Прочь из моей головы (СИ) - Ролдугина Софья Валерьевна

Во-вторых, я не была уверена, что это правда – теперь, когда украдкой подсмотрела часть воспоминаний Йена и вскользь, краешком сердца, ощутила ту всепоглощающую усталость, которую он чувствовал накануне объединённой атаки чародеев Запретного Сада под предводительством Флёр де ла Роз.

…Много лет считалось, что его победили.

Но, возможно, он просто позволил себя победить.

Ничего удивительного, что после таких разговоров снилась мне какая-то печальная муть. В прямом смысле слова муть – зыбкий, точно подёрнутый вуалью мир, наполненный тенями и бликами; он немного напоминал то, как я видела окружающее пространство, когда покидала своё тело, но был гораздо более пустым, тоскливым, бессмысленным… От удушающего одиночества хотелось плакать. Собственно, так я и проснулась – с мокрым лицом. В гостиной всё так же горел камин, а воздух был наполнен чарующими, уютными ароматами идеального дома, дома-мечты; словом, ничего не изменилось – за тем маленьким исключением, что в кресле напротив сидела Салли, вытаращив на меня глаза.

Так. Оба глаза!

– У вас получилось? – выпалила я и едва не вывалилась из кресла, слишком резко приподнявшись. До самой шеи меня укрывал плед, которого точно раньше не было; в иллюзии за окном наступила ночь, и силуэты деревьев, скорее, угадывались, чем просматривались. – Ты в порядке?

– Могу видеть, – кивнула Салли. И вдруг улыбнулась очень по-человечески, естественно: – Видеть – хорошо. Два глаза – красиво. Теперь можно на суд, где Хорхе.

Я вспомнила её бессмертное определение «совсем хороших рук»: «Пальцы все есть». И подумала, что, наверное, сейчас она была абсолютно серьёзна в своём намерении понравиться Хорхе уже тем, что снова обладала всем необходимым комплектом частей тела. Это наивные юные особы считают, что соблазнить мужчину можно яркой помадой, сладкими духами или короткой юбкой, а Салли достаточно было вернуть выбитый глаз, чтобы почувствовать себя неотразимой.

Пожалуй, мне было чему у неё поучиться.

– А где Йен? – спросила я, в глубине души надеясь, что он, например, в спальне, и можно перебраться к нему.

– Медитирует, – ответила Салли, разбивая мои мечты в пух и прах. – Говорит, мало сил. Нужно много. Тебе нужно спать. Отвести? Отнести?

– Спасибо, доберусь сама, – улыбнулась я, отчего-то ощущая разочарование.

Конечно, мне и раньше было ясно, что Йен не преувеличивал, когда говорил, что это был наш последний шанс остаться наедине – в ближайшее время, по крайней мере… Но я ужасно скучала. Правда.

Почти невыносимо.

Лампа в спальне горела слабо; мне в старой квартире не хватало такого источника света – ненавязчивого, тёплого, рассеянного, но сейчас полумрак почему-то раздражал. Я забралась в кровать и натянула одеяло до подбородка; простыня сбилась под пятками неудобной складкой, но вставать и расправлять её не хотелось. И двигаться тоже, пожалуй… То чужое, напускное одиночество из сна всё ещё довлело надо мной, подминало под себя, путало мысли. Вот ведь ирония – столько лет я мечтала избавиться от голосов в голове, остаться наедине с собой, а как только получила долгожданную, выстраданную порцию приватности, то ощутила себя почти что преданной.

Наверное, это просто привычка; надо немного перетерпеть, и всё встанет на свои места…

– Сестра, – вдруг позвала меня Салли громким шёпотом. – Можно?

Она стояла на пороге комнаты, завернувшись в собственное одеяло, словно ребёнок, испуганный раскатами грома. Вот только взгляд у неё был совершенно обычный, без всякого страха, разве что чуть более внимательный.

«Да она не для себя это делает, – пронеслось в голове. – А для меня».

– Залезай, – улыбнулась я и перекатилась в сторону, уступая часть кровати. – Будем считать, что мы ночуем одни, а все взрослые уехали куда-то.

Салли по-солдатски ровно улеглась на краешке постели и пристально посмотрела на меня:

– Как в фильме?

