Победа Элинор - Мэри Брэддон

Наконец, однако, совершенно неожиданно, без всякого участия с ее стороны, представился случай, которого она ждла с таким жадным нетерпением. Лора провела уже несколько дней в Приорате, и Элинор гуляла с ней по одной из крытых аллей старинного сада, в ожидании приезда Монктона и призывного звука обеденного звонка.

Октябрьское солнце сияло ярко и весело, осенние цветы возвышали своими пестрыми красками темную и густую зелень сада. Легкий ветер колебал высокие стебли аллей.

Молодые женщины ходили некоторое время молча по гладко укатанному песку аллеи. Элинор погрузилась в свои мысли и даже Лора не могла болтать беспрестанно без всякого поощрения. Но вдруг молодая девушка вздрогнула и остановилась, она сильно покраснела, схватила руку Элинор и крепко сжала ее. На другом конце аллеи показался Ланцелот Дэррелль. Он шел к ним навстречу, озаренный колеблющимся светом солнечных лучей, проникавших яркими пятнами сквозь ветви орешника. Элинор подняла глаза.

— Что с вами, Лора? — спросила она.

В эту минуту она увидела мистера Дэррелля.

Случай представился, наконец.

Молодой человек подошел к мистрис Монктон и ее подруге. Его бледность и серьезный вид изобличали душевное страдание. Он любил Элинор по-своему и ее внезапный от него побег возбуждал в нем сильное негодование. Мать его откровенно сообщила ему причину этого побега после замужества Элинор.

— Я приехал, чтобы иметь честь поздравить вас, мистрис Монктон, — сказал он тоном, которым намеревался уязвить молодую женщину прямо в сердце, но который, подобно всему, что он говорил, заключал в. себе, что-то натянутое, что-то отзывающееся мелодрамой, лишавшее его слова всякой силы и значения.

— Я хотел приехать с матушкой, когда она была у вас на днях, но…

Он внезапно остановился, взглянув на Лору с худо скрытой досадой.

— Могу ли я поговорить с вами наедине, мистрис Монктон? — спросил он, — я имею вам кое-что сообщить и должен говорить с вами без свидетелей.

— Но при Лоре, я надеюсь, вы можете говорить обо всем.

— Ни при ней, ни при ком другом… Я должен говорить с вами одной.

Мисс Мэсон взглянула на предмет своей любви с жалобным выражением на своем детском личике.

«Как он жесток со мной! — подумала она. Он, верно, влюблен в Элинор. Как гадко с его стороны любить жену моего опекуна!»

Мистрис Монктон не думала отказывать молодому человеку в его просьбе.

— Я готова выслушать о том, что вы желаете мне сообщить, — отвечала она.

— Очень хорошо! — вскричала Лора, — Я уйду, если вы желаете говорить секреты, которых мне не следует слышать. Только, право, я не могу постичь, какие между вами могут быть секреты. Мистера Дэррелля вы не знаете ни одним днем более моего, Элинор, и я не могу себе представить, что он может сообщить вам.

После этого протеста, мисс Мэсон повернулась к ним спиной, побежала по направлению к дому и пролила несколько тихих слез за большим кустом златоцветника.

«Он не любит меня ни на каплю, — шептала она, вытирая слезы, — Мистрис Дэррелль гадкая и старая лгунья. Я чувствую точно то же, что, должно быть, испытывала бедная Гельнер, когда корсар обошелся с ней так жестоко, а она только что из любви к нему совершила убийство».

Элинор и Ланцелот вышли из крытой аллеи и пошли обширным лугом по направлению к старым солнечным часам странной формы, с серым каменным пьедесталом, обросшим мохом. Возле него молодой человек остановился и оперся локтем на испорченный циферблат.

— Я приехал сказать вам, что вы бессовестно поступили со мной, Элинор Монктон.

Молодая женщина гордо выпрямилась.

— Что вы хотите сказать этим? — возразила она.

— То, что вы со мной кокетничали.

— Я кокетничала с вами?..

— Да, вы обманывали меня. Вы приняли мое объяснение в любви, вы допустили меня предположить, что вы меня любите.

— Мистер Дэррелль…

— Вы сделали более того, — вскричал молодой человек с запальчивостью: вы любили меня, а ваше замужество с Джильбертом Монктоном, человеком двадцатью годами старше вас, основано на одних низких и корыстолюбивых побуждениях. Да, вы любили меня, Элинор — это выказывало ваше молчание в тот день, хотя вы и не изменили себе ни одним словом. Вы не имели права поддаться убеждениям моей матери, вы не имели права оставлять Гэзльуд, не переговорив прежде со мной. Сердце ваше исполнено лживости и корыстолюбия, мистрис Монктон. Вы вышли за этого человека только потому, что он владетель прекрасного дома и может давать вам деньги на удовлетворение ваших женских прихотей, вашего эгоистического тщеславия…

Говоря это, Дэррелль презрительно указал на ее шелковое платье и на драгоценные вещи, украшавшие ее наряд. Элинор взглянула на него со странным выражением на лице.

— Думайте обо мне все, что вам угодно, — сказала она, — полагайте, что я вас люблю, если вам это нравится.

Она как будто говорила ему:

«Попадайте в свою собственную ловушку, если вам этого хочется, хоть я недостаточно низка, чтоб поставить вам подобную западню».

— Да, Элинор, вы поступили вероломно и корыстолюбиво… и даже, может быть, поступили безумно. И я скоро могу быть богатым человеком: я могу стать владельцем Удлэндского поместья.

— Я не полагаю, чтобы вы когда-нибудь унаследовали это имение, — медленно произнесла Элинор. — Вы приписываете мне низость и корыстолюбие, разумеется, вы вольны думать обо мне что вам угодно, но разве вы никогда не поступали подло из-за денег, мистер Ланцелот Дэррелль?

Лицо молодого человека вдруг сделалось мрачно.

— Совершенным никто быть не может, — отвечал он, — На ком нет своих пятен? Я очень страдал от бедности и потому нередко был вынужден поступать так, как поступают все другие, когда карман их пуст.

Наблюдая за его пасмурным лицом, Элинор вдруг вспомнила, что не таким образом ей следовало вести свою игру. Цель, которой она решилась добиться, не могла быть достигнута прямотой и честностью. Ланцелот Дэррелль обманул ее отца, а потому и она могла обмануть его.

— Будемте друзьями, — сказала она, протягивая ему руку.

— Я этого желаю.

Ее движению было два свидетеля: мисс Мэсон, которая стояла в это время возле своего опекуна, наблюдая за группою у солнечных часов, и Монктон, возвратившийся из Лондона и пришедший в сад отыскивать жену.

— Они отослали меня, — сказала Лора, — пока нотариус смотрел на Элинор и Ланцелота. — Он хотел ей что-то сообщить, о чем мне будто бы не следовало слышать. Вы оставите его к обеду — я надеюсь.

— Нет, — отвечал резко Монктон.

Ланцелот держал несколько минут руку Элинор, прежде чем выпустил ее из своей.