилберт Кийт-Уортинг, английский писатель, всемирно известный лет тридцать назад, был гостем Чалмерса по никому не понятной причине. С тех пор никому не приходило в голову читать его творения, но все воспринимали его как живого классика. Его считали гением, потому что он обычно высказывался следующим образом: «Свобода? Давайте не будем о свободе. Свобода невозможна. Человек никогда не будет свободен от голода, холода, болезней, несчастных случаев. Он никогда не освободится от тирании окружающей среды. Так зачем бороться с тиранией политической диктатуры?» Когда в Европе было претворено в жизнь то, что он проповедовал, Гилберт Кийт-Уортинг переехал в Америку. С годами его стиль и его тело весьма одрябли. К семидесяти годам он превратился в толстого старика с крашеными волосами и манерами циника, сдабривающего свою речь цитатами из йоги, утверждающими тщетность всех человеческих устремлений. Кип Чалмерс пригласил Кийт-Уортинга потому, что его присутствие в свите придавало акции некую изысканность. Гилберт Кийт-Уортинг поехал с ним, потому что ему было все равно, куда ехать.

– Черт побери этих железнодорожников! – воскликнул Кип Чалмерс. – Они специально это устроили, хотят сорвать мне кампанию. Я не могу опоздать на этот митинг! О Господи, Лестер, сделай что-нибудь!

– Я уже пробовал, – ответил Лестер Таг. На последней станции он пытался найти самолет для завершения поездки; но в ближайшие два дня коммерческих рейсов не планировалось.

– Если они не доставят меня вовремя, я сниму с них скальпы и отниму у них железную дорогу! Надо сказать тому чертову кондуктору, чтобы они поторопились!

– Ты уже трижды говорил ему.

– Я его уволю. Он привел тысячу отговорок, мол, технические проблемы. Мне надо ехать, а не слушать отговорки! Они не имеют права поступать со мной, как с пассажиром общего вагона. Я хочу, чтобы меня доставили, куда хочу и когда хочу. Они что, не знают, что ли, что я еду в этом поезде?

– Уже знают, – сказала Лаура Брэдфорд. – Заткнись, Кип. Ты действуешь мне на нервы.

Чалмерс вновь наполнил свой стакан. Вагон дергался, и на полках бара чуть слышно дребезжало стекло. Звездное небо в окнах беспрестанно дрожало, и казалось, что звезды ударяются друг о друга. За стеклом окна в конце вагона не было видно ничего, кроме мерцания красных и зеленых фонариков, обозначающих конец состава, и убегающих в темноту рельсов. Рядом с поездом бежала скалистая стена; звезды время от времени неожиданно ныряли в провал между высоко очерченными пиками Колорадских гор.

– Горы… – удовлетворенно произнес Кийт-Уортинг. – Подобные зрелища заставляют человека вспомнить о своей незначительности. Что значит эта никчемная полоска рельсов, которой так гордятся грубые материалисты, в сравнении с вечным великолепием? Не более чем нитка, которой швея подшивает подол природы. Если один из этих гранитных исполинов рухнет, он уничтожит поезд.

Счего это он вдруг рухнет? – без особого интереса спросила Лаура Брэдфорд.

Похоже,этот проклятый поезд замедлил ход, – сказал Кип Чалмерс. – Эти скоты останавливают поезд, несмотря на то что я им сказал!

Ну…это ведь горы, знаете ли… – заметил Лестер Таг.

Будьони прокляты, эти горы! Лестер, какой сегодня день? Из-за этих проклятых часовых поясов ничего не разберешь…

– Двадцать седьмое мая, – вздохнул Лестер Таг.

– Двадцать восьмое мая, – поправил его Гилберт Кийт-Уортинг, взглянув на часы. – Уже двенадцать минут как двадцать восьмое.

– О Господи! – воскликнул Чалмерс. – Выходит, митинг уже сегодня'?

– Точно, – подтвердил Лестер Таг.

– Мы опаздываем, мы…

Поезд сильно тряхнуло, и стакан выпал из руки Чалмерса. Звон стекла слился со скрежетом колес на крутом повороте.

– Послушайте, – нервно спросил Гилберт Кийт-Уортинг, – ваши железные дороги достаточно безопасны?

– Да, черт возьми! – проревел Чалмерс. – У нас столько правил, инструкций и всего прочего, что эти скоты не посмеют быть неосторожными!.. Лестер, где мы сейчас? Какая следующая остановка?

– Остановок не будет до Солт-Лейк-Сити.

– Я спрашиваю, какая следующая станция.

