Правда и блаженство - Евгений Шишкин

Поезд грохотал между гигантских клепаных крестовин железных мостов, скрежетал ребордами на стрелочных пристанционных развилках, кренился на затяжных поворотах, изгибаясь дугой, словно толстый зеленый змей; лязгал буферами, торкался, неуклюже качался, трогаясь со станций. За окном стлалась бесконечная русская земля: европейская, уральская, западносибирская, сибирская… В необъятной необъятности этой земли, во вселенском русском пространстве, среди лесов, степей, болотин, сопок, белеющих гипсовых скал, лазоревых озер и сталистых рек и даже среди городов, сел и деревень была разлита и застыла вечная, волнующая, понятная лишь русскому человеку и навсегда не разгаданная им тишь. Ее никак нельзя было подслушать в грохотливом составе, ее можно было только испытать сердцем, собственным вздохом, внутренним осязанием, если прислониться к вагонному стеклу прокуренного тамбура.

Вечерами на Павла наваливалась тоска. Тоска тоже была растворена по всему русскому материку, который пересекал поезд с Запада на Восток. Она наползала в душу из сумерек, из бесконечного незаселенного простора, с желтого флажка, поднятого у станционной будки толстухой путейщицей в оранжевой безрукавке, из неказистых деревенских домов на близком пригорке, где топились печки, с темной паутины проводов, которые, казалось, поддерживали покосившиеся черные вереницы телеграфных столбов.

Над лесом выплыла луна. Огромная, рыжая, со светло-рыжими пятнами на своем лице. Быстро поднималась, бледнела. В небе мерцали звезды. На земле в ближних синих сумерках проносились огни полустанков, селений. Дальше, в темной пустыне, заблистали рассыпанные по горизонту огни приближающегося города. Наверное, в этом городе тысячи, десятки тысяч девушек, простых, умных, симпатичных, с русыми косами… Почему ж ему, Павлу, так не повезло? Он никого из них не встретил? А девушку-мечту в красной куртке с погончиками и белой шляпке, встретил, да упустил — да так и не нашел.

Павел читал в дороге любимые им военные мемуары. Он и сейчас утыкался глазами в книгу, только смысл книги плыл мимо ума. Взгляд будто скользил по пустоте междустрочья. Павел вздохнул, прислонил руку к стеклу, чтобы увидеть надвигающуюся ночь. Яркая синяя звезда висела на фиолетово-сизом небосклоне. Внизу, у горизонта, догорала полоска тускло-розового света. Кончался еще один день пути.

На обед Павел ходил в вагон-ресторан. Попутно, минуя до ресторана три вагона, он вглядывался в молодые женские лица, будто искал знакомку или одноклассницу. Курсируя туда и обратно, он почти всех разглядел в соседнем плацкартном вагоне. Нет! Не всех! Появилась новенькая!

Новенькая сидела на боковой полке лицом к идущему Павлу. Она сидела и глядела в окно, подперев щеку кулачком. Перед ней лежала раскрытая книга.

— Извините! — громко сказал Павел, хотя не задел старика в трико и майке, идущего встречь по вагону с кружкой кипятку.

Новенькая машинально подняла голову на услышанное «Извините!», и Павел одним взглядом вобрал ее… Сердце Павла застучало сильней, словно бросилось в бег с долгого старта. Ноги при этом, напротив, тормозили шаг, чтобы подольше разглядывать девушку, подольше находиться поблизости от нее.

В ресторане он ел без аппетита. Быстро хлебал солянку и часто оборачивался на дверь, будто новенькая девушка должна прийти сюда тоже. Надо с ней познакомиться. Надо подойти и просто познакомиться. Что в этом такого? Ну не трус же он! В проруби купался, с парашютом прыгал… А тут просто подойти и познакомиться. В конце концов она ему понравилась. Лишь бы не странь какая-то… Нет-нет, такая девушка не может быть из дрянных! Она студентка. В ней все студенческое. Одежда — свитер, прическа — короткие волосы, глаза — светлые, серые, взгляд прямой, бесхитростный, умный. Книга перед ней — похоже, учебник, там мелькнул символ параграфа. Она даже, кажется, чуть-чуть улыбнулась ему. Надо просто подойти и познакомиться. Слышите, лейтенант Ворончихин! Вам приказано!

— Вам что-нибудь еще нужно? — спросила официантка, забирая деньги за обед, положенные Павлом на скатерть. При этом посетитель не спешил уходить.

— Я хочу взять с собой бутылку минеральной, — сказал Павел, чувствуя наплывающую временами сухость в горле.

— Я принесу вам бутылку «боржоми», — сказала официантка и ушла к буфетной стойке.

