Черное пламя - Стенли Вейнбаум
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Такова была ситуация, когда однажды днем я зашел за ней и повел ее в лабораторию ван Мандерпутца. Мы условились втроем пойти на ланч в университетский клуб, но обнаружили, что профессор проводит какой-то опыт в большой лаборатории. Так что мы с Дениз вернулись в маленькую комнату, чтобы поболтать тет-а-тет.
— Я собираюсь стать очень хорошей писательницей, — мечтательно говорила она. — Когда-нибудь, Дик, я буду знаменитой.
Ну, все теперь знают, что это святая правда. Я тотчас же с ней согласился. Она улыбнулась:
— Ты милый, Дик. Очень милый.
— Очень?
— Очень, — повторила она с чувством.
Я надеялся на продолжение столь удачно начавшейся беседы, но к сожалению, ее внимание привлек иде-ализатор.
— Что это за безумное изобретение дяди Гаскела? — спросила она.
Я объяснил, боюсь, несколько невнятно. Тем не менее Дениз уловила суть, и в ее глазах вспыхнул изумрудный огонек.
— Это потрясающе! — воскликнула она, поднялась и шагнула к столу. — Я хочу это испробовать.
— Лучше не надо, это может быть опасно.
Зеленые глаза блеснули ярче.
— Но мне можно, — твердо сказала она. — Дик, я хочу… хочу увидеть моего идеального мужчину!
Я был в панике. А что, если ее идеал окажется высоким темноволосым и сильным, а вовсе не полноватым коротышкой с волосами песочного цвета?
— Нет! — горячо запротестовал я. — Я тебе не позволю!
Она опять засмеялась.
— Не будь глупеньким. Дик!
Она села, заглянула в трубку и скомандовала:
— Включай же!
Увы! Я не мог ей отказать. Я заставил зеркало вращаться, потом повернул рубильник. И тут же немедленно встал у нее за спиной, скосив глаза на появившееся в зеркале отражение.
Я весь задрожал. Кажется, идеальный мужчина Дениз не был брюнетом. Нет, определенно, его волосы были светлыми. Я даже начал воображать, что нахожу сходство с моими чертами. Вероятно, Дениз что-то заподозрила, потому что вдруг отвела глаза от зеркала и подняла голову, слегка покраснев от смущения, что было для нее крайне необычно.
— Как скучны идеалы! — объявила она. — Мне нужно настоящее потрясение. Знаешь, на что я собираюсь посмотреть? Хочу увидеть идеальный ужас. Вот что я сделаю. Я посмотрю на абсолютный ужас!
— Нет, ты с ума сошла! Я запрещаю! Это действительно опасно.
Из другой комнаты я услышал голос ван Мандерпутца:
— Дик!
— Опасно — чушь какая! — отрезала Дениз. — Я же писательница, Дик. Все это для меня — материал. Это же просто опыт, и он мне нужен.
Опять голос ван Мандерпутца:
— Дик! Дик! Иди же сюда!
— Послушай, Дениз, — обратился я к ней, — я сейчас вернусь. Будь паинькой, ничего не трогай, пожалуйста!
Я кинулся в большую лабораторию. Ван Мандерпутц распекал своих перепуганных ассистентов.
— Эй, Дик! — взревел он. — Объясни-ка этим дурням, что такое клапан Эммериха и почему он не действует в потоке свободных электронов! Пусть увидят, что это знает даже обыкновенный недалекий инженер.
Ну, вообще-то обыкновенный инженер этого не знает, но так уж случилось, что я знал. За год или за два до того я выполнял кое-какую работенку с турбинами в Мэне, а они там используют клапаны Эммериха, чтобы избежать большой утечки электричества из своих конденсаторов огромной мощности. Вот я и начал объяснять, а ван Мандерпутц время от времени вставлял замечания в обычном дружелюбном тоне; короче, освободится я смог только через полчаса. И тут же кинулся к Дениз.
Конечно же, девушка сидела, прижав лицо к проклятой трубке!
— Дениз! — вскричал я. — С тобой все в порядке? Дениз!
Она не пошевелилась. Я просунул голову между зеркалом и концом трубки — и то, что я увидел, меня просто ошеломило. Знаете, когда умный режиссер хочет вас напугать, он не показывает чудовище — он показывает лицо человека, который это чудовище увидел. Так вот, прелестное лицо Дениз сейчас могло напугать кого угодно. Так всеобъемлющ был застывший на нем невыразимый, непереносимый ужас.
Я кинулся к рубильнику.
Дениз не пошевелилась, даже когда трубки потемнели. Я оторвал ее от стола, повернул лицом к себе. Она вскочила со стула и кинулась прочь.
— Дениз! — закричал я. — Это же только я, Дик. Посмотри же, Дениз!
Но, как только я хотел подойти к ней, она отчаянно вскрикнула и упала в обморок.
