Кайсё - Эрик Ластбадер

Передняя дверца «тойоты», где сидел пассажир, медленно открылась, и появился дородный человек с рябым лицом, резко очерченным ртом и глазами, которые обшаривали все вокруг каждые пятнадцать секунд.

Он поклонился, отдав уважение в официальной для якудза форме, назвав свое имя, место рождения и клан, к которому он принадлежит.

«Ямаучи, — подумал Нанги. Он встречался с Томоо Кодзо, оябуном, только однажды. — Что этот человек хочет от меня?»

Дородный мужчина поднялся и сказал:

— Пожалуйста, отправьте эту женщину с вашим водителем. Сегодня вы поедете в нашей машине.

Шофер Нанги сделал движение, и мгновенно человек-насекомое выхватил пистолет.

— В этом нет необходимости, — заявил Нанги.

— Мне даны инструкции привезти вас, — настаивал толстяк. — Как это будет сделано — целиком зависит от вас.

Нанги кивнул. Он наклонился и что-то сказал водителю, затем захлопнул дверцу своей машины.

Сэйко высунулась в окошко.

— Нанги-сан...

— Поезжайте домой, — прервал он ее, — со мной ничего не случится.

— Как вы можете верить им?

Но Нанги уже шел, прихрамывая, к белой «тойоте», опираясь на свою трость сильнее, чем это было необходимо. Когда он приблизился к машине, человек-насекомое открыл для него заднюю дверцу. Он забрался внутрь, дородный мужчина присоединился к нему на заднем сиденье. Насекомовидный устроился за рулем, включил зажигание, и белая «тойота» отъехала.

Нанги сидел, уперевшись спиной в матерчатое сиденье. Его руки охватывали резную ручку трости.

— Куда вы меня везете? — спросил он.

Толстяк повернул к нему изрытое оспой лицо.

— Сегодня не вчера, — заявил он с ухмылкой. — Вашего защитника может уже и не быть в живых. — Он блеснул своим золотым зубом. — Микио Оками исчез.

Челеста пронзительно кричала. Она очнулась, и все ее тело от головы до кончиков пальцев ног содрогалось, как от грубого насилия. Ей казалось, что переход от забытья к сознанию произошел из-за вцепившейся в нее когтистой лапы. Она кричала, сидя на кровати и защищая скрещенными руками лицо от нападения.

Николас подошел и отвел ее руки от лица, с тем, чтобы она его видела. Всей силой воли он пытался избавить ее от кошмарного образа чудовища с острыми зубами и хвостом, похожим на бритву, который вышел на болота ее подсознания и плавал перед ее взором.

«Челеста».

Он обратился к ней через свое сознание, пытаясь успокоить ее. Вслух говорить было бесполезно, так как из-за своего крика она все равно бы ничего не услышала. Но, как это ни странно, она пришла в еще большее неистовство.

Николас отпустил ее руки и, когда убедился, что она смотрит на него, отошел от кровати. Он остановился в стоял совершенно неподвижно, медленно дыша, пока она не пришла в себя и ее сознание, затуманенное от перенесенного шока, не освободилось от кошмара.

Когда Челеста успокоилась, он взял трубку телефона и спокойно сказал дневному администратору, что у них все в порядке, что мадемуазель была возбуждена, так как такси чуть не сшибло ее, что сейчас она чувствует себя нормально. Николас добавил, что, вероятно, не плохо бы ей выпить настоя мяты, чтобы окончательно прийти в себя.

Он положил трубку и обратился к Челесте.

— Все в порядке. Теперь вы в безопасности.

Но она покачала головой, ее пугало черное пятно, расширяющееся перед ее глазами.

— Нет, не все в порядке. Вы все еще здесь.

И тогда Николас все понял.

— Челеста, пора вам рассказать мне о себе, — сказал он.

Она отвернулась к стене.

— Вы не можете скрывать это от меня, понимаете?

Она обвила себя руками, чтобы согреться и как бы защититься.

— Челеста, я не враг вам.

— Все — враги.

Он понимал, почему она так думала.

В дверь постучали. Николас подошел, открыл ее, взял у официанта поднос в поставил его на стол. Затем он подписал чек и закрыл дверь в комнату.

Когда Челеста приняла от него чашку с чаем из мяты, Николас обратился к ней.

— Это все так просто, не так ли? Вы знали, какое ужасное время я пережил здесь несколько лет тому назад, и вы знали также, что причиной этому была женщина.

Челеста не проронила ни слова, поднесла чашку к губам. Она не смотрела на него, но это теперь не имело значения.

— Более того, вы предвидели появление адепта Мессулете в Марэ. Ошибочно вы только назвали улицу.

