Памятники Византийской литературы IX-XV веков - Сборник

«Книга Синтипы»

(XII в.)

Так озаглавлен сборник рассказов фольклорного происхождения, внешне объединенных следующим сюжетом: царский сын, научившись разным наукам от философа Синтипы, возвращается к отцу, чтобы показать свои знания, но должен молчать семь дней из–за неблагоприятного положения звезд, которое обещало ему беду. Жена царя пытается соблазнить юношу, но терпит неудачу, тогда она возводит вину на пасынка. Царь хочет казнить сына. Но семь советников царя, стремясь предотвратить несправедливую казнь, приходят к царю по очереди в течение семи дней и рассказывают случаи женского коварства и вероломства. После рассказов каждого советника царь отменяет приказ о казни, но это служит причиной для рассказов защищающей себя жены царя, и после них приказ о казни снова вступает в силу. Накануне седьмого дня, когда ожидается рассказ «самого мудрого» советника, жена царя признает себя побежденной и пытается броситься в костер. Через семь дней юноша получает возможность рассказать отцу истинное положение дел. Затем отец, желая узнать, чему выучился сын, задает юноше различные вопросы, главным образом этическо–философского характера. Юноша отвечает в стиле афористической народной мудрости. Таким образом, в «Книге Синтипы» собраны 20 новелл, 14 из которых рассказаны советниками, 6 — женой царя. Каждая из них композиционно закончена. Содержание их разнообразно, местами встречаются фривольности и грубая эротика; есть несколько басен, использующих образы животного царства. Основой «Книги Синтипы» послужила индийская повесть о семи мудрецах, и некоторые новеллы или их сюжетные прообразы сохранились до настоящего времени в «Панчатантре». И само имя «Синтипа» — один из фонетических вариантов имени «Синдбад». Из Индии история семи мудрецов распространилась по всему восточному миру: ее переводы (или точнее обработки) появились в Персии, Аравии, Сирии. Сирийский перевод послужил оригиналом для предлагаемой здесь греческой версии, по времени распространения, видимо, синхронной «Варлааму и Иоасафу», которая стала посредником между Востоком и Западом в передаче этого материала.

В Европе рассказы из «Книги Синтипы» проникли, в средневековый сборник «Деяния римлян», в «Декамерон» Боккаччо, в староиспанскую, германские и славянские литературы. В Россию повесть о семи мудрецах пришла из Польши лишь в конце XVI в.

Наиболее интересная и индивидуальная черта греческой обработки «Синтипы» — сочетание восточных и христианских мотивов, из которых вторые особенно заметны в беседе царя с сыном.

КНИГА ФИЛОСОФА СИНТИПЫ [398]

Некогда жил царь по имени Кир. Было у него семь жен, а детей не было. Поэтому, страстно желая иметь детей, он горячо молился о даровании ему потомства. И вот после долгих молитв об этом рождается у него сын. Мальчик рос и отлично во всем преуспевал, развиваясь по мере роста, как деревцо, за которым хорошо ухаживают.

Как только вышел царевич из младенческого возраста, отец отдал его в ученье, чтобы усвоил он премудрые науки. Проучился он три года и ничего не усвоил.

Не зная, что делать, царь сказал: «Если бы и много лет еще пробыл мой сын у этого учителя, ничему он все равно у него не выучится. Отдам–ка я его философу Синтипе, потому что слышал я, что он человек очень ученый и разумом своим всех превосходит».

Так царь сказал и сейчас же послал за Синтипой.

«Как по–твоему, философ, — сказал он, — нужно воспитать моего сына и сколько времени понадобится для этого?»

«Я готов, царь, — ответил Синтипа, — взять твоего сына на шесть месяцев и никак не больше, обучить его, воспитать и сделать из него такого мудреца, что мудрее твоего сына никого другого и сыскать невозможно будет. А если по истечении этого срока я не представлю тебе твоего сына таковым, пусть лишусь я жизни, царь, и все благосостояние мое да будет во власти твоего величества. Невозможно себе представить, чтобы такая большая, цветущая страна, главное богатство которой заключается в ее царе, где живут люди, преисполненные разума и отваги, не имела мудрого мужа, не владеющего в совершенстве хотя бы врачебным искусством. Ведь если в такой стране пользуется славой человек иных качеств, то и вообще незачем кому то ни было заниматься этим искусством. Знаю я, что цари сердцем своим огню палящему подобны, потому и следует находиться им среди философов, чтобы никого из подданных не казнили они незаслуженно, когда сердце их кипит гневом. Так вот, царь, если я верну тебе твоего сына совершенным философом, как об этом я заявляю, то пусть и твое величество благосклонно пожалует мне, если я чего–нибудь потребую».