И вот — неделю спустя я сидел перед ван Мандерпутцем в его маленьком кабинете. Исаак исчез, а стол, где находилась установка, опустел.
— Да, — сказал ван Мандерпутц. — Я ее размонтировал. Одна из немногих ошибок ван Мандерпутца — оставить ее там, где парочка олухов вроде вас с Дениз могла до нее добраться. Кажется, я всегда переоцениваю интеллект других людей.
Я ничего не ответил. Я находился в состоянии крайней депрессии и был готов соглашаться с профессором.
— Отныне, — резюмирован ван Мандерпутц, — не доверяю ни чьему разуму, кроме своего собственного. Даже голове Бэкона. Я оставил этот проект, потому что, если как следует подумать, зачем миру механический мозг, если у него есть ум ван Мандерпутца?
— Профессор, — внезапно вырвалось у меня, — почему мне не разрешают увидеться с Дениз? Я приходил в больницу каждый день, и меня впустили к ней в палату только один раз — всего только раз, и с ней тут же случился истерический припадок. Почему? Что, она… — я сглотнул комок стоявший в горле.
— Она поправляется, Дик.
— Тогда почему мне нельзя ее видеть?
— Ну, — спокойно сказал ван Мандерпутц, — ты сделал ошибку, просунув свое лицо перед зеркалом. Она увидела тебя посреди того кошмара, который сама вызвала. Понимаешь? С той минуты твое лицо ассоциируется в ее мозгу со идеальным ужасом.
— Боже, Боже мой! — выдохнул я. — Но ведь она это преодолеет, правда же? Она забудет…
— Молодой психиатр, который ее лечит, — способный парень, кстати, он разделяет некоторые мои идеи — верит в то, что она от этого избавится месяца за два. Но лично я, Дик, не думаю, что когда-нибудь ей доставит удовольствие вид твоего лица, хотя я сам повидал на своем веку физиономии куда более безобразные.
— Послушайте! — взмолился я. — Послушайте, профессор! Почему бы вам не привести ее снова сюда и не дать ей взглянуть на идеально прекрасного мужчину? И тогда я… я просуну свою физиономию на это изображение! Это… это не может не подействовать!
— Быть может, — произнес ван Мандерпутц, — но, как всегда, ты чуточку опоздал.
— Опоздал? Почему? Вы же можете снова наладить ваш идеализатор! Вы ведь можете превращать время в пространство, а электроны в кванты!
— Ван Мандерпутц — само великодушие, — произнес он со вздохом. — Я с радостью сделал бы это, но все-таки теперь уже немножечко поздно, Дик. Видишь ли, сегодня в полдень она вышла замуж за этого талантливого молодого психиатра.
Ну что ж, сегодня вечером у меня свидание с Типс Альвой, и я собираюсь на него опоздать — ровно на столько, на сколько мне захочется. А потом я весь вечер буду любоваться ее идеальными губами.
За поясом астероидов
Искупительная пирамида
Случалось ли вам когда-нибудь остаться разом без еды, без денег и без крыши над головой? Тогда вы легко сможете представить себе мое настроение в тот вечер, когда в мою комнату заглянул капитан Гаррис Хэншоу. Уточню, это была моя комната на ближайшие двадцать четыре часа, потом я должен был или полностью расплатиться, или выматываться ко всем чертям.
Неплохое положение для парня, который совсем недавно поднимал в небо ракеты, не так ли? Но я уже полтора года был безработным пилотом — отсюда все мои проблемы.
Я даже головы не поднял, когда услышал стук в дверь, — я ведь знал, что это может быть только квартирная хозяйка.
— Не время еще! — рявкнул я. — Имею право здесь сидеть!
— Ты имеешь полное право и дальше корчить из себя чертова дурня! — произнес Хэншоу.
— А что случилось? — спросил я, открывая дверь. — Поздновато для соболезнований, тебе не кажется?
— Пришел нанять тебя на работу, — отвечал он.
— Да-а? Должно быть, роскошное местечко. Возить в тачке песок или стричь травку на лужайках? Я ведь, черт возьми, такой голодный, что почти готов за это взяться — почти, но не совсем.
— Это работа пилота, — преспокойно заявил Хэншоу.
— Да кому нужен пилот с желтой карточкой? Кто доверит свой корабль трусу? Ты что, не знаешь, что Джека Сэндза навсегда вышвырнули?
— Заткнись, Джек, — коротко оборвал он меня. — Я предлагаю тебе работу под моим началом — пилотом в новой межпланетной экспедиции на Европу.
Тут уж я начал злиться. Понимаете ли, я ведь как раз возвращался с Европы, третьей луны Юпитера, когда укокошил гандерсоновское оборудование, и теперь у меня появилась дикая мысль, что Хэншоу просто пришел посмеяться над Джеком-недотепой.