Правдивая история короля Якова - Анфиса Каховская

Твой любящий отец.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ,

на этот раз на самом деле последняя.

Дарина сложила письмо и бережно убрала его обратно в сундучок. На душе её немного потеплело – она будто поговорила с отцом. Да, с отцом! Ничто в мире не заставило бы её считать Арна чужим. Так же как она не могла смириться с мыслью, что Яков – её родной отец.

Дарина перечитывала письмо каждый день – оно было единственной ниточкой, соединяющей её с прежней жизнью, единственной её радостью. Она думала о том, что не случайно нашла его так вовремя – накануне ненавистной свадьбы. Словно отец и из Того Мира, как обещал, нашёл способ помочь ей. Письмо обнаружилось в том самом сундучке, который отец подарил ей в последний день. Утром, в день свадьбы, желая отвлечься от горестных мыслей, Дарина принялась разбирать вещи, которые ей доставили из дома, и очень быстро на глаза ей попался сундучок. Сколько приятных воспоминаний было с ним связано! Дарина бережно открыла крышку и сразу увидела небольшой, сложенный вчетверо листок бумаги, которого, она была уверена, не было там раньше. Позже она сообразила, что отец заколдовал письмо, сделал его невидимым, рассчитывая, что с его смертью чары разрушатся и Дарина его найдет. Так и случилось. Тут-то Дарина и догадалась, почему отец так настаивал, чтобы она всё время держала сундучок при себе, так волновался, что она его потеряет, вспомнила про обещанный «сюрприз».

Обливаясь слезами, Дарина прочитала письмо, боясь поверить тому, что было в нём написано. Но к приходу Короля она уже несколько овладела собой и нашла силы передать ему второе послание, обнаружившееся в сундучке.

Неужели с тех пор прошел целый месяц! Дарина поставила сундучок на полку и подошла к окну. Весь день она ощущала слабость, её знобило, голова была тяжёлой. Она проспала сегодня полдня, но облегчения не почувствовала.

Было уже поздно, но темнота то и дело вспыхивала яркими огнями, слышались возбуждённые голоса, музыка – город вовсю праздновал День Освобождения. День смерти её отца для остальных был праздником. На небольшом пятачке в сотне метров от её дома трое артистов разыгрывали весёлое представление: что-то выкрикивали по очереди в образовавшуюся вокруг толпу, один играл на гитаре, двое других плясали и пели. «Интересно, где сейчас Иларий», – подумала Дарина. Она часто его вспоминала.

После того, как покинула Дворец, она долго набиралась храбрости пойти к Королю и напомнить, что он обещал освободить Илария. Стоило ей представить, что она вновь увидит Якова, как ноги её подкашивались. Кроме того, она всерьез опасалась, что он на этот раз не выпустит её из Дворца, да еще и припомнит Слово Арна.

Наконец решилась. И всё оказалось гораздо проще, чем она предполагала. Король действительно предложил ей остаться, но очень вяло, словно исполнял какой-то надоевший ритуал, а когда она отказалась, больше не настаивал. Он вообще сильно отличался от того, каким был раньше. Он словно спал на ходу и ни к чему не проявлял интереса. Даже при виде Дарины в его глазах хоть и зажёгся огонёк, но очень слабый и где-то глубоко-глубоко внутри.

Впрочем, её просьбу он обещал выполнить, и она ушла, лелея надежду, что так и случится. Она, конечно, не могла знать, что Яков сразу же распорядился выпустить Илария, но распоряжение его, как всегда, попало в руки Селена, а тот, не отменив приказ Короля, отложил его выполнение до праздника, Дня Освобождения, в который планировал объявить большую амнистию.

Она надеялась, что Иларий давно на свободе, может, снова вернулся к отцу, и сейчас они, как и другие артисты, выступают где-нибудь на городской площади. Ах, если бы перед её окнами сейчас пел и шутил не какой-то неизвестный артист, а Иларий. Дарина пригляделась. Нет, конечно, его там не было. Она бы непременно узнала его, темнота бы ей не помешала.

Впрочем, был способ увидеть его. Отец её не знал, что она втайне от него потихоньку училась в ворожбе. Конечно, достигла она немногого, но всё же высматривать на воде то, что хотела увидеть, она умела. Правда, получалось это у неё не с первого раза и не всегда. Но почему бы сегодня не попробовать. Всего лишь один раз. В честь праздника.

Она налила воды в широкую миску. Сначала у нее ничего не получалось, но она упорно продолжала свое дело, и через несколько минут четко увидела Илария. Но увиденное повергло её в ужас: Иларий стоял по пояс в воде. Это, конечно, не было само по себе ужасным – мало ли, решил освежиться. Правда, вряд ли кому-то пришло бы в голову прохладной ночью в одежде залезать в пруд, но у каждого свои странности. Но Дарину испугало его лицо: с таким отрешенным и убитым выражением лица купаться посреди ночи не ходят. А ходят только…

Дарина вскрикнула и, забыв про недомогание, бросилась вон из дома. Место, где находился Иларий, она узнала. Не один раз стояла она подолгу возле этого пруда, глядя с тоской туда, где ещё недавно был её родной дом.

Она бежала изо всех сил, и сердце её замирало: она ясно видела, что не успеет – пруд был слишком далеко от её нового жилища. «Папа, мама, помогите мне», – умоляла она, вспомнив письмо отца.

Когда она, задыхаясь и шатаясь, как былинка на ветру, подбежала к воде, тьма была уже такая, что с трудом можно было разглядеть силуэты прибрежных кустов. Спотыкаясь и вытирая непрошеные слёзы, Дарина побрела вдоль берега, каждую минуту рискуя свалиться вниз. Что ей теперь было делать?

– Иларий!  –  слабо и безо всякой надежды позвала она.

Тишина.

– Иларий!

Лишь холодный ветер ответил на её призыв. Дарина кусала губы от отчаяния. Вокруг было черно и пусто, гнетущая тишина давила на уши, даже праздничный разгул сторонился этого проклятого места.

И вдруг тёмная фигура выросла будто из-под земли прямо перед ней.

– Дарина?

Она охнула и с размаху села на землю.

Иларий подбежал к ней и схватил за руку, видно, желая помочь, но девушка только смотрела на него, широко раскрыв глаза:

– Ты жив?

– Вроде да, – удивлённо ответил он. – А ты что здесь делаешь?

– Я… Я…

До неё стало доходить, в какую неловкую ситуацию она попала.

– Это ты звала меня?

– Да. Я просто…

Она торопливо поднялась. Боги, какое счастье, что темно, и он не видит её лица.

– Не ушиблась?

– Нет. Здесь земля сырая, мягко.

Сейчас он опять спросит, что она тут делала и как узнала, что он здесь.

– Ты одна?

– Да. Одна.

После этого потянулась бесконечно долгая пауза. Оба были в замешательстве.

– Ну, я пойду, – выдавила наконец Дарина, не придумав ничего получше.

– Тебе далеко?

– Нет. Не очень. Несколько кварталов.

– Тогда я провожу.

– Ладно.

Они молча прошли несколько шагов вдоль пруда.

– Мне в другую