Баопу-Цзы - Гэ Хун

Истинное Одно имеет фамильный знак, размеры, цвет и облик. И само Сокровенное Одно взирает на него. Те, кто взыскует его день за днем и называет это "знанием белого и сохранением черного"[17], и есть люди, стремящиеся избежать смерти. Прежде следует сто дней очищаться, омываться и поститься, и только после этого можно надеяться обрести его. Порой не проходило и трех-четырех дней, как обретали его. Если обрести его и хранить его, то оно более никуда не уйдет.

Хранящие Сокровенное Одно могут, сосредоточив мысль, направляя внимание на свое тело, разделяться, превращаясь одновременно в трех людей. Достигнув утроения, они вновь могут изменить свое количество вплоть до удесятерения. Похоже это на то, как если бы тело то скрывалось, то вновь являлось. Об этом есть устное наставление, и называется это путем разделения телесной формы. Цзо-цзюнь и Цзи-цзы Сюнь[18] наставили в этом Гэ Сянь-гуна так, что он мог одновременно пребывать в десяти местах. Когда приходили гости, он, как хозяин, одновременно занимал их беседой, приветствовал вновь приходящих и, склонившись над водой, ловил рыбу. Гости же не могли распознать, который из хозяев настоящий. Учитель также говорил, что хранящий Одно совершенствуется и в изготовлении магических зеркал. Когда зеркало воспримет совершенство Дао-Пути, тогда он может удесятерить свое тело. Одежда и облик — все будет одинаково".

Баопу-цзы сказал: "Учитель говорил, что желающий продлить свою жизнь должен усердно создавать великое снадобье, а желающий обрести проникновение к духам должен благодаря "золотой воде" разделить свое тело. Когда тело разделено, тогда человек может сам зреть в своем теле три разумные души-хунь и семь животных душ-по. Он также может созерцать одновременно небесных божеств и земных духов, а духов гор и рек такой человек может вызывать и заставлять служить себе".

Баопу-цзы сказал: "О жизни можно сожалеть, а смерти можно страшиться. Так, среди стремящихся продлить жизнь, напитать природную сущность и уничтожить смерть нет никого, кто бы, начав упорно трудиться, не достиг в конце концов совершенства в долговечности. После обретения совершенства Дао-Пути совсем не остается ничего, что нужно еще свершать, но до обретения этого совершенства нет ничего, чего не надо свершать. Добывать снадобья из трав и деревьев, с прилежанием трудиться в горах и болотах, готовить пилюли — все это требует огромных усилий. Для этого поднимаются в горы и переправляются через опасные пропасти и не предаются праздности ни днем, ни ночью. Не имеющий совершенной воли не может стать долговечным. А тем более это касается желания изготовить золотой раствор и перегнанную киноварь и подняться к небесам! Великое снадобье не может быть изготовлено только благодаря деньгам и ценностям. Нужно или трудом на полях, или работой пастуха, или торговлей накопить средства для него и многие годы самозабвенно трудиться. Только тогда можно собрать все необходимое. После того, как средства будут собраны, нужно поститься и очищаться, отречься от всех людских дел, хотя все это и нелегко. Потом следует присовокупить сюда мысленное сосредоточение на духах и хранение Одного. Отвержение зла и охрана тела часто подобны действиям государя, упорядочивающего страну, или полководца, охраняющего границу и готового дать отпор врагу.

Если все это выполняется, то можно обрести благо долгой жизни. Используя разум и великую мудрость, следует пройти мимо мирских выгод и обывательских орудий и совершенствоваться в иных делах — тогда непременно будет достигнута цель. Поверхностные и заурядные люди хотя и имеют волю, направленную на добро, но все же не могут преодолеть кончину.

Известно, что тело человека уподобляют образу государства. Грудь и живот подобны дворцам и покоям, четыре конечности похожи на пограничные области. Кости и сочленения напоминают сотни чиновников, а дух соответствует государю. Кровь подобна сановникам, а пневму-ци можно сравнить с народом. Поэтому умеющий контролировать свое тело может управлять и государством. Ведь если заботиться о своем народе, то и государство умиротворяется. Если пестовать свою пневму, то и все тело тоже пестуется. Когда народ разбегается, то государство гибнет, когда пневма-ци истощается, то тело умирает. Мертвое не может жить, а погибшее не может существовать. Посему совершенный человек уничтожает беды еще до их появления и лечит недомогания, когда болезнь еще не проявилась, исцеляя ее до начала, не гонясь за ней после ее ухода. Народ трудно напитать, но легко запугать, пневму трудно очистить, но легко загрязнить. Поэтому милость-дэ и грозное величие-вэй — это то, чем защищаются родные пенаты, храмы земли и злаков, а уничтожением пристрастий и влечений укрепляются жизненная сила, кровь и пневма.