Вдруг Павла резко пронзила уже испытанная через Татьяну боль. Это была боль ревности — будто яд, будто ожог… А вдруг эта девушка уже с кем-то живет, с кем-то едет или к кому-то едет! В любом случае надо подойти и просто познакомиться. Кажется, все-таки она одна. Боковое место напротив — свободное. Надо остановиться рядом с ней, что-то сказать, потом сесть за столик.

Павел быстро вышел из ресторана. Быстро прошел два вагона. Вот и нужный плацкартный вагон. Здесь он двигался нарочито тихо, будто искал кого-то, играл роль ищущего, хотел за что-нибудь зацепиться, толкнуть полнотелого мужика в спортивном костюме, нечаянно уронить стакан с чаем на боковом столике, подставить подножку мальчишке… Новенькая, девушка-студентка, теперь сидела к нему спиной. Он не мог видеть ее лица. Он зорко разведывал окружение девушки. Похоже, попутчиков с ней нет. Место напротив пустует. Вам приказано, лейтенант Ворончихин!

Он поравнялся с девушкой, приостановился. Она, вероятно, почувствовала это или ухватила его боковым зрением, подняла на него глаза, посмотрела приветливо… На этом все и оборвалось. Тупая жестокая сила застенчивости уводила смелого молодого офицера от встречи, знакомства — от счастья…

Находясь в начале своего вагона, Павел вспомнил, что не захватил из ресторана заказанную минералку. Возликовал на миг. Повернул назад. Он достал из кармана брюк кошелек (брюки на нем были офицерские с тонкой красной стрелой по бокам, рубашка — тоже офицерская мутно-зеленая, без погон) и держал кошелек наготове, словно кошелек должен был объяснить всем причину его возвращения. Но он, конечно, возвращался не в ресторан.

В тамбуре заветного вагона заело дверь. С первой попытки и второй она не открылась. Что это? Каверза судьбы? Наказание? Худая мыслишка пролетела в мозгу. Но с новой попытки дверь тяжело подалась, отворилась… «Стучите! Да откроется вам…» Вспомнилась Павлу фраза, которую он слышал от богоучтивого Кости Сенникова. «Ну что ж, помоги мне Бог, если ты есть…» — тихо-тихо, по секрету промолвил Павел и вошел в вагон — с девушкой.

Дальше Павлом владела безотчетная сила. Она вела его, лишив на время застенчивости, логичности, здравомыслия, оставив единственное — интуицию, которая хотела вырвать его душу из тьмы одиночества. Поравнявшись с незнакомкой, Павел на этот раз остановился. Он остановился так, что стало понятно, что он пришел к ней, хотя по-прежнему нелепо держал в руке кошелек.

— Разрешите? — спросил Павел дружественно и чуть нервно.

— Да, — ответила девушка и слегка пожала плечами.

— Как вас зовут? — будто не своим, грудным тихим голосом спросил Павел.

Незнакомка слегка стушевалась, улыбнулась и не успела ответить. Павел, опередив ее, представился сам. Она смотрела на него во все глаза. Во взгляде ее было резкое изумление, но не было кокетства или страха. Она назвала своё имя. Теперь они были знакомы. Теперь он мог с ней говорить о главном. К счастью, в купе напротив некому было подслушать их разговор: двое пассажиров спали, одного не было на месте, еще один мальчик играл увлеченно в «пятнашку».

— Вы замужем, Маша? — спросил Павел просто и обескураживающе, будто кто-то за него спросил так.

Маша чуть отпрянула назад, пристально взглянула на Павла и, вероятно, поняла, что любое слово, любой вопрос и ответ для ее нового знакомого очень многое значат, — в этом нет игры, флирта.

— Нет, — серьезно, без усмешки ответила Маша.

— Я офицер, Маша. Лейтенант. Я окончил военное училище в Горьком и еду к месту службы. Я нормальный честный человек… Вы не смейтесь над тем, что я скажу. Это — без дураков… Вы, Маша, мне очень понравились. Вы показались мне близкой… Я прошу вас выйти за меня замуж… Я никогда не обижу вас. Я буду беречь и любить вас. — Он говорил завораживающим полушепотом, который завораживал не только Машу, но и его самого. Слова, казалось, льются без его воли и участия. Вернее, Павел чувствовал, что сам себе не принадлежит, или что-то открылось в нем неведомое, о чем он даже не догадывался. — Верьте мне, Маша. Я хочу, чтобы вы были моей женой. Это искренно, это правда… Я даю вам для решения всего тридцать секунд… Если за это время вы не поверите мне, я тут же уйду… Не надо задавать вопросов. Всё утрясется потом… Будьте моей женой.

Маша побледнела.

Пройдет несколько лет с того дня, когда поезд «Москва-Хабаровск» замер на полминуты в ожидании ответа своей пассажирки на предложение молодого офицера, — пройдет несколько лет, и для Павла Ворончихина наступит другой, решительный и роковой час.