Самые знаменитые святые и чудотворцы России - Алексей Карпов

Димитрий прославлял царя как великого защитника Отечества, как просветителя народа, распахнувшего для него двери европейской культуры. Но при этом он одобрял далеко не все его нововведения. В 1706 году митрополит Димитрий, что называется, «в очередь», проповедовал в Москве, перед царем. Иные из его обличений Петр вполне мог принять и на свой счет. «Нынешних времен некоторые господа, — вещал святитель с амвона, — стыждаются в домах своих поставляти икону Христову или Богородичну, но уже некия безстыдныя поставляются изображения Венеры или Дианы, или прочих ветхих кумиров, или и новых». А ведь известно было, что Петр питал любовь к античным изваяниям, привезенным им из Европы. Осудил Димитрий и отмену поста в действующей армии по специальному указу Петра: «Гедеоново воинство, и постясь, победило мадианитян», — приводил он библейскую параллель.

Но главным делом святителя по-прежнему оставалось составление Житий святых. 9 февраля 1705 года в Ростове им был закончен последний, четвертый том за июнь — август. «В лето от воплощение Бога Слова 1705-е, месяца февруариа, в 9-й день, на память святаго мученика Никифора, сказуемаго победоносца, в отдание праздника Сретения Господня, изрекшу святому Симеону Богоприимцу свое моление: ныне отпущаеши раба твоего, владыко, в день страданий Господних пятничный, в он же на кресте рече Христос: совершишася, — пред субботою поминовения усопших и пред неделею страшнаго суда, помощию Божиею и Пречистыя Богоматере и всех святых молитвами месяц август написася. Аминь», — такую торжествующую запись сделал сам Димитрий. В том же году четвертый том Четьих Миней был напечатан в типографии Киево-Печерской лавры.

Двадцать лет жизни отдал Димитрий этой работе, начатой им в бытность иноком Киево-Печерского монастыря и законченной в сане митрополита Ростовского. И составленные им Четьи Минеи стали подлинным памятником ростовскому архиерею. Они надолго сделались любимым чтением русских людей и, по словам протоиерея Александра Державина, явились «одной из тех книг, по которым вырабатывались своеобразные духовные особенности русского православного человека». Именно Четьи Минеи Димитрия Ростовского легли в основу Синодального издания Четьих Миней, которые впервые вышли в свет в 1759 году и впоследствии многократно переиздавались. На их основе в начале XX века было выпущено многотомное издание Житий святых в переводе на современный русский язык; оно переиздается и поныне.

Во время своего служения в Ростове святитель совершал многочисленные поездки по епархии, что было делом не вполне обычным для того времени. Не раз он ездил в Ярославль — второй по значимости город епархии. Ростовский летописец приводит поразительный факт: как-то митрополит за сутки прошел расстояние от Ростова до Ярославля (больше пятидесяти километров), отслужил обедню и тут же пешком отправился в обратный путь. Святителю часто приходилось разговаривать с людьми, многие из которых далеко не готовы были принимать петровские преобразования. Так, однажды в Ярославле к святителю подошли двое неизвестных ему людей и спросили: «Владыко святый, как ты повелишь? Велят нам бороды брить по указу государеву, а мы готовы головы наши за бороды положить». Святитель несколько удивился вопросу и в свою очередь спросил бородачей: «Что отрастет — голова ли отсеченная или борода обритая?» Те, помолчав, отвечали, что борода отрастет, а голова нет. «Так и вам лучше не пощадить бороды, которая, десять раз обритая, отрастет, чем потерять голову, которая, раз отсеченная, уже не отрастет никогда, разве в общее для всех воскресение из мертвых», — отвечал Димитрий. Однако когда он пришел в свою келью, разговор этот возобновился с другими недовольными указом Петра об обязательном брадобритии; многие полагали, что, обрив бороду, потеряют образ и подобие Божие. Митрополит должен был увещевать их, что образ Божий и подобие не в лице человеческом состоят, но в невидимой душе. Впоследствии он написал особое рассуждение «Об образе Божии и подобии в человеце», которое несколько раз было напечатано по повелению Петра I.

Еще больше огорчений доставляли святителю споры со старообрядцами, с которыми он впервые столкнулся в Ростовской епархии. Результатом борьбы с раскольниками стала книга «Розыск о брынской вере» (по названию Брынских лесов, в которых укрывались многие из главных учителей раскола), написанная святителем уже в последние годы жизни (книга эта была завершена в 1709 году). Обличение раскола святым Димитрием было настолько резким, что впоследствии старообрядцы ставили его имя рядом с именем патриарха Никона.

