Мышление через кино. Занимаясь философией, смотреть фильмы - Damian Cox
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В оставшейся части фильма Дрейман спустя шесть с половиной лет узнает, что же произошло на самом деле во время этих ужасных событий. Он полагал, что Зиланд убрал пишущую машинку и спас его. Однако встреча с Хемпфом - все еще находящимся на свободе в новой Германии - меняет представления Дреймана. Хемпф раскрывает операцию слежки, следы которой до сих пор сохранились в его квартире. Драйман знакомится со своим досье в Штази и обнаруживает, что Вислер был его молчаливым защитником. Он узнает, что Зиланд не мог убрать пишущую машинку, это сделал Вислер. Он также узнает о последующем понижении Вислера в должности. В результате этих открытий Дрейман посвящает Визлеру свою новую книгу "Соната для хорошего человека" под кодовым именем Штази. В финале фильма Вислер обнаруживает это посвящение: Посвящается HGW/XX7, с благодарностью. Когда он покупает книгу, его спрашивают, нужно ли ее упаковать в подарочную упаковку. "Нет, - отвечает он, - это для меня". (2:07). Заключительный стоп-кадр с лицом Вислера (менее мрачным, более открытым, явно тронутым, он почти улыбается!) и легкая сентиментальная музыка (неуловимо отличающаяся от другой музыки в фильме) представляют этот момент как своего рода отсроченное искупление. Борьба Вислера за защиту художника-диссидента наконец-то признана: тихо, почти тайно, самим художником.
Виды удачи
Какую же роль в этой истории играет удача? Очевидно, что она играет множество ролей, но чтобы глубже разобраться в этом вопросе, мы рассмотрим некоторые влиятельные философские дискуссии об удаче и ее роли в жизни, в частности, в ее нравственном качестве. Любая вещь является вопросом удачи - удачи или невезения, - если она влияет на что-то важное для нас и находится вне нашего контроля. Томас Нагель (1979) выделяет четыре соответствующих вида удачи. Во-первых, человек может быть удачлив или неудачлив в своих обстоятельствах. Зиланду ужасно не повезло, что он привлек к себе внимание министра Хемпфа. Нагель называет этот вид удачи косвенной удачей. Во-вторых, человеку может повезти или не повезти во внешности, личности, характере, талантах и т.д. Для нашего суждения о других людях очень важно понимать, что люди не полностью контролируют все аспекты того, какими они являются; в частности, они не полностью контролируют черты своего характера и личности. (Хотя, как мы утверждаем в главе 14, наличие у человека добродетелей и пороков также не находится вне его контроля). Нагель называет этот вид удачи конститутивной удачей. Как косвенная, так и конститутивная удача являются абсолютно повсеместными характеристиками нашей жизни, и они в необычайной степени влияют на то, в какой степени мы ведем хорошую, достойную или достойную восхищения жизнь. Мало кто из нас испытывает свою преданность другим так, как испытывал преданность Дреймана Силэнд. Многие люди ведут, казалось бы, вполне благополучную жизнь только потому, что не были поставлены в столь же неблагоприятное положение.
Хотя эти два вида удачи повсеместны и значимы, они не беспокоят философов в той мере, в какой беспокоит третий вид удачи. Нагель называет этот вид удачи результативной удачей. Мы можем быть удачливы или неудачливы в результатах наших действий. Мы строим планы и судим себя по тому, насколько наши планы мудры и хороши; но ничто не приносит такого успеха, как успех, и многие планы, которые были бы осуждены, если бы они не удались, получают похвалу, потому что они удались. Бернард Уильямс (1981) приводит в пример художника Поля Гогена, который бросил свою семью, чтобы отправиться писать картины в южную часть Тихого океана. (Уильямс не спешит с деталями и поэтому признает, что его пример - это вымышленная версия жизни Гогена). Если бы Гоген не стал гениальным художником, его решение бросить семью было бы представлено в крайне негативном свете. Поскольку он добился успеха, мы, возможно, справедливо, относимся к этому решению гораздо снисходительнее. У нас есть основания быть благодарными за то, что он его принял. Или так считает Уильямс. В терминах Нагеля, Гогену сопутствовала удача. И если мы считаем, что это положительно влияет на моральную оценку его поступка, то его удача называется моральной удачей.
Причина, по которой философы были озадачены возможностью морального везения, заключается в том, что, на первый взгляд, кажется, что мы должны нести ответственность только за то, что можем контролировать. Мораль не должна быть вопросом удачи. Но интуитивно кажется, что во многих случаях это именно вопрос удачи. Рассмотрим случай, когда садовник работает рядом с высокой садовой стеной. Садовник убирает двор, перебрасывая большие камни через стену на дорожку, проходящую по другую сторону стены. Садовник не может определить, куда упадут камни; они могут попасть в человека, идущего по тропинке. Действия садовника безрассудны. При удачном стечении обстоятельств камни разлетятся мимо всех, и никто не пострадает. Неправильный поступок садовника будет заключаться в безрассудном поведении. Но представьте себе, что в кого-то попадает особенно большой камень, брошенный через стену, и убивает его. Теперь злодеяние приобретает более серьезное измерение. Садовник - убийца (не убийца). Невезение делает его убийцей, а удача - просто дураком. Похоже, что удача играет огромную роль в нашем моральном облике, поскольку от нее зависит степень и характер совершаемого нами зла.
В "Жизни других" мы видим подобную результирующую нравственной удачи в событиях вокруг Силанда. Под сильным давлением она предает своего любовника. Результаты этого предательства могли быть катастрофическими для Дреймана, привести к его аресту и тюремному заключению. С точки зрения Зиланда, именно это, несомненно, должно произойти в результате ее предательства. Как мы знаем, Вислер вмешивается и изымает важнейшую улику (виновную пишущую машинку), предотвращая такой исход. Это, конечно, удача для Дреймана. Но и для Силенд это тоже удача. Она избавлена от всех моральных последствий своего предательства. Ее предательство плохо, но это неэффективное предательство, а не предательство, разрушающее жизнь. А неэффективное предательство вряд ли будет осуждено так же сурово, как предательство, разрушающее жизнь. Если моральная удача - это реальное явление, то наша склонность оценивать неэффективное предательство менее жестко, чем предательство, разрушающее жизнь, верна. Неэффективное предательство менее противоправно, чем предательство, разрушающее жизнь". Силанду очень сильно не повезло с обстоятельствами, но