Чашка выпала из безжизненных пальцев Челесты, и горячая жидкость разлилась по покрывалу кровати. Казалось, что она не воспринимает ничего, кроме звука его голоса. Он направил свое психическое поле на нее, чтобы закрыть и защитить ее, но Челеста ускользнула с криком:

— Не трогайте меня!

Ее голос звучал как скрип напильника.

— Мы оба одинаковы, не так ли?

Челесту охватила дрожь.

— Боже мой! Какая злая ирония, что я обратилась именно к вам за помощью!

— Вы ошибаетесь, — сказал Николас.

Что-то в его голосе заставило ее повернуть к нему голову.

— Вы и я совершенно разные, — продолжил он. — Таланты, которыми мы обладаем...

— Таланты! — В уголках ее глаз заблестели слезинки, а се тело стало ритмично подрагивать под воздействием серии едва заметных спазмов. — Вы называете это талантом, это...

Челеста вновь задрожала и, впервые посмотрев вниз, заметила чашку и грязь на смятом покрывале прямо перед собой на кровати. Ее глаза устремились на Николаса.

— Значит, вы поняли, что я не рассказала вам всей правды о своей матери?

Она вновь опустила глаза на мокрое пятно, потому что не могла смотреть на Николаса, когда ее сознание вновь ушло в прошлое.

— Она умерла, когда мне было шесть лет. У нас были... как лучше выразить это... трудные взаимоотношения. Она и мой отец постоянно ссорились, или это мне так казалось в то время. В то время. В этом-то все и дело, не так ли? Оглядываясь на прошлое с позиций сегодняшнего дня, я понимаю, каким невыносимым ребенком я была, как жестоко я к ней относилась. Но это сейчас, а не тогда. Тогда я знала только, что она делает больно моему отцу и что за это я должна делать больно ей.

Наступила длительная тишина. Николас слышал ее дыхание, вероятно, догадывался о том, что происходит внутри нее, но предусмотрительно удерживал в себе свою психическую энергию.

Наконец Челеста глубоко вздохнула и закрыла глаза. Когда она заговорила вновь, то произносимые шепотом слова звучали как исходящие от привидения.

— Я видела, что должно было случиться с ней: пожар, ее смерть, все. Я видела все это в своем воображении, как если бы смотрела фильм, и я ничего никому не сказала, не сделала ничего, чтобы помочь ей.

Она смотрела на него. В ее глазах было чувство страха, а сами они казались увеличенными от заполнивших их слез.

— Я могла спасти ее. Почему я не сделала этого? Так вот в чем заключается правда — она не только боялась себя, но и испытывала гнетущее чувство вины.

— Вы были слишком молоды, — заметил Николас в ответ на ее ищущий взгляд. — Посмотрите на себя, Челеста, — добавил он. — Вы все еще слишком молоды, чтобы понять свой талант, не говоря уже о том, чтобы взять его под свой контроль.

— Опять это слово!

Она закрыла глаза и вздрогнула.

— Нельзя взять под контроль дар, которым наделил вас дьявол. Он просто существует.

— Чем бы это ни было, — произнес он мягко, — это частица вас.

Николас подошел и сел на край кровати.

— Вам было шесть лет, Челеста. Можете ли вы сказать совершенно честно, знали ли вы тогда, что перед вами открывается будущее, что именно подобное должно случиться с вашей матерью? Или вы могли думать, что это было просто ваше скрытое желание?

— Желание? Да, я...

Слова застревали у нее в горле, она начала захлебываться. Николас притянул ее к себе и только тогда смог разобрать едва слышные фразы, с трудом слетающие с ее губ.

— Но, может быть, это было не пустое желание, минутная фантазия, а... греховное желание, которое... обладая этой штукой, этой силой... я сама заставила осуществиться.

Она начала всхлипывать. Николас укачивал ее, крепко прижав к себе, страх и напряжение стали покидать ее по мере того, как ее сердце раскрывалось и она выплескивала на себя весь тот мрак, который удерживала в себе все эти долгие годы.

— Челеста, послушайте меня, — прошептал он ей на ухо, — никто, ни вы, ни я или даже Мессулете, повторяю, никто не может создавать будущее. Вам было всего шесть лет. Челеста, вы были маленькой девочкой. Подумайте. Если бы вы побежала к своему отцу и рассказали ему то, что вам представилось, разве он поверил бы вам? Почему он должен был поверить? Вы должны признать тот факт, что в шесть лет вы были бессильны помочь вашей матери.

— Но я и не хотела помогать ей.

Ее голова покоилась на его плече, и она снова была ребенком.

— Что же касается ваших чувств, то они реальность. — Николас продолжал поглаживать ее волосы. — Но это совсем другое дело.