Потом Истинное Одно визуализируй в теле,

Тройку и семерку храни в теле[19],

Тогда сотни бед покинут тебя

И годы жизни твоей продлятся".

Баопу-цзы сказал: "Учитель говорил, что если принимать великое снадобье золотого раствора и перегнанной киновари, то пусть и не уйдешь от мира, а сотни бедствий и наваждений не смогут приблизиться к тебе. Если принимать снадобья растительного происхождения и понемногу пилюли из восьми минералов[20], то это может способствовать лишь обретению власти над недомоганиями и уничтожению стремлений к выгоде в жизни, но этих средств явно недостаточно, чтобы отвратить приходящую извне беду. Только хранение Одного может защитить от бесчинств демонов, нападений духов больших гор или от вторжений бесовских оборотней и сделать человека бесстрашным в этих обстоятельствах.

Следующими по действенности являются божественные талисманы. Если же не зная этих двух способов, искать обретения долгой жизни, то не будет ли это слишком опасным?! Когда есть четыре двери, но заперты только три из них, то разбойники легко проникнут внутрь. Так что же говорить, когда открыты все они!"

Глава 19

Обозрение удаленного

Некто сказал: "Отвернувшись от общения с людьми и обратившись лицом к стене ради учения, я устремился лишь к конфуцианской доктрине и изучил лишь тексты Пятиканония, труды трех историков и сочинения философов ста школ. Кроме этого, конечно, я отдал дань плывущим цветам стихов и од, а также бесполезности короткой прозы. И многие годы я истощал свою мысль ради всего этого. Но случилось так, что с самого рождения я оказался втянут в трудные обстоятельства нашего смутного времени, которые и доныне не нашли своего разрешения, а для использования щитов, копий и боевых топоров отнюдь не нужна изящная словесность, и никакой выгоды нельзя извлечь в бою из горьких раздумий и предельного напряжения мысли, из утонченных рассуждений и изысканий в области загадочного и сокрытого; все это не имеет никакой ценности и чуждо этой области жизни. Потому мои способности к сосредоточению сознания и размышлениям уменьшились в еще большей степени, и так без какой-либо пользы годы уходили за годами. Появление двух седых волосков засвидетельствовало мое вступление в возраст вечерних сумерек, и сила моей воли начала слабеть и угасать. И ныне единственным моим желанием является отказ от блужданий в неведении и возвращение на путь жизни. Я словно попал в водоворот и не знаю, как выбраться из него; мне как будто надо перейти через большую реку, но я не знаю, где брод. Вы же, учитель, всесторонне изучили соответствующие тексты и прочли все каноны, а также проникли во все их удивительные тайны. Я ничего не знаю о даосских книгах и даже не представляю себе их объем в свитках. Не могли бы вы удовлетворить мое желание и перечислить даосские книги и другие сочинения?"

Баопу-цзы сказал: "У меня были те же самые проблемы, что и у вас. Но мне повезло раньше, и мне посчастливилось встретиться с таким мудрым учителем, как господин Чжэн. Он как раз переживал, что у него нет достаточно мудрых учеников, чтобы постичь наиболее глубокие и возвышенные доктрины его учения. В то время мне было дозволено лишь мыть и подметать жилище моего учителя, но я уже скорбел, что мой талант мелок, а мои знания ничтожны, что я молод и неразумен, а мои мысли неспособны к сосредоточению, что я все еще не порвал с мирскими чувствами по своей глупости и по большей части не могу уразуметь того, чему меня учат, — все это в огромной степени огорчало меня. Господину Чжэну же в ту пору было восемьдесят лет. Его волосы к тому времени были седы, но потом вновь почернели, цвет его лица вновь стал живым и ярким, и он в своем возрасте мог натянуть тяжелый лук и пустить из него стрелу на сто шагов; он мог проходить в день по нескольку сот ли, а также выпить два доу вина и не опьянеть. Когда он поднимался в горы, то всегда обнаруживал телесную силу, легкость и выносливость. Он поднимался на такие высоты и спускался в такие пропасти, которые заставили бы и более молодых людей отступить; очень немногие могли соревноваться с ним. Ел же и пил он точно так же, как и обычные люди; я никогда не замечал, чтобы он постился, отказываясь от злаков.