Царь ответил философу:

«Что же бы это было такое? Скажи мне, и если это в моей власти, обещаю тебе немедленно сделать. Если же невозможного потребуешь, не смогу неисполнимое исполнить».

А Синтипа, желая, чтобы царь исполнил его требование, ответил иносказательно;

«Царь! Пусть не придет тебе желание сделать другому то, что было бы тебе неприятно получить от другого».

Царь тотчас согласился с этим замечанием философа и, чтобы вселить в него полную уверенность, сказал: «Чего бы ты ни попросил у меня, все тебе дано будет».

Обменялись они такими словами, и выдал философ Киру обязательство, которым было установлено, что через шесть месяцев и два часа философ вернет царю его сына, а тот к тому времени усвоит всю науку; если же договор не будет выполнен в срок, то Синтипа ответит своей головой.

Вот на таких условиях царь и вручил своего сына философу. Синтипа же, приняв царевича из рук отца, отвел его в свой дом.

Первым делом построил он для царевича новый дом, красиво выбелил его внутри, а затем расписал стены так, что было там все, чему он хотел научить юношу. А потом он и говорит: «В этом доме, юноша, ты будешь проводить все время, пока твердо не усвоишь всего, что изображено на его стенах». И стал с тех пор философ жить вместе со своим воспитанником, безотлучно находясь при нем и разъясняя ему надписи и изображения на стенах. Пища же и питье доставлялись им с царского стола. Тщательно заботился философ о своем ученике, пока в течение шести месяцев не закончил его обучения с таким расчетом, чтобы ни единого часа не просрочить из обусловленного срока.

И познал таким образом юноша, то, чего никто другой постигнуть не может.

За день до срока царь послал спросить философа, как обстоит дело с его обещанием. Философ ответил царю: «Желание твое, великий царь, на радость тебе исполнилось: приведу к тебе завтра твоего сына во втором часу дня, и увидишь его таким, каким хотел видеть».

Возликовал царь при такой вести, и благими надеждами преисполнилось сердце его.

Тогда говорит философ юноше: «Решил я в эту ночь вопросить звезды и узнать, какая участь предназначена тебе при рождении. И если это будет на пользу тебе, завтра приведу я тебя к отцу твоему».

Рассмотрев положение звезд, философ пришел к заключению, что не полезно будет вернуться царевичу к отцу, пока не пройдет еще семи дней после срока, назначенного самим философом: в противном же случае смертельная опасность встанет перед царевичем.

Итак, узнав об этом ночью после своих наблюдений над звездами, так опечалился философ, что совсем не знал, что делать. Увидел царский сын, что философ так сильно огорчен, и стал его спрашивать:

«Чем ты так смущен, учитель, и отчего так мрачен»? Открыл философ юноше причину своей печали, а тот и говорит ему:

«Если тебе угодно, учитель, и ты так находишь нужным, то не то что весь следующий месяц я не произнесу ни слова царю, но буду молчать столько времени, сколько ты пожелаешь».

«Но ведь я заключил с твоим отцом условие, — сказал философ, — и нарушить его мне никак нельзя: я уговорился с ним, что завтра во втором часу дня поставлю я тебя перед его очами, и вовсе не хочу быть обманщиком. Мы сделаем так: я на время скроюсь и буду в потаенном месте, а ты завтра во втором часу иди к твоему отцу и царю, и предстань пред ним согласно нашему договору, но пусть встреча с ним не заставит тебя нарушить молчания, и ни одного слова не должен ты произносить, пока не пройдет еще семи дней».

На другой день утром идет молодой человек к отцу и, явившись перед ним точно во втором часу, кланяется ему в землю.

А царь, подозвав к себе сына поближе, с любовью обнял его и стал ласково говорить с ним. Сын же ничего не отвечал царю, но стоял безмолвно, не сводя глаз с отца.

Тогда отец в ожидании ответа сына опять стал задавать ему вопросы, юноша же, как и раньше, стоял молча и ничего не отвечал, не обращая внимания на то, что царь, преисполненный радости от свидания с сыном, восседал на высоком троне, а вокруг стояли все сановники, приглашенные им послушать, какие успехи в науках сделал его сын.