Лестер Таг достал засаленную карту, с которой сверялся каждые пять минут, как только за окнами стемнело.

– Уинстон, – сказал он, – штат Колорадо. Чалмерс потянулся за новым стаканом.

– Тинки Хэллоуэй слышал от Висли, что, если ты проиграешь эти выборы, с тобой покончено, – сказала Лаура Брэдфорд. Она растянулась в кресле и смотрела мимо Чалмерса, изучая свое лицо в зеркале на стене салона; от нечего делать она развлекалась, распаляя в Чалмерсе бессильный гнев.

– Да неужели?

– Ага. Висли не хочет, чтобы в Законодательное собрание попал твой соперник, как его там… Если ты проиграешь, Висли обозлится, как черт. Тинки сказал…

– Черт бы побрал этого скота! Позаботился бы лучше, собственной шкуре

– Ну не знаю. Висли он очень нравится. – И добавила: -Тинки Хэллоуэй не позволил бы какому-то злосчастному поезду помешать важной встрече. Его они не осмелились бы задержать!

Кип Чалмерс сидел, пристально глядя в свой стакан.

– Я заставлю правительство национализировать железные дороги, – хрипло сказал он.

– И давно пора, – согласился Кийт-Уортинг. Не понимаю, почему вы не сделали этого раньше. Это единственная на земле страна, настолько отсталая, что допускает частное владение железными дорогами

– Мы догоняем вас, – ответил Кип Чалмерс.

– Ваша страна невероятно наивна! Это просто анахронизм. Все эти разговоры о свободе и правах человека… Я не слышал ничего подобного со времен, когда был жив мой прадед. Это словеса богатых. В конце концов, беднякам без разницы, чьей милостью они живут – промышленника или чиновника.

– Эпоха промышленников прошла. Наступила эпоха…

Могучий толчок сотряс воздух в вагоне. От резкой остановки пассажиров швырнуло вперед. Кипа Чалмерса бросило на ковер. Гилберт Кийт-Уортинг упал на стол, лампы разбились. Стаканы повалились на пол, потолок и стальные стены вагона заскрежетали, готовые порваться; долгий, далекий грохот судорогой пробежал по колесам.

Подняв голову, Чалмерс увидел, что вагон цел и стоит неподвижно; он услышал стоны своих попутчиков и истерические всхлипывания Лауры Брэдфорд. Чалмерс ползком пробрался к двери, открыл ее и скатился вниз по лестнице. Далеко впереди, на повороте, он увидел двигающиеся фонари и красное зарево. Он пробирался сквозь тьму, то и дело наталкиваясь на полуголых людей, которые подавали друг другу сигналы быстро гаснущими спичками. Вдоль дороги шел человек с фонарем, Чалмерс схватил его за руку.

Это был проводник.

– Что случилось? – выдохнул Чалмерс.

… – Лопнули рельсы, – спокойно ответил проводник, локомотив сошел с путей . – Сошел?..

– Да, упал набок.

– Кто-нибудь… погиб?

– – Нет. С машинистом все в порядке. Ранен помощник машиниста. . – Говорите, рельсы лопнули?

– На лице проводника застыло странное выражение – суровое, осуждающее, отрешенное.

– Рельсы изнашиваются, мистер Чалмерс, – ответил он и с особенной интонацией добавил: – Особенно на поворотах. . – Разве вы не знали об износе?

– Мы знали.

– Так почему их не заменили?

– Их собирались заменить. Но мистер Лоуси отменил плановые работы.

– Кто такой мистер Лоуси?

– Нынешний вице-президент нашей компании.

Чалмерсу показалось, что проводник смотрит на него так, словно в случившемся есть и его вина.

– Ну… вы ведь поставите локомотив обратно на рельсы?

– Этот локомотив, похоже, уже не поставить на рельсы.

– Но… он должен нас везти!

– Он не может.

Среди немногих ярких огней и сдавленных криков Чалмерс неожиданно против воли ощутил громады гор, безмолвие сотен необжитых миль и хрупкую полоску карниза между отвесной скалой и бездной. Он сильнее сжал руку проводника:

– Что же делать?

– Машинист пошел звонить в Уинстон.

– Звонить? Как?

– В двух милях отсюда есть телефон.

– Нас отсюда вывезут?

– Да, вывезут.

– Но… – Разум Чалмерса наконец соединил прошлое будущим, и его голос поднялся до крика: – Сколько нам придется ждать?

– Не знаю, – ответил проводник. Он сбросил со своей руки руку Чалмерса и ушел.