– Как в жизни, – пробормотала я, проваливаясь в сон, и успела подумать, что из нашей истории получился бы неплохой поучительный рассказ для блога Куницы.

Очнулась я резко и неприятно, словно от громкого, пугающего звука. Салли не было. Наверное, она дождалась, когда меня вырубило, и ушла спать к себе – или продолжила тренировки, к которым питала нездоровое пристрастие. В комнате между тем стояла приятная тишина: шелестел ветер за иллюзорным окном, тикали невидимые часы, в отдалении слышался мерный шорох волн, окатывающих берег. Всё, разумеется, ненастоящее, но создающее идеальный фон – спать бы ещё и спать, тем более что ночь едва перевалила за середину. Но обострившееся чутьё выдернуло меня из нагретой постели, заставило переодеться, влезть в кроссовки и подняться на второй этаж, к нашей условной кухне.

Йен был там – готовил завтрак на троих, повелевая зачарованной утварью, и одновременно корпел над запиской, смешно прикусив губу. Когда я вошла, он подскочил, точно его на горячем поймали.

– Урсула, – нервно улыбнулся он, возвращая на место завалившиеся было летучие сковороды, и аккуратно растёр записку по столу, заставив бумагу исчезнуть. – Не спится? Или проголодалась? Если так, то могу сделать тебе что-нибудь несложное, я как раз закончил с медитацией и решил…

– …решил упустить прекрасный шанс порисоваться с утра и сорвать порцию аплодисментов? – скептически закончила я за него. – Куда ты собрался? Ещё и тайком?

Он с сомнением посмотрел на меня.

Я скрестила на груди руки.

Он выгнул бровь.

Я не двигалась.

Он переступил с ноги на ногу и откинул волосы с лица.

Я не двигалась.

Он глубоко вздохнул и сел за стол, щелчком пальцев создавая две кружки и приманивая одну из кастрюлек с плиты.

– Может, горячего шоколада? И поговорим немного.

Вообще-то я почти весь день проспала и благополучно пропустила ужин, поэтому сейчас и правда изрядно проголодалась, так что предложение пришлось весьма кстати – но только не в качестве попытки уйти от ответа или потянуть время.

– Сразу скажи, – попросила я, пригубив шоколад. Безупречно приготовленный – кто б сомневался. – Ты ведь не собирался в одиночку идти вызволять Хорхе? Великий и ужасный Лойероз – один против Запретного Сада, часть вторая?

Судя по тому, что Йен откликнулся не сразу и задумчиво уставился в собственную чашку, это была одна из вероятных опций, но не основная.

– Я размышлял о чём-то подобном, – признался он наконец, по-прежнему не поднимая взгляда. – Но, как и говорил уже прежде, я не собираюсь повторять свои старые ошибки. Вот с твоей, незамутнённой чародейскими предрассудками точки зрения, почему меня смогли победить пятьдесят лет назад?

Этот его вопрос настолько сильно резонировал с моими собственными недавними размышлениями, что я рефлекторно опустила голову, прячась за чашкой. И предположила, разумеется, не вполне искренне:

– Ну… их было слишком много? Навалились кучей?

Мой ответ, скорее, напоминал комплимент, чем «незамутнённую чародейскими предрассудками точку зрения», однако Йен просиял:

– Именно! Браво, дорогая. Жаль, я сам понял это довольно поздно. Накануне решающей битвы у меня не осталось союзников – ни одного, – продолжил он, но теперь его голос звучал отстранённо, нейтрально. – Мой выбор, целиком и полностью. И, как показало время, неудачный.

Видимо, спросонья соображала я не слишком быстро, поэтому ничего не поняла и честно переспросила:

– В смысле – твой выбор?

Йен, не глядя на меня, покрутил в руках чашку – и развеял её звонким щелчком по ободку. И ответил:

– В прямом. Я отказался от помощи. Или – в некоторых, особенно тяжёлых случаях – сделал так, что никакой поддержки мне так и не предложили.

Тут наконец до меня начало доходить.

– Хорхе. Он сказал, что не был на твоей стороне в тот день. Хотя сейчас не похоже, чтобы он что-то имел против тебя.

Когда Йен вновь поднял взгляд, выражение лица у него было сложным: и злость, и грусть, и тень приятных воспоминаний. А у меня, если честно, мурашки по спине пробежали от нехороших предчувствий.