«Розыск о брынской вере» — не единственная книга, задуманная Димитрием в Ростове, но единственная доведенная им до конца. Так, для того, чтобы заняться ею, ему пришлось отложить работу над составлением «Летописи, сказующей деяния от начала мира бытия до Рождества Христова» (известной также как «Летописец келейный»). Летопись должна была представлять собой краткую церковно-библейскую историю и предназначалась для людей, не имевших Библии, которая в России была доступна лишь немногим. «Помню, что в нашей малороссийской стороне, — писал сам Димитрий, — трудно сыскать Библию славянскую и редко кто из духовенства знает порядок историй библейских, что когда происходило: для того я бы хотел издать здесь краткую библейскую историю, книжицу не очень большую, чтоб всякий мог дешево купить». Работа, однако, была доведена лишь до 4600 года от Сотворения мира. (По принятой в то время хронологии, Сотворение мира и Рождество Христово разделяли 5508 лет.) Намеревался святитель составить также сочинение о святых и святынях Ростова, а также толкование к Псалтири. Однако расстроенное здоровье мешало ему закончить все эти произведения. «Рада душа в рай, грехи не пускают, — писал он с присущим ему мягким, с оттенком грусти, юмором. — Рад писать — здоровье худо. Чего мне, бессильному, надеяться? Страх смерти напал на меня. А дело летописное как останется? Будет ли охотник приняться за него и довершить? Не жаль мне ничего, да и нечего жалеть: богатства не брал, денег не накопил, одного мне жаль, что начатое книгописание далеко до совершения».

Пост, молитва, христианское смирение, нищелюбие, милостыня, готовность заступиться за обиженных — все эти христианские добродетели были в полной мере присущи святому Димитрию в течение всей его жизни. Однажды, когда святитель служил литургию в ростовском соборе, в церковь донеслись крики некоего несчастного, которого пытали на площади. Димитрий послал к воеводе, стоявшему в храме, с просьбой прекратить истязание. Тот отказал — и тогда святитель ушел из церкви, прервав богослужение.

О себе же святитель отзывался всегда с великим смирением и нарочитым пренебрежением. Вот, например, его слова из письма к другу, иноку Феологу, справщику Печатного двора в Москве: «Несмь таков, якова же любовь твоя непшует (разумеет. — Авт.) мя быти. Несмь благонравен, но злонравен, обычаев худых исполнен и в разуме далече отстою от разумных; буй (дерзок, неразумен. — Авт.) есмь и невежа; а светение мое есть едина тьма и прах. Молю же братскую твою любовь помолитися о мне Господу, свету моему, да просветит мою тьму, и изыдет честное от недостойнаго».

В октябре 1709 года болезнь святого обострилась. Он тяжело страдал, особенно от кашля. 26 октября, в день своего тезоименитства, святитель сам отслужил литургию в соборе, но проповедь говорить уже не мог; ее прочитал один из певчих. За обеденным столом Димитрий сидел с гостями, хотя чувствовал себя совсем плохо.

Сохранилось письмо святителя Димитрия, датированное 27 октября 1709 года. Старец не столько жалуется на болезнь, сколько рассказывает о своих недугах и даже отчасти пытается шутить. «Аз же изнемогаю. Прежде бывало мое здравие пополам: полуздрав и полунедужен. А ныне недугование превозмогает, и едва доля здравия остается, обаче будто мужаюся и движуся о Господе моем, в Его же руку живот мой. Дела ныне никакого не делаю: до чего не примусь, все из рук падает; дни мне стали темны, очи мало видят, в нощи свет свещный мало способствует, паче же вредит, егда долго в письмо смотрюся, а недугование заставляет лежать и стонать».

В этот день, 27 октября, святитель посетил инокиню Варсонофию Козицкую — кормилицу царевича Алексея, которую он сам постригал в монахини; обратный путь оказался так труден для него, что святой едва мог дойти до своей кельи. Вечером, чтобы облегчить кашель, он стал ходить по келье, и его вынуждены были поддерживать за руки два служителя. Он позвал к себе певчих, и те начали петь духовные песни, в том числе и сочиненные им самим:

Иисусе мой Прелюбезный,сердцу сладосте,Едина в скорбях утеха,моя радосте.Рцы души моей:Твое есмь Аз спасение,Очищение грехов,В рай вселение.

Затем Димитрий отпустил певчих, оставив лишь одного из них, Савву Яковлева, более других любимого им за усердие в переписывании его сочинений. Святитель начал рассказывать ему о своей жизни — о юности, о том, что с ним происходило в зрелые годы, а затем, отпустив, благословил и при прощании поклонился едва ли не до земли. «Мне ли, владыко святый, последнейшему рабу твоему, ты так кланяешься?» — со страхом и благоговением спросил певчий. Димитрий же вновь повторил с кротостью: «Благодарю тебя, чадо». Певчий заплакал и удалился. После этого святитель приказал служителям разойтись, а сам наедине стал возносить молитвы к Богу. На утро следующего дня, 28 октября, служители, войдя в келью, нашли его мертвым. Он скончался во время молитвы, на коленях.