История Русской армии. Том 1. От Северной войны со Швецией до Туркестанских походов, 1700–1881 - Антон Антонович Керсновский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наш левый фланг был прикрыт при Красном одной лишь 27-й дивизией генерала Неверовского, только что прибывшей к армии. Атакованная всей конницей Мюрата, дивизия эта в бою 2 августа покрыла себя и русское оружие громкой славой, но вынуждена была отойти к Смоленску. У Мюрата было до 23 000 (15 000 одной конницы) при 60 орудиях, у Неверовского 7000 человек и всего 7 орудий. Дивизия целиком состояла из новобранцев. Неверовский построил ее одной колонной, которую и повел по дороге (екатерининский «большак», обсаженный березами, что стеснило конницу). Перед боем он обратился к войскам с речью:
«Ребята, помните, чему вас учили. Никакая кавалерия не победит вас, только в пальбе не торопись и стреляй метко. Никто не смей начинать без моей команды!»
Полтавский полк тут же поклялся «умереть, но не сдаться». Все атаки налетавшей конницы были блистательно отбиты, и в промежутках между ними Неверовский производил дивизионное учение! Наш урон превышает одну тысячу человек, у французов, по их словам, убыло всего 500 («Неверовский отступил как лев», — пишет Сегюр). Прояви Мюрат меньше опрометчивости и используй он свою артиллерию — русская пехота была бы уничтожена. Узнав об этом деле, Барклай быстро отошел в район Смоленска, заняв город ближайшим корпусом Раевского. 3 августа обе русские армии стянулись под Смоленск. Багратион стоял за сражение, но мнение осмотрительного Барклая взяло верх. Положено лишь задержать французов арьергардом, а главные силы отвести за Днепр — и дальше.
Три дня — 4, 5 и 6 августа — шел под Смоленском жестокий и неравный бой. 30 000 русских (VII корпус Раевского, затем сменивший его VI корпус Дохтурова) удерживали 150 000 французов, дав возможность отойти наиболее угрожаемой армии Багратиона и оторваться от противника главным силам армии Барклая. 4 августа бой вели 15 000 русских с 23 000 французов, 5-го подошла вся французская армия. Оба штурма Смоленска были отражены с большим уроном для французов. В ночь на 6-е горевший город очищен, и весь день шли арьергардные бои. Наш урон свыше 7000 человек, французов — 12 000 человек.
Однако опасность еще не была окончательно устранена. 1-я армия находилась вечером 6 августа еще на петербургской дороге на правом берегу Днепра. В ночь на 7-е Барклай проселочными дорогами сворачивал ее на московскую дорогу вслед за Багратионом. 1-й армии надлежало совершить на следующий день чрезвычайно рискованный фланговый марш к Соловьевой переправе. Линия отступления («сматывание» войск с правого фланга к левому) шла параллельно фронту, и некоторые пункты, как Лубино, отстояли ближе от французов, чем от русских. С целью ее обеспечения Барклай выдвинул к Валутиной Горе боковой арьергард Тучкова 3-го. Весь день 7 августа до поздней ночи арьергард этот сдерживал французов, нанеся вдвое сильнейшему врагу вдвое тяжелые потери. В отряде Тучкова вначале было всего 3200 человек. К вечеру благодаря все время подходившим подкреплениям силы доведены до 22 000. У французов (корпуса Нея и Жюно, действовавшие, однако, несогласованно) было 49 000. Наш урон до 5000, французский — 8768 человек. Последняя наша атака велась при лунном свете, во время нее Тучков, израненный штыками, взят в плен.
Красный, Смоленск и Валутина Гора — три славных для нас дела первой августовской недели — окончились нашим отступлением, да и предприняты были ввиду облегчения общего отхода. И это бесконечное отступление казалось чудовищным стране, сто лет не испытывавшей вражеского нашествия, армии, воспитанной Суворовым! Со времен злополучного Сент-Круа ни один главнокомандующий не был так мало популярным, как «немец» Барклай. Его обвиняли в нерешительности, малодушии, государственной измене… Стоически переносил оскорбления этот великий Россиянин. Спасение возненавидевшей его армии стало его единственной целью — ему он принес в жертву все то, чем может пожертвовать человек и полководец (и далеко не каждый человек, не каждый полководец), — свое самолюбие, свою репутацию… Одному Богу известно, что переживал он в те минуты объезда полков, когда его «здорово, ребята» оставалось без ответа… Плывя против течения, «ломаясь, но не сгибаясь», Барклай тогда спасал эти полки, и две недели спустя на Бородинском поле от всех их будет греметь ему «ура»! Но горечь в душе останется — и вечером 26 августа, донося о том дне государю, он напишет: «Провидению угодно было сохранить жизнь, для меня тягостную…»
Уступая голосу всей армии и страны, Александр I назначил главнокомандующим Кутузова, прибытие которого к армии 17 августа при Цареве-Займище вызвало всеобщий подъем духа.
Кутузов всецело одобрял стратегию Барклая — его распоряжения по существу лишь подтверждали распоряжения его предшественников. Однако войскам отступать с Кутузовым казалось легче, нежели с Барклаем. В близости генерального сражения никто не сомневался, менее всех его желал, конечно, сам Кутузов. Недавнему победителю великого визиря пришлось все же внять «гласу народа» (почти никогда не являющемуся «гласом Божиим»), а самое главное — монаршей воле. У него было 113 000, у Наполеона 145 000.
И день 26 августа стал днем Бородина. 24 августа, после жаркого дела, французы овладели Шевардинским редутом — нашей передовой позицией. Бородинская позиция занимала по фронту всего 5 верст. Правый ее фланг прикрывался рекой Колочей, впадающей в Москву, центр защищали наскоро возведенные укрепления — флеши Багратиона и батарея Раевского (Курганная), слабой профили и незаконченные, левый фланг, примыкавший к Смоленской дороге, ничем не был прикрыт. В довершение всего этот левый фланг был слабее всего защищен (всего 5 егерских полков, тогда как центр защищало 4 дивизии, а без того сильный правый фланг даже 6 дивизий). Маршал Даву советовал Наполеону нанести удар в левый русский фланг, охватить его и сбросить всю русскую армию в Москву-реку, однако Наполеон не принял этот план, опасаясь, что русские его заметят и уклонятся от боя.
Весь бородинский бой — это лобовая атака французскими массами русского центра — батареи Раевского и флешей Багратиона (шесть раз переходивших из рук в руки между 9 и 12 часами). Жесточайшее побоище длилось шесть часов без всякого намека на какой-либо маневр, кроме бешеного натиска с обеих сторон. К 12 часам Наполеон сбил русских со всех пунктов и готовился нанести своими резервами решительный удар русской армии, когда внезапный рейд конницы Уварова навел невообразимую панику на тылы французской армии. Наполеон едва не попал в плен и распорядился отложить решительную атаку на следующий день.
До 5 часов вечера длилась адская канонада — был момент, когда на пространстве квадрата в версту стороной
